Владимир Губарев - Атомная бомба
Б. Малютов: Опытное поле представляло собой сравнительно ровную площадку около 400 кв. км. В центре площадки была построена металлическая башня высотой 30 м, на которой устанавливалось «изделие». Опытное поле было обнесено проволочным заграждением радиусом 10 км и постоянно охранялось по периметру. Все поле было разделено на сектора, в которых размещалась боевая техника, вооружение и различные инженерные сооружения… По северо-восточному радиусу выставлялась открыто на местности основная группа животных — лошадей, овец, поросят, собак, морских свинок, белых мышей. Большая группа животных находилась в боевой технике и инженерных сооружениях: в танках, траншеях, на артиллерийских позициях, в ДОТах, а также в двух трехэтажных домах и промцехе, построенных на дистанциях 800, 1200 и 1500 м по северо-восточному радиусу.
B. Алексеев: В то лето, как я помню, Курчатова при посещении им лабораторий можно было очень часто видеть с книгой Г.Д. Смита, которую он носил под мышкой. В этой книге — отчете о разработке атомной бомбы в США — его не могли не интересовать и сведения по методам наблюдения быстрых частиц при ядерных реакциях, и данные о запаздывающих нейтронах, образующихся при делении урана. По-видимому, представляла интерес и информация об организации подготовки взрыва, описание физической картины самого взрыва, а также наблюдения за его последствиями.
C. Давыдов: Игорь Васильевич почти ежедневно проводил совещания ученых и руководящих работников. Совещания проводились чаще всего в гостинице, в рабочем кабинете Курчатова. На нескольких совещаниях присутствовал и я — Курчатова интересовала подготовка командного пункта. Обсуждались вопросы постановки измерений. У ученых почти каждый день возникали новые идеи и предложения, заставлявшие офицеров перемонтировать приборные сооружения. В конце концов бесконечные переделки стали угрожать срывом срока подготовки опытного поля. Лучшее становилось врагом хорошего. Курчатов с радостью принял предложение М.А. Садовского, рекомендовавшего с такого-то числа все новые идеи «топить в батальонном сортире». Иначе от натиска ученых никак не удавалось избавиться. Теперь, когда недогадливый ученый выступал с новым проектом, Игорь Васильевич, хитро улыбнувшись и оглядев присутствующих, после короткой паузы вопросительно произносил: «Топить…?!»
На полигон прибыл член Политбюро ЦК ВПК(б) министр внутренних дел СССР Л.П. Берия. Генерал Мешик назвал его «вторым человеком государства», первым считался И.В. Сталин. Министр познакомился с полигоном и посетил командный пункт. Берии очевидно понравился АП, и он заявил, что во время взрыва будет находиться в аппаратной. Такое решение меня сильно расстроило; и без его присутствия обстановка в аппаратной обещала быть напряженной. Щелкин согласился со мной. Но как заставить министра изменить свое решение? Посоветовались с генералом Бабкиным и решили написать еще одну инструкцию, по которой в аппаратной во время сеанса не должно быть никого, кто не занят непосредственно работой, и что аппаратная изнутри запирается на крючок. Инструкцию утвердил И.В. Курчатов. Забегая вперед, скажу, что мы действовали по инструкции, и Берия и не пытался проникнуть в аппаратную.
В. Алексеев: К раннему утру 29 августа стало известно, что ожидается ухудшение погоды, резкое усиление ветра, возможно появление грозовых облаков. Руководителей испытания беспокоила возможность грозовых разрядов вблизи башни, на которой было установлено и подготовлено к взрыву изделие. Несмотря на устроенную вокруг башни грозозащиту, возникло опасение, не приведут ли грозовые разряды к несанкционированному подрыву изделия. Поэтому ранним утром 29 августа 1949 г. с учетом ожидаемой метеообстановки было принято решение перенести взрыв на один час раньше намеченного срока, то есть на 7.00 утра.
