Михаил Бойков - ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ
— Я говорю правду. Меня били, пытали. Вот! Смотрите все!
С этими словами Павел разодрал свою рубашку. Клочья ее полетели в стороны. И перед всеми в зале обнажилась сплошная рана на груди и спине юноши.
— Снимайте одежу вы все! Пускай смотрят! — закричал он обращаясь к скамье подсудимых.
Повинуясь его крику, колхозники стали стягивать с себя куртки и рубахи. Зрелище было страшное. Зал глухо заволновался.
— Граждане!" Судебное заседание, откладывается на неопределенное время, объявил несколько оправившийся от неожиданности судья. — В этом деле мы разберемся и по всей строгости советских законов накажем виновных. Даю вам слово большевика. Спокойно расходитесь по домам… Для установления порядка мною будет вызван усиленный наряд милиции.
Народ, волнуясь и зло ворча, разошелся; подсудимых отправили в тюрьму…
— Нас больше не будут судить открыто, — шепчет Павел, тяжело дыша. — Энкаведисты мстят нам за то, что мы сорвали процесс… Замучают поодиночке. Недавно я узнал, что отец и старший брат умерли на допросе. Я в третий раз прохожу конвейер. У меня не требуют показаний. Просто пытают. Мучают… Умереть бы скорее…
Я слушаю и не верю. Поверить этому страшно. Крупная слеза ползет по его щеке и падает в гноящуюся язву на груди.
2. Аргентинец
Старичок с платочком на голове оказался совсем не скупщиком краденого, а честным и очень почтенным человеком. В прошлом он, по советским понятиям, был "акулой капитализма", хотя и мелкой. Имел собственный дом и небольшой кирпичный заводик.
Имя и отчество старичка: Степан Петрович, но в камере его называют иначе:
— Аргентинец.
— Почему? — заинтересовался я.
— Та ось, бачьте, — не без смущения объясняет Степан Петрович, — я сюды приихав аж с Аргентины.
— Неужели?
Давно? — Та три рока (года) минуло с того часу. Принесли же меня, старого дурня, чорты за решетку… А ведь жил там, як в раю; добре жил, — вздыхает он…
Степан Петрович Бутенко, из одного украинского села, в 1912 году поехал на заработки в Аргентину. Было ему тогда 25 лет.
"Годков с пять побуду там, соберу побольше денег, вернусь домой, женюсь и обзаведусь хозяйством", — мечтал украинский хлопец.
Часть его мечтаний исполнилась довольно скоро. Денег он заработал достаточно. Сначала было тяжело. Пришлось работать на земле в жаркой провинции Мисионес. Москиты ели хлопца, желтая лихорадка трепала, кровью наливались от работы мозоли на его ладонях. Все это выдержал он; построил себе домик, а по дешевке купленный участок болота засыпал землей и превратил в доходную плантацию. Потом — свое хозяйство продал за хорошую цену и собрался ехать домой, но помешала война. Затем началась в России революция.
Степан Петрович переселился в столицу республики — город Буэнос-Айрес — и занялся здесь торговлей. Дела шли удачно. Через несколько лет он построил и пустил в ход кирпичный заводик и стал строить двухэтажный дом на одной из окраин города.
Однако, хозяйством основательно не обзаводился. Семьи тоже не имел; все надеялся домой вернуться…
Быстро пролетели годы и хлопец превратился в старика. Ио чем больше он старел, тем сильнее; охватывала его тоска по родине. А. тут подвернулся сосед-коммунист. Стал рассказывать ему басни о райской жизни в Советском Союзе на коммунистические собрания вводил, советские газеты давал читать.
Поверив басням, Степан Петрович вступил в коммунистическую партию и начал осуществлять свою главную мечту. Дом и кирпичный завод продал. С большим трудом, истратив много денег, добился визы в СССР…
— И ось, бачьте. Приихав. Попав, як муха в горячий борщ…
На границе Степана Петровича арестовали, отобрали все деньги, долго возили по разным тюрьмам и, наконец, привезли в Пятигорск. Здесь его допрашивают 3–4 раза в месяц, и с большим конвейером он знаком весьма близко.
Обиднее всего для Степана Петровича, что ему, как он говорит, не дали и одним глазом глянуть на родное село. Приехал на родину старик, а родины-то и не увидел.
— В чем же вас обвиняют? — спрашиваю я. Он беспомощно разводит руками.
