Хяртан Флёгстад - У-3
Я жевал. И глотал. И никак не мог прожевать. Констанца Хеллот нашла объяснение. Сказала, что бутерброды почему-то стали очень велики.
— Должно быть, так Иисус насытил пять тысяч человек в пустыне, — произнесла она. — Сказал что-то такое, отчего пять хлебов и две рыбешки выросли у них во рту до неимоверных размеров.
Я кивнул, проглотил кусок хлеба и хлебнул горячего кофе, который обжег мне глотку адским пламенем. Тем временем на экране показалась новая картинка. Диктор аккомпанировал:
— Продолжаем сообщения по родной стране. В Будё местные организации рабочей партии и рабочей молодежи выступили с резким протестом против злоупотребления аэродромами.
Молодая женщина в свитере и куртке, в рыбацких сапогах, с волнами каштановых волос до плеч открыла рот.
— Да ведь это?.. — Констанца недоуменно посмотрела на меня. — Право же, знакомое лицо!
Однако мы не услышали протеста Китти. Сначала пропала картинка. Затем и голос постепенно затерялся в электронном треске. Не осталось ни звука, ни изображения, ни дождя, ни снега, ни заполнителя паузы, ни круглого циферблата, показывающего бег времени. Только черная бездонная дыра. Сквозная четырехугольная брешь в стене кафе. Но брешь, которая не сулила выхода, которая никуда не вела.
Мы допили кофе и встали.
В дверях нам встретились пилоты вертолета. Тучи опустились еще ниже над долиной. Сгущалась темнота. Но дождя не было. Обменявшись несколькими словами с летчиками, мы узнали, что сегодня дальше не полетим. Они связались по радио с Ховденом. Видимость все такая же плохая. Придется ночевать здесь. Так и так уже вечер, поиски прекращены. Пилоты показали, как пройти в пансионат.
Когда мы с Констанцей выходили из кафе, на экран телевизора снова пробилась пробная передача. Американский мультфильм весело рисовал жизнь на Земле после атомной катастрофы. На экране, где жизнь во всех ее проявлениях будет являться глазу и бесследно исчезать, чтобы вновь возродиться в лоне телевизионного семейства Флинт, одетого в шкуры и вооруженного деревянными дубинами, когда король — пятый и самый знатный Ула изо всех своих норвежских тезок — наконец соберется объявить новое шоу официально открытым. От пещерной жизни Флинтов на меня, как говорится, повеяло чем-то знакомым. С моим опытом электронного каменного века я мог считать себя счастливым. С этим чувством я и отгородился дверью от средства массовой информации, выходя в весенний вечер.
* * *Черная шиферная крыша. Шершавые доски черных стен. Серая кладка крыльца с одинокой полосой ржавых перил. Три голых окна, испускающих резкое прямоугольное сияние. Фары мазнули светом стены школьного здания, преподавание в котором, должно быть, кончилось с введением эволюционного учения Дарвина. Но которое теперь вновь нашло применение, для других целей. Фары выключились, выключился и мотор.
Констанца первой выбралась из джипа, я соскочил следом. Стоя по бокам капота, мы попытались сориентироваться. За школьным зданием сплошной стеной стоял туман. Раннее утро, но мы уже давно находились в пути. Рассвет только занимался, когда из Хаукелигренда вертолет перенес нас на юг через горы в Ховден. Солнце уже отметило желтыми кляксами самые высокие вершины, когда мы нырнули вниз, в густой туман между горными склонами. На земле, на скверной грунтовой дороге под туманом, нас ожидал джип без дверец, с поднятым верхом, и ожидала недолгая поездка.
Я засек время. Мы добрались до места за пятнадцать минут. Штаб поисковых работ обозначил себя фарами военных грузовиков, доджей и полицейских джипов, яркими окнами школьного здания. Следуя за доставившим нас шофером, мы пошли вдоль высокого фундамента бывшей школы.
На переднем сиденье одного из полицейских джипов сидел пожилой мужчина в расстегнутой зеленой штормовке, бриджах и охотничьих сапогах. На коленях у него лежала пачка топографических карт, которые он машинально перелистывал свободной рукой, говоря при этом что-то в микрофон переносной рации с качающейся трехметровой антенной. Рация висела на груди военного связиста, стоявшего возле джипа. Закончив переговоры, мужчина в штормовке вернул связисту микрофон и представился нам, новоприбывшим.