С. Давыдов: За минуту до взрыва, получив согласие Курчатова, нажимаю главную кнопку. Светофоры вспыхнули красными огнями. АП мне больше не подчинялся. Оставалось только напряженно следить за выдачей и прохождением команд. Нервы взвинчены до предела, я уже не замечал, что делалось вокруг. Денисов рассказывал, что Щелкин лихорадочно часто пил валерьянку. За двадцать секунд до взрыва пришли в движение щетки главных шаговых переключателей… Я едва успевал докладывать о выдаче и прохождении команд. На доклады руководство не отвечало… Наступила пауза… Все молчат… Произошел ли взрыв?.. Но вот за дверью раздался шум вбегающих людей… возня у запираемой двери… радостные крики «ура!»… И вот два мощных шлепка по крыше каземата… Нарастает боль в ушах… Ударная волна прошла… Через сорок секунд АП выключился, и, наведя порядок в аппаратной, я вышел наружу. Над опытным полем стояла стена пыли высотой несколько километров и столь же протяженная. Нельзя ничего было рассмотреть, кроме нескольких наиболее близких к нам сооружений. Увиденное поражало не красотой, а громадными масштабами явления.
Б. Малютов: Первыми на поле выехали два танка, борта которых были усилены свинцовыми листами. Одним танком руководил генерал-майор А.М. Сыч, другим — полковник С.В. Форстен. Танки пересекли эпицентр взрыва, замерили по пути активность на поле и возвратились «измазанные до чертиков» активным шлаком. Вслед за танками на поле выехали группы разведчиков службы безопасности, которые, замерив степень активности на поле, в первую очередь оградили флажками границы опасной зоны. За отрядами разведки на поле отправились группы специалистов для снятия индикаторов, фотопленок и животных, подвергшихся воздействию взрыва, а также для предварительной оценки результатов воздействия взрыва на технику, вооружение и инженерные сооружения. Вместе с последними на поле буквально вырвались руководители эксперимента А.П. Завенягин, И.В. Курчатов, П.М. Зернов и другие. У них было величайшее нетерпение попасть поближе к эпицентру. Пришлось сдерживать их…
А. Хованович: Помню и сейчас одну трагикомичную историю. После взрыва солдаты эвакуировали животных с опытного поля. И один из них, увидев плитку шоколада, потихоньку съел ее. На пункте дезактивации обнаружили, что солдат «фонит». Сняли с него спецодежду. То же самое. Не могли понять, где же источник излучения. Поднесли радиометр к животу, и прибор застрекотал, как пулемет. Солдат признался, что съел шоколад. Его немедленно отвезли в госпиталь, сделали многократное промывание желудка и кишечника. Как известно, в шоколаде содержится поваренная соль, то есть хлористый натрий. Именно радиоактивный натрий определил гамма— и бета-активность шоколада. Активность натрия быстро убывает со временем. Солдат пролежал несколько дней в госпитале, где врачи помучили его изрядно. Как будто все обошлось благополучно…
В. Алексеев: вскоре после взрыва к начальнику полигона прибыл майор Шамраев, командир батальона охраны опытного поля, и доложил о том, что недалеко от периметра поля обнаружена лежащая на земле оболочка аэростата и, что самое главное, на этой оболочке находятся металлические вкрапления в виде дробинок. Я был вызван С.Г. Колесниковым и по его указанию вместе с майором и дозиметристом срочно выехал к месту нахождения аэростата. К нам с большим желанием присоединился Ю.Б. Харитон… Действительно, оболочка аэростата была усыпана крупными частицами в виде дробинок, образовавшимися при испарении стальной башни. Такие же частички находились на земле и вокруг оболочки аэростата. Конечно, они были достаточно радиоактивны. Ю.Б. Харитон попросил у кого-то спичечный коробок и сам собрал в него несколько дробинок для анализа. Кстати, с тех пор подобные крупные образования стали называться «харитонками»…
… Потом было множество «пусков» разных «реактивных двигателей С» и не только на Семипалатинском полигоне, но и на Новой Земле. Правда, через некоторое время их перестали называть РДС, в обиход вошло новое — «изделие». Но это уже другие страницы истории «Атомного проекта».
«А был ли это атомный взрыв?»
Документы «Атомного проекта СССР» открывают исследователю удивительный факт, в который очень трудно поверить: оказывается, Сталин встречался с учеными — участниками Проекта всего лишь один раз! И случилось это 9 января 1947 года. Позже Берия предлагал провести аналогичные совещания и в 1948 году и в 1949– м, но Сталин неизменно отказывался.
Почти нет документов, на которых есть подпись И.В. Сталина. Особенно в «прологе к атомной бомбе», то есть до ее испытания 29 августа 1949 года. Позднее пометки на документах есть, хотя и их немного…
Однако Сталин был до деталей знаком с положением в «Атомном проекте». Его лично информировал Берия, а также сохранилось множество документов, на которых значилось: «Сов. секретно. только лично. Экз. единств.». Большинство из них ложились на стол вождю, и написаны они были от руки.
