Валерий Михайлов - Хроника великого джута
Следователь Николай Алексеевич Соколов писал в. книге «Убийство царской семьи»:
«Весной 1918 года был в Екатеринбурге особый железнодорожный отряд, занимавшийся расстрелами в пределах железной дороги.
Во главе его был кр-н Парфений Титов Самохвалов, служивший также шофером в советском гараже.
Ему и было доверено перевезти в автомобиле Государя, Государыню и Марию Николаевну с вокзала в дом. Ипатьева.
Самохвалов показал на следствии: «Я не помню, какого числа это было, но помню, что в апреле месяце меня вызвал в здание Екатеринбургского Окружного Суда комиссар Голощекин и приказал мне следить, чтобы все благополучно было в гараже с машинами».
Через несколько дней ему было приказано подать автомобиль к дому Ипатьева. Самохвалов не знал тогда этого дома. Он говорит описательно: «…Из дома вышли комиссар Голощекин, комиссар Авдеев и еще какие-то лица (кроме Голощекина и Авдеева вышло еще человека два), сели в автомобили, и мы все поехали на станцию Екатеринбург–I… Когда мы прибыли на станцию Екатеринбург–I, здесь от народа я услышал, что в Екатеринбург привезли Царя. Голощекин сбегал на станцию и велел нам ехать на Екатеринбург-II. Там мы подъехали на машинах к одному месту, где стоял вагон I класса, окруженный солдатами. Оттуда вышли Государь Император, Государыня Императрица и одна из дочерей их… Их посадили в мой автомобиль… Опять мы поехали к тому самому дому, обнесенному забором, про который я уже говорил. Командовал здесь всем делом Голощекин. Когда мы подъехали к дому, Голощекин сказал Государю: «Гражданин Романов, Вы можете войти». Государь прошел в дом. Таким же порядком Голощекин пропустил в дом Государыню и Княжну и сколько-то человек прислуги… Когда Государь был привезен к дому, около дома стал собираться народ. Я помню, Голощекин кричал тогда: «Чрезвычайка, чего вы смотрите!» Народ был разогнан» .[34]
Соколов заключает: «Голощекин, Юровский и Заславский[35] были теми людьми, которые проявляли власть над царской семьей с первого момента прибытия ее в Екатеринбург» .
В запасниках Свердловского краеведческого музея есть картина «Передача Романовых Уральскому Совету». Ее автор, художник В.Н. Пчелин, которому в Свердловске к десятилетию Октября было заказано это полотно, расспросил участников «передачи», как было дело, и для памяти набросал в блокнот:
«Природа… Вдали лесок. Два барака на песочной площадке с травкой… И уходящий поезд – паровоз с дымком…
Присутствовали: передавали Романовых, окруженных 40 красноармейцами, – комиссар Яковлев и его помощник…
Принимали – (члены Уралсовета) тов. Белобородов, тов. Голощекин, тов. Дидковский…».[36]
Пчелин выполнил поручение со всем соцреалистическим усердием. Он изобразил две кучки людей, на виду солдатской цепи и окутанного дымом железнодорожного состава, напряженно вглядывающихся друг в друга. В лицах Николая II, царицы и великой княжны Марии смятение и тревога, зато напротив них прямо-таки стоят герои. Глаза выступившего на полшага вперед Яковлева горят, правая ладонь развернута к встречающим: дескать, доставил, принимайте. По другую сторону Белобородов в черной кожаной куртке, Голощекин в папахе и шинели, Дидковский с красноармейцем – все уверенные, холодно сдержанные. Филипп Исаевич запечатлен для истории в полупрофиль, с острой мефистофельской бородкой, в его осанке особенно много достоинства. Он на переднем плане, но как бы и в стороне. Наблюдает…
Белобородов телеграфировал в Москву: «ВЦИК Свердлову пред. Совнаркома Ленину Тридцатого апреля 11 часов я принял от комиссара Яковлева бывшего царя Николая Романова бывшую царицу Александру и дочь их Марию точка Все они помещены в особняк запятая охраняемый караулом точка».
Если раньше все сообщения в Москву шли на имя Свердлова, то теперь выявился и другой адресат – Ленин.
