Дэвид Уайз - Охота на «кротов»
Заманчиво, но слишком просто назвать Энглтона параноиком. Согласно определению, приведенному в словаре, для параноика «характерна сверхподозрительность, грандиозная мания величия или преследования»[266].
Хотя трудно, а возможно, и несправедливо представлять дело так, что Энглтон страдал паранойей. Его подозрения имели под собой рациональную основу. «Кроты» и предатели были и в других разведывательных ведомствах, например в МИ-6. Даже в ЦРУ всплывали «кроты» и предатели (хотя ни одно из дел в ЦРУ не имело места или, по крайней мере, не было раскрыто в период пребывания там Энглтона). Некоторые дела, возможно, остались неопубликованными, потому что этого хотело ЦРУ, но известный список довольно длинный:
Эдвин Гиббонс Мур II, бывший сотрудник ЦРУ, державший дома сотни грифованных документов и предложивший их Советам за 200 тысяч долларов. В 1977 году признан виновным и приговорен к 15 годам тюремного заключения.
Уильям Кампайлс, бывший сотрудник охраны ЦРУ, получивший от Советов три тысячи долларов за экземпляр справочника по спутнику-шпиону КН-11. В 1978 году признан виновным и приговорен к 40 годам лишения свободы.
Дэвид Барнетт, бывший оперативный сотрудник ЦРУ в Индонезии, продавший секреты Управления Советам за 92,6 тысячи долларов. В 1980 году признан виновным в шпионаже и приговорен к 18 годам лишения свободы.
Карл Кохер, служащий ЦРУ, работавший по контракту переводчиком с 1973 по 1975 год, одновременно являясь агентом чешской разведки. Арестован в 1984 году, признан виновным в шпионаже. В 1986 году передан в рамках обмена заключенными между Востоком и Западом.
Шарон Скрейнейдж, клерк ЦРУ в Гане, передавала секреты Управления своему любовнику, агенту разведывательной службы Ганы. В 1985 году арестована, признана виновной в разглашении закрытой информации и приговорена к пяти годам лишения свободы.
Ларри У Дайцзынь, бьюший радиокомментатор, передававший секреты китайской разведке в течение 33 лет, за что получил 140 тысяч долларов. Арестован в 1985 году, в следующем году признан виновным, совершил самоубийство в феврале 1986 года, находясь в тюрьме в ожидании приговора.
Эдвард Ли Говард, оперативный работник ЦРУ, готовился для работы в Москве, но не прошел проверки на полиграфе и был уволен. После чего Говард продал КГБ секреты об операциях ЦРУ в Москве, а полученные деньги положил в швейцарский банк на секретный счет (около 150 тысяч долларов). Еще десять тысяч долларов зарыл в пустыне штата Нью-Мексико. В 1985 году ушел из-под наблюдения ФБР, получил политическое убежище в СССР.
Этот список служит достаточным доказательством существования «кротов» и предателей, которых, по логике вещей, необходимо преследовать и, если возможно вообще, обнаруживать. «Сегодня, — утверждает Сэм Папич, — в каждом ведомстве, включая ФБР, есть «кроты». Глупо было бы отметать эту мысль».
Но, как и многое другое в демократической системе, искоренение шпионов требует искусного сбалансированного сочетания безопасности и свободы. ЦРУ не является исключением из надлежащего процесса. Оно — часть американского правительства. Управление свободно применять против других стран весь свой арсенал «грязных приемов», подпадающих под определенные минимальные ограничения, налагаемые президентом и конгрессом, но, по логике вещей, оно не может — по крайней мере в отношении собственных сотрудников — действовать вне демократических норм системы, на защиту которой оно претендует. Оно не может попирать ценности, для защиты которых создано, не заплатив за это дорогой ценой.
Если Энглтон и был выдающимся человеком, как утверждают его почитатели, он был также и предвзятым в своих суждениях, как заявляют его недоброжелатели, исковерканной и искаженной личностью, которая рассматривала заговор и обман как естественное явление. Его ум и его внутренний мир представляли собой безнадежное переплетение ложных следов и ретроспекций, запутанный лабиринт без выхода. В итоге он действительно затерялся в «бесконечности зеркальных отражений».
Бывший оперативный работник, белобородая старая мудрая сова, который покинул Управление много лет назад и поселился в скалистых предгорьях Колорадо, возможно, лучше выразил эту мысль: «Бесконечность зеркальных отражений? Многие нашли свой путь именно в этой бесконечности, а не вне ее. Есть что-то негуманное в складе ума контрразведчика, в манипулировании людьми. Сотруднику контрразведки всегда заманчиво взять какое-то дело и утюжить его взад и вперед. Это-то и приводит к «бесконечности зеркальных отражений»».
И добавил: «Многими неприятностями, в которые мы попадали, мы обязаны скорее глупости, чем злому умыслу, диверсии или предательству. Обычно это глупость.
Хороший действенный контроль за контрразведкой — это прекрасно. Если он не срабатывает, то его следует снять. Я уж не говорю о том, что его следует снять, если он наносит ущерб карьерам людей. Это оборачивается военными потерями».
Он стал пристально всматриваться в окно, на подступающие горы. Легкий ветерок шевелил кроны деревьев. «Следовало бы установить контроль за Энглтоном, — сказал он. — Мы не можем подвергаться риску взвинтить целую организацию. Энглтон переступил черту».
Бывший шеф советского отдела, хотя и восхищался личными качествами Энглтона, согласился с этим. Защита от агентов проникновения — «абсолютно элементарна», сказал он, но вопрос состоит в применяемых методах. «Это вопрос апеллирования к фактам, но не к теориям. Если намерен действовать, то надо иметь веские доказательства».
Но основной конфликт между доверием и предательством, приведший к охоте на «кротов», развернувшейся внутри ЦРУ, был гораздо шире и выходил за рамки отдельно взятой личности. Проблема была и остается эндемического характера.
В конечном счете Энглтон имел большую власть над пятью директорами — Уолтером Беделлом Смитом, Алленом Даллесом, Джоном Маккоуном, Уильямом Рэйборном и Ричардом Хелмсом. Энглтон не мог сосредоточить в своих руках такой власти, если бы ЦРУ как организация не хотело этого. Он действовал в постоянно подпитываемой среде, а не в вакууме.
Охота на «кротов» разрушила карьеры лояльных сотрудников, разбила жизни и семьи, а также парализовала Управление, приостановив операции против Советского Союза в разгар «холодной войны», в период, когда они являлись смыслом существования ЦРУ.
Леонард Маккой, сотрудник советского отдела, занимавшийся анализом донесений позднее — заместитель начальника реорганизованного отдела контрразведки, так и заявил в статье, ходившей по рукам среди бывших служащих ЦРУ. Он писал: «Отрицательный эффект эпохи Голицына на управление операциями советского отдела фактически явился опустошающим — неизбежной кульминацией давно бытовавшего мнения, что у ЦРУ не могло быть ни одной настоящей операции по Советскому Союзу. Потенциальные объекты вербовки были отвергнуты, реализуемые операции — сочтены вводя-щими в заблуждение (включая и Пеньковского), а перебежчики, сообщавшие информацию в поддержку Носенко… рассматривались как подосланные КГБ»[267].
Другой ветеран ЦРУ, Марк Уайатт, давая интервью для фильма Би-би-си, посвященного делу Носенко, изложил эту мысль еще более сжато: «Из-за этого дела и его многочисленных ответвлений рушились карьеры, операции против Советского Союза были парализованы, а отношениям с некоторыми дружественными разведывательными службами был нанесен урон»[268].
Охота на «кротов» захватила и некоторых других западных союзников, вылившись в особо разрушительный и безрезультатный поиск предателей в высшем эшелоне руководства британской разведки. Она привлекала к ответу невинные жертвы и в других странах, например Ингеборг Лигрен в Норвегии. И порождала атмосферу страха в ЦРУ.
Такая атмосфера не являлась новостью. В начале 50-х годов пышным цветом процветала развязанная сенатором Джозефом Маккарти охота на коммунистов в американском обществе. То, что случилось в ЦРУ в 60-е годы, сродни маккартизму, пустившему ядовитые корни в Америке десятилетием ранее. По иронии судьбы, именно ЦРУ являлось одной из мишеней сенатора от штата Висконсин и его опустошительной «охоты на ведьм». Теперь время как бы обернулось вспять и захлестнуло ЦРУ, изолированное в стенах своей секретности, и оно переживало собственную «охоту на ведьм», сродни той, что за несколько лет до этого охватывала более широкие слои общества[269].
Подобно локомотиву, несущемуся без тормозов, охота на «кротов» набирала свои обороты, пока полностью не сошла с рельсов, чего и следовало ожидать.
«Война перебежчиков», конфликт по поводу Голицына и Носенко — центральное событие в охоте на «кротов», расколовшее Управление на два лагеря, шрамы от которого пришлось залечивать еще не одно десятилетие.
