Надежда Мандельштам - Об Ахматовой
Мои дела с Харджиевым такие: он врет так, что попадается на каждом шагу. Я ему сказала, что узнала, как он врет, когда он убеждал меня, будто это не он разразился матом по телефону, – помните, как он вас ошарашил? А мне он говорил: «Надя, это не я, вы же знаете меня…» И голос звучал правдиво. На этот раз он признался, что это был он, но… он принял вас за соседку…
Конечно, он психопат, маниак и вор. Мне стыдно, что я доверила ему рукописи. У меня была мысль жаловаться на него в Комиссию по наследству (все почти вышли из строя – Женя (мой брат) – 2 инфаркта, сейчас болен; Ильи нет, Анны нет… Есть Сурков… и сам Харджиев).
Пришла Эмма Герштейн – и уговорила меня махнуть рукой, чтобы не навлекать нового позора на наше поколение, на последних представителей этого злосчастного круга. Кажется, она права.
У меня к вам такой конкретный вопрос: были ли у вас маленькие листочки со стихами (писавшимися в ту зиму) моей рукой с датой Осиной рукой? Он мне не вернул ни одного. Сам он притворяется невинным… Сам он и все мы скоро умрем; всё равно всё будет в архивах. Но это воровство для меня страшное предательство… На что он посягнул…
Напишите мне. Я беспокоюсь, что вы молчите.
Н.М.
Москва, М-447. Б. Черемушкинская, 50, корп. 1, кв. 4.
Привет Шуре.
90
Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель
<Сентябрь 1967 г., Москва>Наташенька, спасибо за письмо. Я очень хочу, чтобы вы приехали. Когда это возможно?
Устала я предельно и мрачна. Перебираю все свои ошибки за всю жизнь, и они чуть не задавили меня. К чему бы это?
Отзовитесь.
Н.М.
Спасибо Шуре за письмецо.
91
Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель
<Сентябрь 1967 г., Москва>Наташенька дружок!
Что-то я опять злая и мрачная. Так славно было повидать вас в Москве, а сейчас вы влезли в работу, а я во всякую чушь. Мне трудно и мутно.
Ник. Ив. сказала, что стребую у него остатки. Он был краток. Но требует сказать, что… Я пока не говорю… Не забывайте меня. Пишите.
Н.М.
Не очень я здорова… Не то чтобы больна, а так…
92
Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель
10 октября <1967 г., Москва>10 октября
Наташенька! Я замотана и замучена – главным образом Леной. Болен Женя. Сердце и сосуды. Может, врач ему сегодня разрешит встать. А у Лены выставка. Первая в жизни персональная. Разрывается и она, и я.
Что у вас? Книгу я надеюсь для вас получить. Он ждет возможности достать ее и отправить.
Устала. Вот жизнь.
Не забывайте. Пишите хоть записочки.
Н.М.
93
Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель
<Начало ноября 1967 г., Москва >Наташа дорогая! От вас опять нет писем, и я беспокоюсь. Хоть бы вы когда-нибудь звонили моему брату, чтобы я знала, что с вами.
У меня ничего нового. Книга в Ленинграде постепенно движется. Возможно, в будущем году выйдет. Зато с Харджиевым полный разрыв. Я потребовала, чтобы он мне вернул то, что он оставил у себя, но он врал честнейшим голосом и ничего больше не вернул. Какие там конверты? Никаких конвертов не видел…1 И многое другое. Например: найденное мной стихотворение «Нет, не мигрень» он будто бы уничтожил – ведь это не автограф. .2 Он не вернул мне ни одного листочка из второй и третьей воронежской тетради О.М., где была дата рукой О.М. (кроме двух – вашим почерком)3. Оказался сволочью полной. Разговаривал он со мной по телефону неслыханно правдивым голосом. Такой правдивый голос я слышала в тот день, когда я спрашивала его, что означала его брань по телефону, когда вы ему позвонили.4
Я проклинаю себя за то, что отдала ему архив, но, вспоминая прошлое, понимаю, что ничего другого сделать не могла. Ведь я жила чорт знает где, бумаги хранились в доме, где Харджиева не переносили, он сел за работу и т. п…
О ряде спорных вещей мне придется прибегнуть к вашему свидетельству. Первое: напишите на имя Ирины Михайловны Семенко то, что вы написали Диме5 (я боюсь, что от Димы скоро останется одна тень и он выбудет из всякой работы – из-за жены. .6 там очень плохо), а именно, что О.М. говорил о списках моей рукой.
Второе: напишите мне о своем разговоре по телефону с Харджиевым.
Третье: это будет относиться к порядку следования стихов и т. п. вещам. Мне изредка нужно будет ваше свидетельство, чтобы подкрепить мои заявления. Это относится не к этому изданию, а к будущему. Я сейчас сижу над текстологическим комментарием. Чтобы всю чушь, которую наделал Харджиев, снять и убрать, надо дать серьезные объяснения…
Сейчас произошли некоторые изменения: Харджиев прислал мне два черновика: оба 37-го года. Он сказал, что Лина дала ему просмотреть письмо Сергея Бор. из Воронежа; и это там он нашел стихи 37 года… Ложь всегда выявляется в связях времени и пространства, как говорила Анна Андреевна. Рудакова в 37 году уже давно в Воронеже не было, следовательно, он не мог стащить черновик и послать его Лине. Столь же мало шансов, что он положил один черновик, полученный у меня, в конверт. Следовательно, Харджиев получил этот черновик либо от меня, либо другим способом, и лжет напропалую. А может, верит своей лжи? Кто его знает. Хорошо, что почти всё у меня, но какое-то «почти» осталось у него… Наташенька, пишите. Не забывайте.