Отныне особняк инженера Ипатьева стал именоваться большевиками Домом особого назначения. В самом названии – предумышленное злодейство…
«Прибытие в Екатеринбург Императора вскрыло, – как писал Соколов, – фигуру распорядителя Голощекина». Не только! Открытое выявление «распорядителя» обнажило и смысл того, зачем сразу же после Октябрьского переворота Свердлов направил своего старого товарища «Жоржа» фактическим наместником Урала. С приходом к власти большевиков российскому императору был немедленно подписан смертный приговор. И были определены его исполнители. Вот почему отвезти свою будущую жертву в уготовленную ловушку «Дон-Кихот» не доверил никому.
Кроме жены, Александры Федоровны, в заключении вместе с царем оказалась вся его семья: дочери – Ольга, двадцати двух лет, Татьяна, двадцати лет, Мария, восемнадцати лет, Анастасия, шестнадцати лет, и неизлечимо больной сын Алексей, четырнадцати лет.
Николай II, не изменяя многолетней привычке, вел дневник (он хранится в Центральном государственном архиве Октябрьской революции):
«…Дом хороший, чистый… Чтобы идти в ванную, нужно проходить мимо часового у дверей караульного помещения. Вокруг дома построен высокий дощатый забор в двух саженях от окон. Там стоят пять часовых, в садике тоже…
2 мая. Приближение тюремного режима продолжалось. И выразилось тем, что утром старый маляр закрасил все стекла во всех комнатах известью. Очень похоже на туман, который смотрит в окна. Все время кто-нибудь из комиссаров находился в саду и следил за ним, за нами и за часовыми…» .[37]
На условия заключения никто не жаловался, а между тем нарастал моральный террор.
Охранник Якимов показал на следствии: «Они иногда пели. Мне приходилось слышать духовные песнопения. Пели они Херувимскую песнь…» А стража пьянствовала, шумела. Привлеченные большими деньгами и непыльной работой догляда, охранники всячески старались подгадить царским узникам: сопровождали княжен в уборную, подпирали ее дверцу спинами во время пользования, писали на стенах «разные нехорошие слова», рисовали похабщину, горланили революционные песни: «Вы жертвою пали в борьбе роковой», «Отречемся от старого мира», «Дружно, товарищи, в ногу».
Николай II заносил в дневник:
«6 мая. Дожил до 50 лет, даже самому странно…»
Царь с дочерьми ежедневно выходил в сад, Алексея выносили на руках – у него болела нога. 16 июля, ничего не подозревая, они прогуливались по саду в последний раз.
Впрочем, так ли уж – ничего не подозревая?..
14 июля священник Сторожев в последний раз отслужил обедницу в доме Ипатьева. Богослужение шло под присмотром коменданта Юровского. Стороже© вспоминал: «По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву «Со святыми упокой». Почему-то на этот раз диакон вместо прочтения запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых опустились на колени» .[38]
В ночь на 17 июля Николая II и его семью расстреляли.
Ф.И. Голощекин, как областной военный комиссар, был непосредственным организатором и руководителем убийства без суда и следствия (судить, как известно, собирались одного Николая II),.
Об этом событии писали у нас крайне мало и, как правило, неохотно, не упоминая никаких деталей расстрела и почему-то затемняя роль организаторов этого акта.
Е. Городецкий и Ю. Шарапов в книге о Свердлове так описывают происшедшее:
«Фронт рядом, Екатеринбург мог продержаться несколько дней.
В ночь на 17 июля собрался Уральский областной исполнительный комитет. Выступил старейший большевик, опытный революционер, комиссар финансов Урала Ф. Сыромолотов и указал, что в сложной ситуации есть один выход – немедленно казнить царя (о жене и детях ничего не сказано. – В.М.) и сообщить об этом советскому правительству.
Предложение Федора Сыромолотова, поддержанное Войковым, Андреевым, Быковым и другими членами Уральского областного Совета, было единодушно принято» .[39]
О расстреле царской семьи в этой книге нет ни слова, однако авторы прозрачно намекают на некое особое свое знание, начиная главу «Последний заговор Романовых» следующим пассажем:
«…Яков Михайлович любил повторять строки пушкинской «Вольности»:
Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу. Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу».[40]
Ни в воспоминаниях жены Свердлова, ни в томе его писем не найдешь ни слова о том, чтобы именно эти стихи любил Яков Михайлович, однако, быть может, у авторов есть какие-то свои, не известные публике сведения… Как бы то ни было, о роли Голощекина, Белобородова, Юровского, главных действующих лиц расстрела, они странным образом умолчали, даже имен их не привели.
Другой свердловский автор, Яков Лазаревич Резник, в книге «Чекист» – о жизни Я.М. Юровского (Свердловск, 1968) еще более краток:
