Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие
Тогда подобные разговоры вызывали у меня некоторое раздражение. Эти люди, казалось мне, должны считать себя счастливцами уже хотя бы потому, что вообще попали на Юг; ведь тысячи других мечтают оказаться на их месте. Но теперь я многое понял. Наука великая вещь, если ради неё предпринимаешь зимнее путешествие и не жалеешь об этом. Но, вероятно, её величие ещё больше, чем я себе представляю. Иначе как могли бы те, кто соприкоснулся с некоторыми деятелями науки, продолжать следовать по её стезе?
ГЛАВА VII. ЗИМНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Ах, достижимого всегда нам будет мало,
Иначе для чего же Небеса?
Для меня же и всех оставшихся на зимовке полезно представить в своём воображении картину этого предприятия — одного из удивительнейших подвигов в истории полярных стран. Люди не убоялись ужасов полярной ночи, не убоялись сразиться с невообразимыми морозами и свирепейшими снежными бурями. В этом факте заключается нечто новое. В течение пяти недель упорствовали люди и выдержали. Это ль не геройство. Поход к мысу Крозир обогатил наше поколение таким сказанием, которое, нужно надеяться, никогда не забудется.
Дневник Скотта, мыс Эванс[148]Вот список вещей для зимнего похода на санях (на троих участников), составленный Боуэрсом:
Расходуемый груз — в фунтах
«Антарктические» галеты — 135
3 ящика для них — 12
Пеммикан, 110
Масло сливочное, 21
Соль, 3
Чай, 4
Керосин, 60
Запасные части для примуса, спички — 2
Туалетная бумага — 2
Свечи — 8
Упаковка — 5
Спирт — 8
Итого: 370
Постоянный груз — в фунтах
2 девятифутовых саней, по 41 фунту каждые — 82
1 походная кухня в полном комплекте{96} — 13
2 примуса с керосином — 8
1 двойная палатка — 35
1 лопата — 3,5
3 Спальных мешка из оленьих шкур, по 12 фунтов каждый — 36
3 вкладыша из гагачьего пуха в спальные мешки, по 4 фунта каждый — 12
1 страховочная верёвка — 5
1 мешочек с ремонтными материалами и 1 коробка с инструментами — 5
3 мешка с личными вещами, запасной одеждой и т. д., 15 фунтов каждый — 45
Ламповый ящик с ножами, стальными лезвиями и т. д. для разделки туш тюленей и пингвинов — 21
Ящик с медицинским и научным инвентарём — 40
2 ледоруба по 3 фунта каждый — 6
3 комплекта мужской упряжки — 3
3 комплекта упряжи для переноски вещей — 3
Ткань для крыши и двери каменной хижины — 24
Ящик с инструментами — 7
3 пары лыж с палками (впоследствии от них отказались) — 33
1 киркомотыга — 11
3 пары кошек, 2 фунта 3 унции каждая — 6,5
2 бамбуковых шеста для измерения высоты прилива, каждый длиной 14 футов — 4
2 мужских отростка бамбука — 4
1 планка для притолоки двери в иглу — 2
1 мешок травы сеннеграс — 1
6 маленьких женских отростков бамбука и 1 нож для вырубания снежных блоков для строительства иглу — 4
Упаковка — 8
Итого: 420
Общий вес: 790
В упомянутом в списке «ламповом ящике» находились:
1 ворваньевая лампа
1 спиртовая лампа
1 лампа со свечой для использования в палатке
1 ворваньевая печь
1 выводная труба
В последний момент лыжи с палками решили оставить.
Таким образом, общий вес груза составил на троих 757 фунтов, которые предстояло тащить на себе. Багаж не умещался на 12-футовых санях, пришлось взять двое 9-футовых и привязать одни к другим. Так было легче упаковать вещи и управлять санями, но зато почти в два раза увеличивалась трущаяся поверхность.
22 июня. День зимнего солнцестояния{97}
Ночь, сильный мороз; небо ясное, тёмно-синее, почти чёрное; звёзды — стальные точки; ледники отливают серебром.
Снег поскрипывает под ногами. Слышен треск льда — значит, температура падает; в приливной трещине урчит прибывающая вода. А надо всем волна за волной, складка за складкой разворачивается занавес полярного сияния. У нас на глазах он гаснет, потом вдруг вспыхивает длинный луч с пурпурно-золотым хвостом и устремляется к зениту, изгибаясь по пути дугой бледно-зелёного и бледно-оранжевого цвета. И снова появляется занавес и вдали распадается на длинные лучи, словно прожекторы светят из-за курящегося кратера Эребуса.
