Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ) - Люксембург Александр Михайлович

В иных своих стихотворениях Муханкин делает упор на невозможность для бывшего зэка, попавшего на волю, вписаться в привычную человеческую жизнь, мирно устроиться в какой-нибудь ячейке общества, найти себе достойное применение. Он развивает в поэтической форме тот же тезис, который так подробно разрабатывался в его «Мемуарах» (см. главы 6, 8).

НЕТ ЖЕЛАНИЯ В ТЮРЬМУ СЕСТЬ

Читатель уже, безусловно, заметил, что, начав с довольно неуклюжих и примитивных поэтических текстов, Муханкин постепенно явно вошёл во вкус, и он затем пишет все более уверенно, увлеченно, прибегая иной раз к смелой образности и метафоричности. Он придает очевидную значимость своему поэтическому творчеству, даже упивается им. Ему уже недостаточно использовать возможности поэзии в чисто игровых или прагматических целях, он постепенно входит в роль поэта, и ему — отчасти бессознательно, а возможно, даже и сознательно, — приятно предаваться мечтам о том, что даже он, страшный серийный убийца, пытающийся перещеголять Чикатило, сумеет войти в историю не только в качестве одного из самых кровожадных монстров, но и тонкого, изысканного лирика, чьи вирши достойны того, чтобы сохраниться в сознании людей. Парадоксальным образом в его тетрадях в деформированном виде возникает тема «поэта и поэзии».

Я НЕ ПОЭТ

«Я не поэт», — полемически заявляет здесь Муханкин, но тут же опровергает это утверждение, добавив, что стихи его будут жить даже тогда, когда самого его не станет. Ясно, что это возможно лишь потому, что, как намекает автор, значимость их достаточно велика. «Ты», к которому обращается лирический герой, не вполне очевидно: возможно, это Яндиев, а возможно, Муханкин интуитивно прибегает к традиционной поэтической практике, согласно которой поэт обычно апеллирует к своему предполагаемому читателю.

Интересный поворот эта тема получает в другом стихотворении, где она разрабатывается так же.

Я СЖИГАЮ СВОИ СТИХИ

Обратим внимание на то, сколько скорби вызывает условное допущение, что листок со стихотворным муханкинским текстом может истлеть или сгинуть непрочтённым. Тюремный поэт убежден в трагичности такого исхода. И хотя, как мы помним, он написал стихотворение «Я не Пушкин, не Есенин», под приведенным выше текстом он сделал несколько позже такую приписку, свидетельствующую о несомненных творческих амбициях:

Иной раз Муханкин выступает в жанре любовной лирики. А ведь в его положении (не забудем, что даже он сам понимает, что является серийным убийцей) декларация обычных человеческих любовных желаний и пристрастий кажется и неуместной, и даже несколько кощунственной. Однако новоявленный поэт ведет сложную и изощренную игру, ставка в которой — жизнь, и ему кажется, что если его читатель поверит в глубину описываемых им любовных переживаний, то он не сможет быть столь суров при принятии решений, от которых зависит сама возможность его дальнейшего существования. Что может быть выше и привлекательнее искреннего чувства? И кто осмелится поднять руку на того, кто сумеет ярко и выразительно воспеть его?

ВИДНО, ДЕЙСТВУЕТ ТОЖЕ ВЕСНА

Воспетая здесь «малолеточка» не персонифицируется. Автор, возможно, сознательно мистифицирует Яндиева (а заодно и всех нас), побуждая тщетно искать ей соответствия в тех разделах его текстов, которые посвящены «героиням его романов». К сожалению, он не учитывает того, что заверения о его неспособности сломать «ветку хрупкую» вступают в откровенное противоречие не только с рядом трагических эпизодов описанной выше криминальной драмы (см. главы 9-11), но и со стихотворением самого Муханкина «Эх, лучше б не было однажды».

Если в приведенном выше стихотворении юная дева сопоставлена с «черешней скороспелой», то в другом поэт обращается к как бы вполне реальной вишне, и любовная тема представлена здесь более метафорично.