«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
Дейчу уделила место редактируемая Павлом Милюковым ежедневная газета «Последние новости», выходившая в Париже. 26 октября 1921 года в опубликованной на первой полосе статье «Герои Одесской чека» она сообщала:
«Во главе Одесской чрезвычайки, едва ли не наиболее зверской, второй уже год стоит бывший эсер (на самом деле бундовец. – O. K.) Дейч, приговоренный в 1905 году к каторге за убийство околоточного. Наказание свое он отбывал вместе с писателем Андреем Соболем, которого не так давно продержал несколько месяцев в тюрьме. Своих многочисленных агентов Дейч вербует во всех слоях общества и, в частности, в комсомоле…
Ближайшим помощником Дейча на посту заведующего отделом борьбы с контрреволюцией до недавнего времени являлся Глебов. Это молодой человек, по профессии актер, не лишенный таланта, выдвинувшийся перед революцией в Соловцовской драме в Киеве. Как попал он в коммунисты и чем заслужил их доверие – неизвестно. Но вышел из него беспощадный чекист, вдобавок актерски позирующий своим ремеслом. Досуги Глебов посвящал сцене и время от времени выступал в театре имени Луначарского (бывший Городской). К этим спектаклям труппа тщательно готовилась. Играл Глебов, конечно, первые роли, особенно любил он Чацкого.
– Карету, мне карету, – кончал этот заведомый убийца последнюю сцену комедии и под гром аплодисментов публики уезжал ‹…› в Чрезвычайку или на обыск».
В этой статье содержатся некоторые недостоверные сведения, в частности, связанные с детьми-шпионами, – действительно довольно широко использовавшиеся и на агентурной, и на штатной работе комсомольцы (вроде Марка Штаркмана) были уже как минимум подростками. Неверна информация и о профессии чекиста Глебова. Ведь речь явно шла об уполномоченном по борьбе с контрреволюцией Иване Глебове-Дубровине, который успел побывать токарем, механиком, моряком, но только не артистом, и к тому же по возрасту (в 1921 году ему было уже 43 года) никак не мог считаться молодым человеком. Судя по тому, что он был главным разработчиком «Азбуки», можно предположить, что именно через кого-либо из агентов Василия Витальевича Шульгина, если не через него самого, просочилась в эмигрантскую газету данная информация, хотя и в таком искаженном и не лишенном романтического флера виде. Если же в киевском театре, неплохо известном коренному киевлянину Шульгину, и существовал артист Глебов, то, по всей видимости, он являлся лишь однофамильцем чекиста. Здесь невольно напрашивается аналогия с комендантом Одессы Домбровским, которого, как мы знаем по «Окаянным дням» Бунина, молва тоже записывала в актеры.
На посту председателя Одесской губЧК Дейчу приходилось сталкиваться не только с антибольшевистскими организациями и уголовным бандитизмом, но и часто с преступлениями, совершенными своими подчиненными. Так, Феликс Зинько пишет, что описанный в «Уже написан Вертер» эпизод с расстрелом по приказу Дейча во дворе здания ЧК на глазах у всех сотрудников и заключенных двух оперативников, польстившихся во время обыска на золотые часы и брошь с бриллиантами, имел место [519]. В местной печати было несколько подобных сообщений. Так, 4 мая 1920 года одесские «Известия» сообщили о расстреле Д. Дунина и А. Забелина за присвоение конфискованных при обыске вещей, а 1 августа того же года – о расстреле Дмитрия Никифоровича Шкуренко, присвоившего часы. В опубликованном отчете ОГЧК за 1921 год говорилось, что были арестованы сотрудник Петрушинский, комиссар-оператор Корн и другие. Из дела выяснилось, что эти сотрудники интересовались только делами, где можно было присваивать ценности, а дела, имеющие государственное значение, были у них в загоне [520]. Правда, про расстрел этих лиц ничего не говорилось, скорее всего, они были осуждены к тюремному заключению.
