Николай Федоренко - Японские записи
Мы покидаем город храмов, памятников старины, минувшей славы. Нара дремлет. Древняя безжизненная Нара. Все в ней обращено в бездну прошлого. И меня не покидает ощущение страшной пустынности этого прославленного в истории Японии города. Словно по сказочному велению Нара застыла в своем необыкновенном развитии, ознаменовавшемся в эпоху становления японского феодализма.
Никко – солнечное сияние
Режущая глаз золотая глазурь забрызгала широкие просторы зеркальной глади залива, перебросилась по каменистым отвесам побережья и бросила длинные зигзагообразные лучи на изборожденную вершину взметнувшейся в небо горы. Небольшие, полупрозрачные клочья разорванного неспокойным, мечущимся ветром тумана проносятся перед нашими глазами и вскоре растворяются где-то совсем близко.
За окном экспресса, который мчит нас в Никко – город префектуры Тотиги, точно кинокадры мелькают поливные рисовые поля, раздробленные на мелкие лоскуты, образующие пеструю мозаику. Временами встречаются буйволы, медленно передвигающиеся, будто плывущие, в топкой тине распахиваемого поля, а позади животного – погон-шик, погрузившийся до пояса в густую вязкую массу, залитую студеной водой, которую он, как и животное, разрезает собою.
Нескончаемо тянется вереница приземистых сельских хижин, однообразных серых построек.
Временами внезапно возникают громадные заводские корпуса с высоко взметнувшимися дымящими трубами из красного кирпича. Поездка по японским железным дорогам, полностью электрифицированным и с большой точностью обеспечивающим движение электропоездов, во многом напоминает путешествие на автомобиле. Извилистые горные дороги, с которыми мне пришлось познакомиться в разных районах Японии, едва ли уступают в чем-либо аналогичным по профилю дорогам Швейцарии, Италии или Австрии. Склоны гор с цитрусовыми садами, чайными плантациями, рисовыми поливными полями и огородами так же сменяются населенными пунктами с промышленными предприятиями, множеством заводских труб, фабричными корпусами.
Слева из миражного солнечного тумана в ранних утренних лучах выросла изумительно стройная вершина Фудзияма.
Панорама Никко – одного из наиболее колоритных по своей живописной природе и расположению городов Японии – ярко передает гордое величие живой природы этой островной, преимущественно горной страны. «Никко» по-японски означает «Солнечное сияние». Недаром среди японцев широкой известностью пользуется выражение: «Не говорите „изумительно“, пока не увидите Никко!» Мы любуемся в Никко отвесными громадами скал, устремленных, кажется, к самому небу. Они представляются неизмеримо высокими, потому что их едва видные пики растворяются в молочной пене стремительно летящих облаков.
Никко, как одно из «священных мест» и достопримечательностей Японии, привлекает колоссальное количество паломников и туристов. Сюда устремляются японцы из различных мест своей страны и множество зарубежных туристов. Это вызвало к жизни большой и своеобразный промысел. И здесь японцы проявили себя как незаурядные психологи, предприимчивые коммерсанты. Они давно уже сообразили, что их исторические места, живописные озера и вулканические горы могут весьма эффективно эксплуатироваться для извлечения иностранной валюты, которая затем может быть обращена на приобретение за границей необходимого Японии сырья, машин, недостающих продуктов и т. п. Отсюда возникла хорошо налаженная система обслуживания иностранных туристов, а также «деловая вежливость» и «предупредительность».
Днем и ночью, в любой час суток, агенты туристских контор и отелей подстерегают иностранных туристов, предлагая им свои услуги, машины, гостиницы, рестораны, «любой сервис». Широко и тонко действует изощренная реклама с ее зазывными и броскими названиями и рисунками.
Во всех отелях и гостиницах, на вокзалах и в аэропортах, у храмов и музеев – всюду киоски, предлагающие приобрести сувениры и памятные подарки: здесь и цветные альбомы с фотоснимками и открытками, и статуэтки, и художественная вышивка, и резные фигурки, и масса всякого рода безделушек, которые выполнены с мастерством и вызывают интерес прохожих. Изготовлением сувениров и художественных безделушек заняты многочисленные предприятия, целые отрасли кустарной промышленности Японии.