Я сделала перерыв в письме, потому что заболел Женя. Пока ничего особенного – но очень страшно: возраст. И еще: Е.М. отлично за ним ухаживает, но она совсем сумасшедшая. Клинически…
Сейчас у Жени был легкий спазм… Он лежит…1 См. пункт 11 на с. 328 и примеч. 14 на с. 330.
2 См. примеч.3 на с. 329.
3 См. примеч.6 на с. 329–330.
4 См. письма 83 и 89 на с. 387 и 390.
5 Имеется в виду письмо Н.Е. Штемпель В.М.Борисову от 25 июля 1967 г.: «Диме Борисову. Вам, очевидно, будет интересна такая деталь. Когда Надежда Яковлевна переписывала для меня стихи, Осип Эмильевич неоднократно говорил: „Стихи, записанные Надей, могут идти в порядке моей рукописи “. Действительно, большинство стихов сохранилось в записи Н.Я.
Я часто видела, что только созданное стихотворение О.Э. диктовал Н.Я. Так что первые записи сделаны ее рукой. Н. Штемпель. 25/VII-67 г.» (АМ. Короб 3. Папка 102. Ед. хр. 26).
6 Т.В. Борисова.
94
Н.Я. Мандельштам – Н.Е. Штемпель
16 ноября <1967 г., Москва>16 ноября
Наташенька! Происходит неслыханная катавасия: Харджиев вербует своих мироносиц, чтобы они облагоразумили меня: он, мол, чист как стеклышко, а я безумная… «Вы же меня знаете…»
На меня наседают со всех сторон, чтобы я щадила здоровье и нервы Харджиева. Тем временем я слегла (сердце и температура от сердца).
Вот что я увидела в материалах (возвращенных) «Второй и третьей воронежской тетради» (т. е. от «гудка» и «щегла» до ваших стихов)1: две твердых бумажки – «Внутри горы» и «Эта область в темноводье»2 – и то и другое черновики, а у вас были беловики с датой Осиной рукой. Обязательно напишите мне в письме о том, что вы мне говорили: про «плохой ватман» и как я писала, а Ося ставил дату. Как вы приходили и брали эти листочки по мере появления стихов.
Харджиев врет напропалую, и Саша верит ему и плачет («Он уничтожил этот листок, потому что нашел лучший, автограф… Неужели вас не удовлетворяет это объяснение? Он скажет, где автограф, когда выйдет книга», – сказал мне Саша… Этого достаточно для профессионального суда. Такое обращение с доверенными ему текстами преступно).
Еще – Харджиев таким образом отводит ваше свидетельство: «Я не отвечаю за то, что дала Штемпель, – Надежда Як. могла с этим чорт знает что сделать – она ведь всё разбазаривала…»
Можете вы вспомнить, не вместе ли мы к нему тогда поехали? Мне помнится, что именно так… Это очень нужно. Я этого дела так не оставлю. Публичного скандала я поднимать не буду – не стоит. Но оставлю в Осином архиве всю эту историю, а кроме того, составлю новую комиссию по наследству (под предлогом, что двое – Ахматова и Эренбург – ушли) и не введу в нее Харджиева. Я не хочу, чтобы он был «авторитетом» по Мандельштаму, запятнав себя такой подлостью.
Дальше. «Наташина книга» не вся – в ней отсутствует весь раздел «Первая воронежская тетрадь» (от Чернозема до гибели летчиков)3. У вас же это было? Вторая и третья тетради есть (от «Гудка» до «Наташи»4).
Ужасно я огорчена, что вас так мало видела. Но, видно, иногда нужно, чтобы вы достались не мне, а Жене. Когда вы «приедете тенью» и мы посидим с вами на кухне?
Целую вас крепко.
Копию вашего письма я пошлю Харджиеву. Целую вас.
Н.М.1 Стихотворение «Из-за домов, из-за лесов…» (1936), открывающее «Вторую тетрадь», и «Мой щегол, я голову закину…» (1936), четвертое в этой тетради, а также посвященные Н.Е. Штемпель стихотворения, завершающие «Третью тетрадь»: «Клейкой клятвой липнут почки…» (1937) и «Есть женщины, сырой земле родные…» (1937).
2 Стихотворения «Внутри горы бездействует кумир…» (1936) и «Шло цепочкой в темноводье…» (1936) из «Второй тетради».
3 «Наташина книга» – свод стихов О.М. 1930–1937 гг., составленный Н.Я. для Н.Е. Штемпель, – в полном объеме, включая раздел «Первая воронежская тетрадь», который начинается стихотворением «Чернозем» (1935) и заканчивается стихотворением «Не мучнистой бабочкой белой…»(1935–1936, «гибель летчиков», как называет его Н.Я.), находится в настоящее время в АМ.
![Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