— Знущаються (Издеваются), бисовы дети. Такое кажут, (Говорят.) шо сам чортяка не разберет…
Фантазия северо-кавказских энкаведистов бывает, иногда очень богатой и буйной. Они обвинили Бутенко в невероятном преступлении: будто бы он приехал по заданию зарубежных украинских сепаратистов произвести вооруженный переворот на советской Украине и присоединить ее к… Аргентине. "Признаться " в этой чепухе старик отказывается…
Степан Петрович опять вздыхает, снимает с головы платок, мочит его водой из кувшина и снова покрывается им. Я успеваю заметить, что макушка лысой головы старика совершенно лишена кожи. Вместо нее красуется большое кровавое пятно, будто с человека сняли скальп индейцы, о которых я читал в детстве.
Спрашивать у Бутенко о происхождении этого пятна неудобно, а догадаться самому легко. Впрочем, Смышляев потихоньку рассказал мне о нем.
— Нашему аргентинцу и в тюрьме не повезло. Его допрашивает начальник контрразведывательного отдела Дрейзин. Негодяй редкий даже среди энкаведистов. Он сковывает старику руки и методически колотит его по голове ребром деревянной линейки. Знаете, такой, какие бывают в школах. С сантиметрами…
В долгие тюремные вечера Степан Петрович рассказывает нам об Аргентине. Затаив дыхание, слушаем мы о такой чужой для нас и свободной жизни в далекой заокеанской стране.
3. Беглец от кислого существования
Когда я спросил субъекта с усиками, не растратчик ли он, тот очень обиделся и возмутился.
— За кого вы меня принимаете? Если я еврей., то это значит, что я уже растратчик? За всю свою жизнь в нашем дорогом социалистическом отечестве, холера ему в живот, я не растратил ни одной казенной копейки. Совсем наоборот. Я уплатил государству уйму денег. Вы только посчитайте: всякие налоги, займы, фонды обороны, на "Друг детей", на "Долой неграмотность", на танковую колонну "Даешь коммунизм" и на всякую такую петрушку. И это же каждый месяц! Разве это жизнь? Врагу своему не пожелаю такой жизни.
— Все так живут, — заметил я.
— Положи… на все. Во много раз лучше живут ответственные коммунисты, энкаведисты.
— И евреи, добавил Смышляев.
Ой, вы страшно ошибаетесь, — запротестовал субъект с усиками. — Не каждый еврей Лазарь Каганович. У евреев, в нашем социалистическом отечестве, чума ему на голову, очень таки кислое существование. Ну, чем здесь может заниматься честный еврей? Торговать нельзя, ремеслом заняться — налогами задушат, биржи нет, комиссионеры не требуются. Что прикажете делать в таком государстве?
— Растрачивать казенные деньги, — снова вставил Смышляев.
— Опять вы о растратчиках. Покорно вам благодарю. Мой кузен один раз попробовал растратить и получил пять лет тюрьмы. За это же сразу сажают. Нет. в Советском Союзе я предпочитаю честную жизнь.
— Но ведь и вас посадили, — сказал я.
— Ах, это совсем по другому делу. Даже без всякого дела. Просто за то, что я пытался бежать от кислого существования в нашем советском государстве, рак желудка ему в бок.
— Как бежать?
— Приблизительно, как наш аргентинец. Только с маленькой разницей. Он бежал сюда, а я — туда.
— Куда?
— За границу…
Абраму Соломоновичу Розенфельду кислое существование в Советском Союзе опротивело давным-давно. Он долго подготавливался к бегству отсюда. Наконец, подготовился. Все свои наличные деньги обратил в иностранную валюту и золото. Поехал в Армению и там попытался перейти турецкую границу. Был пойман и сел в тюрьму.
Преступником себя Абрам Соломонович не считает.
— Что? Я совершил преступление? Оставьте ваши шуточки при себе. Меня душит смех. О преступлениях я даже и не думал. Просто мне захотелось переменить место жительства. Разве я не имею права жить, где хочу?
— Вы бы это своему следователю сказали.
— А вы думаете, я не говорил? Так этот паршивый еврей ничего слушать не хочет.
— Разве ваш следователь еврей?
— А вы думаете, нет? Я ему говорю: —"Послушайте, гражданин Коган! Вы же из наших. Так зачем вы меня подводите под неприятности?" И вы знаете, что мне ответил этот сын сукиного отца?
— Интересно, что?
— "Для НКВД все враги народа одинаковы, независимо от национальности". И после этого он набил мне по морде… Разве это жизнь? Это же самое кислое существование. Хуже уксуса…
Однако, расставаться с "кислым существованием" Розенфельду не хочется; все же оно лучше смерти. Поэтому он упорно отрицает предъявленные ему следователем обвинения в измене родине и шпионаже.
4. Амнистия
