Трейси Киддер - За горами – горы. История врача, который лечит весь мир
Целый ряд стран – 128, по последним подсчетам, – следует рекомендациям ПВИЗ по лечению лекарственно-устойчивых форм туберкулеза. Справедливо будет отметить, что ПВИЗ не только доказали миру, что такое лечение возможно, но и разработали действенные способы его осуществления. И, пожалуй, столь же справедливо будет напомнить, что все эти усилия, ныне прилагаемые на международном уровне, были бы немыслимы без упорных, изобретательных и в итоге успешных попыток Джима Кима снизить цены на необходимые препараты.
Когда “За горами – горы” вышли из типографии, Джим Ким только-только начал работать на Всемирную организацию здравоохранения. На тот момент, в 2003 году, всего 300 тысяч человек лечились от СПИДа в странах, деликатно называемых “развивающимися”. Попав в ВОЗ, Джим организовал кампанию по увеличению их числа до 3 миллионов к 2005 году – он окрестил это мероприятие “3 к 5”. Недостижимая цель, считали многие – и оказались правы. К 2005 году количество пациентов, получающих лечение, увеличилось на миллион с чем-то, а их общее число в Африке возросло в восемь раз. Невозможно предсказать, к чему приведет подобный “провал” в конечном итоге, но чиновники, два года назад выступавшие против повсеместного лечения СПИДа, уже стали заявлять, что они с самого начала были за. В высших эшелонах международного здравоохранения кампания “3 к 5” произвела эффект “шара для боулинга, брошенного на шахматную доску”, как выразился Джим Ким. Он вернулся в Бостон и в ПВИЗ, чтобы, помимо прочего, возглавить Отдел общемирового равенства в здравоохранении – оплот союзников ПВИЗ внутри больницы Бригем-энд-Уименс. Весной 2009 года его назначили президентом Дартмутского колледжа.
Издали следя за переменами в ПВИЗ, я порой тревожился, а порой просто поражался. ПВИЗ продолжают работать над искоренением лекарственно-устойчивого туберкулеза в Перу и в России, в основном выступая в роли консультанта либо партнера других международных организаций и местных властей. (Когда ПВИЗ только начинали работать в Томске, туберкулез был главной причиной смертности среди заключенных. К 2003 году процент смертей от ТБ упал до нуля и с тех пор оставался низким.) Также ПВИЗ продолжают заботиться о неимущих больных СПИДом в Бостоне и поддерживают на плаву маленькие проекты в Мексике и Гватемале. Проникли они и в Африку – в живущую за чертой бедности республику Малави и в маленькое горное Королевство Лесото, где свирепствует одна из самых страшных в мире эпидемий СПИДа. Очень широко развернулись ПВИЗ в Руанде, а недавно пришли и в соседнюю Бурунди, еще не оправившуюся после тринадцати лет этнической гражданской войны. В общем и целом организация сейчас напрямую обслуживает около двух миллионов больных, обеспечивая большинство из них тем же, чем она давно обеспечивает жителей Гаити, – здравоохранением в расширенном понимании Пола Фармера.
Время от времени я задавался вопросом, не слишком ли ПВИЗ распыляют свои силы. Они получают гранты от правительств и фондов, но на многие аспекты их деятельности грантов особо не получишь – ведь они лечат не только СПИД, но и весь ассортимент человеческих болезней, включая, например, эклампсию и ножевые ранения. Так что ПВИЗ всегда будут в значительной степени полагаться на частные пожертвования. Но пока им удается бесперебойно оплачивать счета, отчасти путем экономии на себе – всего пять процентов частных пожертвований идут на административные расходы. Члены организации верят, что она должна расти – это “моральный императив”, по выражению Фармера. В эпоху, когда носителями ВИЧ являются около зз миллионов человек – и это лишь одна из текущих глобальных катастроф в сфере здравоохранения, – с такой позицией трудно спорить.
В географическом отношении их работа распределена, мягко говоря, неравномерно, но цель у них везде одна – облегчать и предотвращать страдание. И в целом наблюдается определенная симметрия. Куда бы они ни пришли, неизменным мощным фундаментом их деятельности становятся обученные и оплачиваемые общественные медработники, то есть используется методика, отшлифованная за четверть века в Гаити. Даже в Бостоне они задействуют общественных медработников, так что получается весьма занятный перенос технологий – из Гаити, где вечная беда с медициной, в Бостон, где местами ее даже избыток. Начинания ПВИЗ в Руанде постепенно становятся похожи на их систему в Гаити – и размахом, и во многом методами. Причем группа пвизовцев, приступившая к работе в Руанде в 2005 году, состояла не только из врачей, получивших образование в Америке, но и из гаитянских врачей и медсестер – выходит, потомки похищенных африканцев, профессионалы, прошедшие обучение в “Занми Ласанте”, отправились за тысячи миль на помощь своим дальним родственникам.