Они опять складываются в волшебный занавес:
На времени станке я тку
Одежды Богу моему…
Внутри хижины бурное веселье. А почему бы не веселиться, если сегодня солнце поворачивается, чтобы возвратиться к нам? Такой день бывает только раз в году.
После обеда каждому надлежало произнести речь, но Боуэрс вместо этого притащил замечательную рождественскую ёлку из лыжной палки и щепочек бамбука, с прикреплёнными к ним пёрышками; ёлку украшали свечи, сласти, консервированные фрукты и очень смешные игрушки из запасов Билла. Титус получил три подарка — губку, свисток и пугач, настоящий пугач, при нажиме на курок стрелявший, и был очень доволен. Весь остаток вечера он приставал с вопросами: «Вам не жарко?». — «Нет, не жарко». — «Жарко, жарко!» — и губкой обтирал вам лицо. «Сделайте милость, упадите после выстрела», — попросил он меня и принялся расстреливать всех по кругу; а между выстрелами ещё свистел в свисток.
Он пошёл танцевать мазурку с Антоном, который мог бы затмить весь русский балет, и Антон без конца извинялся за свою неуклюжесть. Понтинг показывал диапозитивы о нашей жизни в Антарктике, многие из которых раскрасил Мирз. Появление каждого такого кадра встречалось возгласом: «Кто это его так раскрасил?». — «Мирз!» — звучал ответ — и раздавался взрыв хохота. Понтингу не давали рта раскрыть. Принесли молочный пунш, и Скотт поднял тост за восточную партию, а Клиссолд, повар, предложил выпить за доброе старое натуральное молоко. Титус выстрелил вверх и заорал: «Этот выстрел я посылаю — как это у Гомера? — в небесную лазурь, то есть к Эребусу!». Когда мы легли спать, он спросил: «Черри, вы отвечаете за свои действия?», — я сказал, что да, отвечаю, на что он громко свистнул в свисток. Последнее, что я помню, это Отс будит Мирза и спрашивает, свободно ли его сердце.
Прекрасный был праздник.
С тех пор прошло пять дней, и вот наша троица, из которой, во всяком случае, одному страшновато, стоит на льду залива Мак-Мёрдо, тяжело переводя дух и обливаясь потом. У нас двое саней, связанных цугом, на них нагромождены вещи — спальные мешки и лагерное снаряжение, провиант на шесть недель, ящик с оборудованием для хранения образцов в спирту.
А ещё мы везём киркомотыгу, ледорубы, страховочную верёвку, большой кусок уиллесденского брезента и настил для пола. Два часа назад при виде саней Скотт не без удивления поинтересовался, указывая на шесть бачков, притороченных ко дну вторых саней: «Билл, зачем вам столько керосина?».
Для такого похода у нас и впрямь невероятно тяжёлый груз — 253 фунта на человека.
Сейчас полдень, но темно — хоть глаз выколи — и совсем не жарко.
Пока мы отдыхаем, я возвращаюсь мыслями к душной затхлой конторе на Виктория-стрит, месяцев на пятнадцать назад. «Едемте с нами, — сказал мне Уилсон, а потом: — Я собираюсь отправиться зимой на мыс Крозир изучать эмбриологию императорских пингвинов, но не очень об этом распространяюсь — вдруг ничего не выйдет». Ура! Это намного заманчивее конторы на Виктория-стрит, работа в которой, по мнению врачей, вредила моему и без того плохому зрению: люди на противоположной стороне улицы виделись мне расплывчатыми движущимися пятнами. Билл поговорил со Скоттом, и тот согласился меня взять, если я готов рисковать самой жизнью. Я был готов ко всему.
После похода по устройству складов мы однажды пересекали на мысе Хат чертовски скользкий обрывистый склон, с которого, мне казалось, я в один прекрасный день непременно слечу в море, и Билл спросил, согласен ли я его сопровождать и если да, то кого взять третьим. Третья кандидатура ни у меня, ни у него не вызывала ни малейших сомнений, и в тот же вечер мы сделали Боуэрсу соответствующее предложение. Он, конечно, безумно обрадовался. И вот мы стоим в заливе Мак-Мёрдо. «Это зимнее путешествие — очень смелое предприятие, но его затеяли настоящие люди», — записал вечером Скотт в дневнике.
Не знаю, так ли это. Относительно Билла и Бёрди сомнений, конечно, нет, что же касается третьего, то, возможно, лучше подошёл бы Лэшли. Но Билл был против участия моряков в подобных походах: «Они не умеют заботиться о себе и не станут следить за одеждой». Между тем Лэшли был незаменимый человек. Эх, если бы Скотт пошёл к полюсу вчетвером и четвёртым взял Лэшли!{98}