Хокон Фридтьофсен. Урядник, проводник, охотник, отчеканил он, улыбаясь. Он сразу смекнул, кто такая Констанца, но одинаково сердечно поздоровался с нами обоими. Однако сверх обычных вежливых фраз он мало что мог сказать, хоть и проявил полную готовность честно поделиться тем немногим, что ему было известно. По всей долине Сетесдал были мобилизованы члены групп гражданской обороны. К ним присоединилось много добровольцев. Весь вчерашний день прочесывали местность в западном направлении, но ничего не нашли. Пока что никаких следов. Такое вот положение. По-своему это даже хороший признак. Есть на что надеяться. Поиски продолжались до позднего вечера. Но после того как всерьез сгустился туман, искать с вертолета стало невозможно. Из Эвье в помощь поисковикам выехала рота новобранцев. На просьбу Констанцы Хеллот показать границы области, где ведется поиск, он начертил указательным пальцем на карте большой и малоутешительный круг.
Так в основном обстояли дела. Хокон Фридтьофсен выбрался из джипа. В районе Слуаруса поиски уже развернулись полным ходом. Там погода вроде бы получше. Что до дальнейших планов, то он обещал вернуться к этому вопросу. После чего указал рукой на крыльцо и пропустил нас с Констанцей вперед.
В помещении царил собачий холод. На низких желтых партах с прямой спинкой и наклонной крышкой сидело полтора десятка гражданских и военных должностных лиц — этакие странные переростки или калеки, словно насильно удерживаемые в мире школяров, из которого их тела давно выросли. Озаренные бездушным верхним светом лица выглядели так, будто эти люди всю ночь провели в поисках, не найдя ни того, кого искали, ни отдыха для самих себя. Дружно повернувшись к двери, офицеры и члены групп гражданской обороны увидели, как спортивно одетые пожилая женщина и молодой мужчина заняли места в заднем ряду, тогда как начальник местной полиции проследовал мимо парт на кафедру.
Стену позади него занимала черная, как переплет Библии, доска, а над доской все еще висели скатанные в трубку карты мира и зоологические таблицы, по нижнему краю которых можно было догадываться, как предыдущее поколение представляло себе природу и мир.
Хокон Фридтьофсен не стал тратить время на вводные фразы и формальности. Он начал инструктаж с того, что, повернувшись к аудитории спиной, стал с лихорадочной скоростью чертить что-то на доске. Чертил он молча, когда же снова повернулся к нам, все увидели на доске подобие карты, изображающей горную область к западу от долины Сетесдал, к югу от Дюрахейо и к северо-востоку от долины Сирдал. Дикий необжитый край. Приступая к объяснению, Фридтьофсен вооружился сломанной линейкой и показывал ею пункты и направления. Длиннющая шея и большой рот на маленьком круглом лице придавали его голове сходство с верхушкой перископа.
И то, что виделось ему в этот перископ, явно внушало какую-то надежду. Совсем маленькую, но все же реальную. Фридтьофсен повел линейкой через перевалы на запад, к самым глубоким и узким фьордам Рюфюльке.
— Ньярдархейм, — говорил он, стоя вполоборота к аудитории. — Как известно, в Ньярдархейме на каждом шагу есть хижины. Это может сыграть решающую роль.
— Речь идет о туристских хижинах?
Фридтьофсен повернулся к задавшему вопрос.
— Нет, генерал Эг. В основном не о них. Конечно, и туристские есть, но преобладают хейбергские хижины.
— Хейбергские хижины? — Генерал умел придавать своему голосу звучание, предполагающее немедленный ясный ответ.
И за ответом дело не стало.
— Да, генерал. Это хижины, которые названы в честь основателя так называемого «Заказника Ньярдархейм» Турвалда Хейберга из Осло. В начале века в нашей стране все еще были такие порядки, когда частное лицо могло приобрести обширный дикий район в собственное владение. Именно это и сделал доктор Хейберг. Он приобрел тысячу квадратных километров горных пустошей с высотами от восьмисот метров и больше, вершины до полутора тысяч.
Фридтьофсен излагал, точно местный краевед, оседлавший любимого конька:
— А целью этой его сделки было сохранить в неприкосновенности пастбища для популяции диких оленей к югу от Хаукели. При этом Хейберг предоставлял желающим за плату права на охоту и рыбную ловлю. Поставил дело на широкую ногу, напечатал проспекты на английском языке с точным указанием правил и сроков охоты, пунктов питания, с адресами местных носильщиков и проводников. Здесь, в Хейбергхейя, на зверя в себе охотились такие люди, как маршал Маннергейм и француз Анд ре Жид. Предполагалось, что таким образом заказник будет сам себя окупать, но этот план не удался, и во время войны Хейберг был вынужден уступить свое горное владение государственной организации, которая контролировалась норвежскими нацистскими властями. Они-то и придумали название «Заказник Ньярдархейм». Как известно, Ньорд в древненорвежской мифологии — бог моря, ветра и урожая. И в последние годы войны охотничьи угодья Хейберга были ристалищем оккупантов, скоробогачей и нацистских заправил.
