Александр Лепехин - На Дедиловском направлении. Великая Отечественная война на территории Киреевского района
Дальше события еще интересней, в этом овраге особых боев не было, так позиционные, немцы себе, мы себе. Как то под вечер иду и попал на кинжальный огонь, нужно было кругом обойти, а я пошел напрямую ну вот они меня и прижали. А там у нас капонир был большой, а время было часа 2 дня, меня там прижали, я там сидел часа 3 до самой темноты, ничего не мог сделать. Ну а потом стал осуществлять связь между оврагом и КП. Иду как то вечером, смотрю валяются на полянке человек 6, ну я сразу упал, смотрю вокруг, где снайпер может быть, вижу в одном месте вроде дымок курится, после выстрела, там промоина ну снайпер в ней и сидел, ему весь овраг хорошо было видно. Отползал, отползал потихоньку, так и уполз. К своим пришел, а они давай надо мной смеяться, где это ты так вымазался. Я говорю снайпер там уже человек 6 наших положил, я седьмым должен был быть. Командир роты Морозов вызывает командира пулеметного взвода и приказывает уничтожить снайпера, иди говорит с ним и разберись там. Ну мы подползли и накрыли его. Подошли лежит молодой убитый парень, снайперская винтовка с оптическим прицелом, красноармейская книжка, кого-то им убитого и его документы. 24 года рождения звать Иоган, молодой совсем. Винтовку забрали.
Потери конечно были. Пришел приказ на замену. Нас менял 23 пехотный полк. Мы должны были уходить, а они нас заменяли. А заменять нужно было не только людей, но и технику. Пушки, БТР и все на глазах у немцев. Я еще комбату говорю, что немцы все видят, а он мне пусть смотрят. Короче к вечеру позиции опустошили остались только 2 станковых пулемета. А там мост по которому мы всегда ходили. Мне комбат говорит поди проверь как там путь свободен, я только к мосту подошел, метров 300 от КПП не больше, а там немцы, «Хальт» орут. Делать нечего, ну я разворачиваюсь и до свидания. Они по мне стрелять. Я добежал до КПП и говорю Комбату немцы там, а он ну и плевать, пошли я поведу. Я и нач. штаба да два станковых пулемета с расчетом прикрытие, всего 6 человек. Ну вот они полезли на гору на этот овраг, а немцы навешали ракет и все видно и кинжальным огнем стали расстреливать всю эту массу, человек 300 там было. Мы из пулеметов открыли огонь, немцы из минометов их тут же подавили. Мы стоим в стороне и не знаем что делать. Я говорю пойдем левым флангом, там кроме боевого охранения ничего нет, я там все излазал. Командир говорит пойдем. Идем у нас автоматы и две гранаты у него и три у меня, всего пять гранат. Подходим. Немцы орут Хальт, а мы прем, им по немецки свои, короче подпустили они нас на бросок гранаты. Мы бросили по гранате, взрыв и мы прошли. Пришли в лес на место сбора, нач. штаба говорит пойдем обратно, коды на КП оставили, ему говорю с таким трудом вышли, а ты горишь обратно. Смотрим ребята стали собираться. Из 300 на место сбора пришли человек 26–27 не больше, остальные все там остались, кто погиб, кто ранен. Даже бедный почтальон, который у нас раз в неделю появлялся, письма принесет и все, там остался. Комбата что-то там и не было. Ну что делать, нач. штаба пишет боевое донесение в бригаду, как выходили из боя, кто там остался, как все было организовано. Вызывает к себе нач. штаба командира батареи и спрашивает, сколько снарядов там осталось, артиллерист отвечает по два боевых комплекта, один комплект 15 снарядов, 30 снарядов на пушку. Мы короче по КП выпустили 45 снарядов, чтобы коды уничтожить. Написал он донесение, говорит мне давай тащи. Принес в штаб корпуса, начальник штаба говорит, во хватились, эти коды вчера еще заменили. Потом следующим утром три Катюши приехали на полянке развернулись все в укрытие остались одни шофера и операторы и командир батареи. Командир скомандовал: «По немецко-фашистским захватчикам огонь!» Только они отстрелялись расчеты выскочили все собрали и уехали и тут же эту полянку немецкая артиллерия накрыла, прямо точно на это место снаряды ложились. Меня удивила такая точность.
Однажды иду я лесом, смотрю группа немецких автоматчиков лесом по нашим тылам пробирается параллельно моему маршруту метров 300 – 400, пока они по оврагам и лощинам прятались. Я пришел в наш штаб, а там еще была кухня, склад продуктов. Там был майор, которому я доложил о группе немецких автоматчиков. Там же экипаж ремонтировал танк, гусеницу натягивали, натянули. Он собрал всех кого мог, поваров, наряд на кухню, всего человек 20, танк и мы пошли на эту группу немцев. Они прямо на нас вышли, ну мы их там всех и положили.