Само собой разумеется, что на японских островах нет недостатка в таких заокеанских туристах, которые везут в своих сумках не только контракты на производство вооружения и боеприпасов, но и разного рода планы создания новых морских и авиационных баз на японской земле. В тенистых двориках и чудесных садах, в чайных домиках и ночных клубах Токио заморские вояжеры, высокорангиро-ванные представители Пентагона и доверенные лица «делового мира», выполняющие обычно функции организаторов разведывательной службы, осуществляют далеко не безобидный зондаж и сговариваются о чудовищных планах милитаризации и новых авантюрах агрессивной войны. Здесь также нередко можно видеть целые вереницы пресыщенных туристов, заокеанских толстосумов, жадных до экзотики и всякого рода зрелищ. Они, разумеется, не утруждают себя праздными мыслями, не занимаются поисками причинной связи существования в Японии социальных контрастов и раздирающих общественных противоречий. Они заняты в Японии иными мыслями и делами. У них свои цели: беззастенчивый грабеж и нажива на всем, что способно приносить барыши.
Подобно многим замковым и храмовым городам Японии, и в частности таким, как прославленные Киото и Нара, старинные храмы и кумирни являются едва ли не основной достопримечательностью и Никко. Здесь расположен один из главных местных храмов синтоизма, называемый Тосегу, что означает «Храм восточного сияния». Он находится у подножия высоких гор, покрытых снегом почти до самой подошвы. Вокруг густые заросли вековых криптомерии. Многим из этих гигантских деревьев насчитывается свыше трехсот лет. Лес криптомерии, занимающий площадь в 25 квадратных миль и насчитывающий 17 тысяч корней, составляет большую ценность храма. Жрецам не чужды интересы бизнеса: каждый ствол криптомерии сбывается ими не за одну сотню тысяч иен: как говорится, «сияние золота сияния Будды милее», потому что «в блеске золота и дурак умным кажется».
Храм был воздвигнут сегуном Хидэтада в XVII веке в честь Иэясу (1542–1616), первого сегуна из дома Токугава, основателя последней сегунской династии в Японии. Японская историческая традиция связывает с именем Иэясу заслуги в деле прекращения междоусобного кровопролития в стране, объединения феодально раздробленной Японии, экономического и культурного подъема. Храм строился с января 1635 по март 1636 года. В выполнении строительных работ храма, по данным японских источников, было занято в общей сложности 4 миллиона 541 тысяча 230 человек, а также израсходовано денежных средств, серебра и риса в перечислении на современные цены свыше 8 миллиардов иен. Крупнейшие японские архитекторы, скульпторы, резчики, художники были собраны со всей страны, чтобы выполнить «строжайшее повеление» о создании «величайшего мавзолея на всей земле». Было израсходовано «330 миль бревен», «шесть акров листового золота» – вот почему, как гласит японская поговорка, «у кого деньги, к тому и Будда лицом». Храм постоянно реставрируется, и эти работы не прекращаются в течение всего года. Только для текущих реставрационных работ храму ежегодно требуется три тонны лака, большое количество эмали, пять килограммов золота – «и позолота сходит»…
Храм Тосегу состоит из 28 основных сооружений и занимает площадь в 80 тысяч квадратных метров. За триста с лишним лет своего существования он перестраивался более двадцати раз. В отличие от других синтоистских храмов в Японии, стремящихся сохранить старинную простоту, этот храм старается прежде всего содержать все сооружения и их внешний вид в том первоначальном блеске, в каком храм был по окончании строительства. Еще до того, как посетить храм Тосегу, мне приходилось слышать от японских архитекторов и художников самые восторженные отзывы относительно его изумительной архитектуры, уникальных скульптурных ансамблей, резных фресок и художественных панно, являющихся типичными для периода Эдо (1603– 1867), когда господствовал сегунат Токугава. Храм Тосегу поистине представляет собой великолепное творение старинных японских мастеров, поражающих своим тонким, ажурным искусством резьбы и лепки, применения эмали и лака, высоким эстетическим вкусом.
Мы поднимаемся по широкой каменной лестнице и оказываемся у главных ворот храма, построенных в виде двенадцатиколонного двухъярусного сооружения. Ворота имеют два названия: Йомэймон, «Врата солнечного света», и Хи-гурасимон, «Врата целого дня», то есть такие ворота, что человек, зачарованный этим прекрасным зрелищем, забывает о времени и стоит, любуясь им, целый день. Ворота украшены многочисленными фигурами из твердого дерева, прекрасной резной работы. Здесь и мифические животные, среди которых грозные драконы с разъяренными пастями, и диковинные птицы, и редкостные цветы, и играющие дети, и древние старцы, олицетворяющие мудрость и бессмертие. Весь этот грандиозный мир флоры, фауны и образов людей, созданный филигранным резцом безвестных мастеров, помещается под массивным покрытием – шатровой крышей традиционной архитектуры, с тяжелыми перекрытиями и бронзовыми листами, выгнутыми в форме черепицы. Крыша, покрытая лаком и золотом, точно каравелла, словно взмывает своими изогнутыми конусами ввысь.