Барбашин пишет в своей книге следующее:
«Был еще один случай, связанный с М. Дейчем, который много лет тому назад оставил нам якобы один из очевидцев. На Французском бульваре производился обыск в квартире бывшего генерала. В прихожей стояла шеренга сапог. Один молоденький чекист не удержался и поменял свои ботинки с обмотками на генеральские сапоги. После возвращения в ЧК он был немедленно расстрелян перед строем чекистов. Примечательно, что М. Дейч уважал этого чекиста, но поступиться не мог» [521].
По рассказам двоюродного деда автора Ильи Михайловича Капчинского, этим чекистом был уже упомянутый нами брат прадеда Лев Яковлевич Капчинский, после выхода из подполья оставивший фамилию, но сменивший имя и отчество (на Георгия Викторовича). «Молоденьким чекистом» в 1921 году, когда это произошло, по тем временам он не был ни по возрасту (23 года), ни по служебному стажу (2 года). А главное, расстрелян, а возможно, даже и арестован он не был. Согласно некрологу, опубликованному в одесских «Известиях» 18 апреля 1922 года, Георгий Капчинский в 1921 году расстался с членством в партии, в которой он состоял с 1918 года. Однако возвращаться к работе слесаря, прерванной с поступлением в 1919 году на чекистскую службу, ему не пришлось. С должности начальника 2-й части оперативного отдела (секретно-оперативные отделы в украинских губчека были на некоторое время расформированы) отправили руководить осведомительным отделением только что созданного в результате очередной реформы контрразведывательных органов Особого отдела № 3 [522]. Отдел № 3 был призван контролировать Черноморское побережье и румынскую границу Одесчины, а также расквартированную там 51-ю дивизию. Нужно отметить, что Одесская ЧК вообще практиковала отправку на границу «проштрафившихся» сотрудников, вероятно, рассчитывая, что на столь ответственном участке работы те или окончательно «провалятся», или искупят вину.
21 ноября 1921 года из-за обострившейся нервной болезни Дейч уходит с поста предЧК, и временно председателем был назначен начальник Особого отдела 27-летний большевик с 1917 года Василий Саввич Корженко, впоследствии руководитель ряда региональных органов ОГПУ, а затем ответственный работник Наркоминдела, расстрелянный в 1940 году. В январе 1922 года Дейч возвращается в Москву и после 8-месячного отпуска 22 августа 1922 года становится заместителем начальника Экономического управления ГПУ.
Дейч содействовал переводу в Москву ряда сотрудников. Некоторые из них, владеющие иностранными языками, вроде Петра (Пейсаха) Ароновича Золотусского или Александра (Исаака) Яковлевича Линова-Маньковича (вероятного прототипа чекиста-художника из «Уже написан Вертер»), впоследствии стали видными работниками внешней разведки, другие карьеры не сделали. К последним относится чета Яковеров. Борис Менделевич Яковер в 1921–1922 годах возглавлял одесский Союз печатников (прадед автора был хорошо с ним знаком, поскольку в качестве ответственного работника Югроста в 1920–1921 годах состоял членом этого профсоюза). По профессии переплетчик, Яковер в 1905 году, как и будущий председатель Одесской ЧК Борис Северный, вступил в Одессе в объединенную РСДРП. Было ему тогда 18 лет. В 1917 году он перешел в Бунд, а в сентябре 1918 года во время кайзеровской оккупации Одессы – в большевистскую партию. Переплетчиком в типографии ГПУ он проработал с апреля 1922 по январь 1923 года, а затем перешел на ответственную работу в систему соцстрахования [523]. Дейчу была хорошо известна его жена Берта Бенционовна Фердман, большевичка с декабря 1917 года, до этого с 1905 года бундовка. Она работала в 1919 году у него в Саратовской ЧК оперативницей, а с 1920 года – в Одесской ЧК, где сначала выполняла ту же работу, а затем была цензором в отделе военной цензуры. В Москве она стала руководить швейной мастерской и, как ее муж, никаких постов не занимала [524].