Через некоторое время, в 42 году, собрали всех шоферов, посадили нас на самые некудышние машины и отправили под Торжок на отдых и переформирование. Попал в 644 автобат, где встретил Гришку Еремина, Григория Ивановича, с этих пор мы стали с ним друзьями. Была организована операция по переброске под Демьянск наших войск. Должны были перебрасывать десантников, собрались все командиры, Тимошенко должен был приехать. Но чего то там затянулось, мы ждали, ждали, а потом все завалились на стол спать в одной хате, а я стоял на дверях караулил. В первом часу ночи или во втором вваливается Тимошенко со всей своей свитой, все повскакивали, карту развернули, посмотрели и вперед. А десантники парашютисты… потом нас перебросили в сам Калинин. Да тут еще получилось так, под новый год я ехал на машине, мы как раз освобождали Великие Луки, я перепутал, надо было ехать влево, а я попал вправо, и попал в самое пекло, а вез я бочки с бензином, одна своя была другая пустая, я заехал на аэродром, продукты какие-то были я их на бензин выменял. Ну еле выскочил.
Через некоторое время наш автобат перебрасывают в Джульфу. На второй день сажают на Студабекеры, шофера молодые, машины чужие, никто ничего не знает. Построил нас ротный перед этими машины и говорит: «Вот это американская техника Студабекеры, я их не знаю и вы их не знаете, 20 минут вам на освоение и вперед по машинам». Залезли в кабину посмотреть как скорости включаются, заводить там просто, ключ повернул отжал и завелась, ну что делать поехали. От Джульфы до Орджоникидзе 630 км, в нашей колоне только одна машина сорвалась в пропасть и все, остальные доехали, так день ото дня все лучше, лучше и научились помаленьку. Вот я почти два года отслужил в этом 28 автомобильном полку. Гоняли машины мы с Джульфы с Ирана по маршруту: Джульфа, Нахичевань, Еривань, Семеновский перевал, Дерижан, Индижан, Казах, Тбилиси, Бисалаури, Коби. Мы получали машины в Джульфе, а в конечной точке сдавали и обратно в Джульфу. В 43 году я попал я в ремонтную точку в Тбилиси, в каждой колоне своя техпомощь была, мало ли что, а еще рем-пункт был, сначала мы в Тбилиси стояли, затем в Орджоникидзе, и вот в конце 44 года в войска приходит приказ у кого среднее образование в училище, приходит разнарядка в бронетанковое училище и в авиационное училище. Я выбрал авиационное училище, начальник училища посмотрел мое личное дело, говорит:
– Молодец на войне с 41 года, о шофер. Знаешь у нас летчиков больше чем самолетов, а у меня в гараже 16 машин и ни одного шофера. Какая авиация, иди в гараж.
Всех шоферов из училища в войска мобилизовали и гараж остался без шоферов. И так я там прослужил до 48 года в марте 48 демобилизовался. К тому времени я был шофер ас. Я проехал всю Грузию, Армению и Азербайджан. Меня послали на кусы комбайнеров на комбайновый завод, проучился там 2 месяца с лишним, как члена партии с 1946 года, меня в МТС определили, по возвращению домой в Жилую в МТС работать начал».
Когда враг подходил к городу Туле, было принято решение эвакуировать завод «Штамп». Его эвакуировали в г. Орск. И Николай тут же уходит на фронт. Алексей тоже рвался на фронт, но он был нужен заводу, да и по здоровью он в армию не проходил. В Орске завод быстро начал выпускать военную продукцию. Алексей нашёл девушку по душе, женился. По некоторым сведениям у них родилась дочь. В конце концов Алексей добился отправки на фронт и воевал в десантной дивизии артиллерийским разведчиком. В моих руках два исписанных карандашом пожелтевших листочка. Это два письма с фронта.
Написаны они в 1943 году с разрывом всего полтора месяца. Первое написано корявым почерком, видно, что писали его в неудобных условиях, а второе написано аккуратно, ровным почерком. Первое написано Алексеем Лепехиным своему младшему брату Никите Лепехину, моему отцу. Все три брата были на фронте, вот и давали знать о себе короткими весточками. Вот это письмо. Тот фронтовой треугольник со штампами полевой почты и военной цензуры.
«Письмо с фронта. 7-11-43 г.
Здравствуй дорогой мой братец Никита.
Шлю я тебе горячий фронтовой привет с поцелуем. Желаю тебе огромных успехов в твоей службе. Никит спешу сообщить тебе о том, что первое твое письмо получил 1-го ноября и тороплюсь писать ответ. Это письмо от тебя получил первое и так был рад за что выношу тебе благодарность.
Никит, я в настоящее время нахожусь на фронте…..(зачеркнуто воен.
цензурой) области здоровье мое хорошее, питание тоже самое хорошее.
26 октября получил письмо от матери, пишут, что живут хорошо.
