Серийный убийца: портрет в интерьере (СИ) - Люксембург Александр Михайлович
Парадоксальным образом Муханкин-поэт выступает здесь критиком советской эпохи. Именно она, согласно избранной им логике рассуждений, всецело ответственна за то, что ценность человеческой жизни измеряется ничтожно малыми величинами. Так неужели следствие и суд не примут во внимание, что «во всей измученной России царит в сердцах злоба и мрак», что так или иначе, «пока не вымрет поколенье красноидейных дикарей», терпимость и добро не смогут убедительно заявить о себе? Он призывает своих судей умерить пыл и не поддаваться жажде месте, ибо следует помнить: а судьи кто?
Дальше — больше. Выдвигается тезис о том, что все самое худшее, что проявилось в личности поэта, было воспринято им у социума. Сперва общество издевалось над ним, подавляя в нем какие бы то ни было ростки добра, но оно не сумело «добить» его, и меч зла бумерангом вернулся к тем, кто впервые пустил его в ход.
Сперва Муханкин-поэт только обличает больное, затопленное волнами зла общество, но потом он переходит к откровенному поношению ненавидимого им мира «людей-крыс», «шакалья», «гадья». Несколько забывшись, он приоткрывает нам всю глубину отвращения к людям, которых ни во что не ставит, которые, с точки зрения эгоцентриста-садиста, годны лишь для роли объектов жестоких экспериментов. Свои убийства он представляет чуть ли не как акты справедливого протеста против всевластия «гадья».
Я ТОЖЕ РОДОМ ИЗ НАРОДА
В этом стихотворении, помимо всего прочего, обращают на себя внимание два момента. Во-первых, утверждение, что «гадье» не в состоянии «понять больной души серийного убийцы». Следовательно, Муханкин четко отдает себе отчет в том, кто он такой, какова его сущность. Во-вторых, в финале стихотворения автор вводит упоминание о чистейших, мудрейших, простых, о тех драгоценных святых людях, которые противопоставлены «гадью» и прочей мрази. Совершенно очевидно, что исключение он делает для «отца родного», чьи симпатии хочет любыми средствами завоевать.
В некоторых стихотворениях Муханкин стремится комбинировать настроение экзистенциальной тоски, страха и отвращения к окружающему миру, осуждение его бездушия и жестокости, раскаяния и ожидания смерти с попыткой создать у читателя иллюзию, будто он сам искренне выстрадал решение прийти с повинной и поведать миру о тех муках, от которых корчится душа убийцы.
ОДНАЖДЫ Я МОЛЧАНИЕ НАРУШУ