Зачастую международные благотворительные организации своим вмешательством лишь ослабляют общество, которому пытаются помочь. Обычно они почти полностью полагаются на специалистов из богатых стран, и потому их проекты не становятся для местных жителей родными. А это почти гарантия того, что проект не будет расти и не продержится долго. С ПВИЗ дело обстоит иначе. На данный момент в штате организации числятся 6500 сотрудников. Абсолютное большинство – уроженцы беднейших стран, где работают ПВИЗ. Граждан же США не набирается и сотни.
В процессе исследований для книги я немало путешествовал с Полом Фармером. Вспоминая сейчас все эти путешествия скопом, я назвал бы их прочесыванием ада. Фармер показал мне столько причин для отчаяния, сколько я никогда прежде не видел и даже вообразить не мог. И все же это было самое захватывающее приключение в моей жизни. В первые годы нового тысячелетия ПВИЗ еще были маленькой организацией, но уже тогда они наглядно демонстрировали, что болезни, которые успешно лечатся в развитом мире, можно столь же успешно – и недорого – лечить и в беднейших странах, в самых трудных условиях. Видеть доказательства тому своими глазами – волнующее переживание. Пассивно созерцать беду и смотреть, как люди трудятся, чтобы эту беду облегчить, – совсем, совсем разные вещи.
Вспоминается мне и множество эпизодов, не вошедших в книгу. Я мог бы гораздо больше рассказать про нашу неделю на Кубе и про кубинского инфекциониста доктора Хорхе Переса, ежедневно сопровождавшего Фармера. Хорхе единолично, собственным, так сказать, примером излечил меня от некоторых предрассудков, привезенных с собой на Кубу. Годами впитывая нелестные отзывы СМИ, я представлял себе остров унылым и серым, оплотом чистейшего сталинизма. Однажды вечером нас занесло в бар модного отеля, отремонтированного на европейские деньги. Директор, кубинка по имени Нинфа, пациентка Хорхе, сама кормила нас ужином. В какой-то момент Хорхе заметил:
– Нинфа – прелестное имя. Но откуда твои родители знали, что ты вырастешь такой красавицей?
Нинфа улыбнулась ему, потом повернулась ко мне.
– У Хорхе особый подход к пациенткам, – сказала она. – Мы все мечтаем с ним переспать.
Я начал осознавать, что на Кубе можно замечательно провести время. Я уже знал, что любимое развлечение Фармера – навещать больных. На Кубе он поступал так же, как часто поступал и в других местах, где у него не было своих пациентов, – заимствовал их у коллег. Поскольку Хорхе тоже считал обходы лучшим в мире развлечением, этим они в основном и занимались, а я бродил за ними хвостом. Они навещали пациентов Хорхе, большей частью женщин и большей частью беременных. Не раз я спрашивал Хорхе: “И эта беременна?” И он неизменно отвечал: “Да, но не от меня”.
Помню вечерние обходы в Бригеме с Фармером и его учениками, затягивавшиеся до поздней ночи, причудливую атмосферу, веселую и серьезную одновременно, но всегда почему-то бодрящую – возможно, потому, что все инструменты, когда-либо изобретенные для починки человеческого организма, находились прямо здесь, под рукой. Помню бессчетные дни и вечера в центральной больнице ПВИЗ в Канжи, в Гаити. Как-то раз больные туберкулезом устроили показ мод в честь дня рождения Фармера; пациенты с гипотиреозом дефилировали перед ним в ярких нарядах. Я был уверен, что вечеринке непременно найдется место в моей книге, но как-то не нашлось – наверное, потому, что я не мог нормально вести записи: то смеялся до слез, то целиком растворялся в очаровании момента. Помню долгие марши и разговоры со словоохотливым, темпераментным Ти Жаном, построившим бог знает сколько домов для беднейших подопечных “Занми Ласанте”. Однажды Ти Жан перенес меня через реку. В другой раз угощал нас с Полом цесаркой на ужин и поил ромом “Барбанкур”. Пару лет назад Ти Жан погиб от огнестрельного ранения – вроде бы несчастный случай. Я по нему скучаю. Он имел привычку требовать, чтобы Пол заткнулся, если тот осмеливался перебить его рассуждения, и самое интересное, что Пол, который никогда не лез за словом в карман, слушался.
