Марио Варгас Льоса - Сон кельта. Документальный роман
Довольно смехотворное зрелище являл собой допрос британских содиректоров „Перувиан Амазон компани“: в ходе его особенно отличился, блеснув напором и изощренностью иронии, ирландец Свифт Макнилл, старейший депутат парламента от Южного Донегола. Его доказательства не оставили и тени сомнения в том, что видные бизнесмены вроде Генри Рида или Джона Расселла Габбинза, светские львы и звезды лондонского высшего света сэр Джон Листер-Кей и барон де Суза-Дейро не имели ни малейшего понятия о том, что творится в компании Хулио Араны, хотя подписывали документы, входили в совет директоров и получали за это огромные деньги. И даже когда газеты начали публиковать материалы Бенхамина Рока и Уолтера Харденбёрга, указанные лица не потрудились выяснить, насколько достоверны эти разоблачения. И довольствовались заверениями, которые получали от Абеля Ларко или самого Араны, а те объясняли, что все обвинения — это не более чем месть шантажистов, не получивших от „Перувиан Амазон компани“ денег. Никто из видных пайщиков не озаботился собрать сведения о том крае, где творила свои преступления компания, престижу которой они поспособствовали своими громкими именами. Хуже того — никто не дал себе труда изучить документы, счета, отчеты, деловую корреспонденцию „Перувиан Амазон компани“, хотя ее нынешние деяния уже были зафиксированы и следы их могли быть обнаружены в архивах. Ибо Хулио Сесар Арана, Абель Ларко и прочие иерархи были до такой степени и до самого последнего времени уверены в собственной безнаказанности, что, пока не грянул скандал, даже не пытались подчистить гроссбухи, изгнав из них следы злоупотреблений и скрыть, к примеру, что индейцам не платили жалованье или что огромные суммы шли на закупку бичей, револьверов и карабинов.
Напряжение возросло, когда перед комиссией предстал сам Хулио Сесар Арана. Он должен был бы появиться в палате общин раньше, если бы его жена Элеонора, находившаяся в Женеве, не пережила сильный нервный срыв, причина которого, само собой, крылась в неослабевающем напряжении, владевшем всем семейством с тех пор, как оно, взобравшись едва ли не на самые вершины, стремительно и неостановимо покатилось вниз. Арана, появляясь на заседаниях, был неизменно элегантен, но так бледен, словно только что перенес сильный приступ малярийной лихорадки. Приходил он в сопровождении целой свиты помощников и советников, однако в зал с ним допускали только его адвоката. Держался поначалу спокойно и высокомерно. Но по мере того как вопросы председателя Чарльза Робертса и престарелого Свифта Макнилла загоняли его в угол, все больше путался, увязал в противоречиях, и переводчику, чтобы сглаживать их, приходилось совершать поистине чудеса эквилибристики. Когда в ответ на слова председателя, осведомившегося, почему на факториях имелось такое количество винчестеров? для облав на индейцев? для налетов на туземные деревни с целью набрать рабочих? — он ответил: „Вовсе нет! Для защиты от тигров, которых так много в Путумайо“, — в зале раздался неодобрительный шум. Арана, поначалу все отрицавший, потом вдруг признался: да, как-то раз слышал, что женщина-индеанка была сожжена заживо. Но только было это очень давно. И по его словам выходило, что все преступления если и совершались, то — очень давно.
Самая неприятная неожиданность случилась, когда каучуковый король, пытаясь опровергнуть показания Уолтера Харденбёрга, обвинил его в подделке векселя. Свифт Макнилл прервал Арану вопросом: осмелился бы тот повторить это в лицо Харденбёргу, который, по слухам, живет в Канаде. „Да“, — ответил Арана. „В таком случае — сделайте это. Он перед вами“. Когда появился Харденбёрг, по залу заседаний прошел шумок. Арана по совету адвоката тотчас опроверг собственные слова, объясняя, что обвинял в фальсификации не самого Уолтера, а „какого-то человека“, который пытался в банке Манаоса получить наличные по векселю, оказавшемуся подложным. Харденбёрг доказал, что все это была ловушка, подстроенная „Перувиан Амазон компани“, чтобы скомпрометировать его с помощью некоего проходимца по имени Хулио Мурьедас, в настоящее время отбывающего в Пара срок за мошенничество.
После этого эпизода Арана неудержимо покатился вниз. И те путаные, невразумительные и уклончивые ответы, которые он давал теперь на все вопросы, непреложно свидетельствовали о его растерянности и особенно — о том, что самая очевидная черта его показаний — их лживость.
В самый разгар парламентских слушаний с главой „Перувиан Амазон компани“ стряслась новая беда. Член Высокого суда правосудия Суинфен Иди по ходатайству группы акционеров постановил: все производственные операции компании должны быть немедленно прекращены, поскольку добыча каучука сопровождалась „превосходящими всякое воображение“ жестокостями в отношении рабочих, а в том случае, если Хулио Арана не знал о них, он несет еще более тяжкую ответственность, ибо, как никто другой, обязан был иметь абсолютно исчерпывающее представление обо всем, что происходит в его владениях.
Окончательный вывод парламентской комиссии оказался не менее лаконичен: „Признать, что мистер Хулио Сесар Арана, равно как его компаньоны, не мог не знать о противозаконных деяниях, творимых служащими его компании в Путумайо, а потому и несет за них всю полноту ответственности“.
К тому времени, когда это решение, окончательно дискредитирующее Арану и, как показали дальнейшие события, ускорившее крах его империи, было оглашено, Роджер Кейсмент уже начал забывать об Амазонии и Путумайо. Мыслями его целиком владела теперь Ирландия. После короткого отпуска министерство предложило ему вернуться в Бразилию на должность генерального консула в Рио-де-Жанейро, и Роджер склонен был согласиться. Он снова и снова отодвигал время отъезда, но сколь бы ни были разнообразны предлоги, которые он находил для министерства и для себя самого, дело было в том, что в глубине души у него уже созрело решение не служить больше британской короне в качестве дипломата — да и ни в каком ином тоже. Роджер хотел наверстать упущенное время, обратив свой ум, дарования и энергию к тому, что сделалось ныне единственной целью его жизни, — к борьбе за независимость отчизны.
По этой причине он без особого интереса, если не отчужденно, наблюдал, как складывалась дальнейшая судьба „Перувиан Амазон компани“ и ее хозяина. А после того, как на заседаниях парламентской комиссии, благодаря признанию главноуправляющего компанией Генри Лекса Гилгуда, выяснилось, что Арана не имел решительно никаких оснований считать земли Путумайо своими владениями и эксплуатировал их исключительно „по праву захвата“, недоверие к нему банков и прочих кредиторов усилилось. Немедленно усилился и нажим с требованиями погасить ссуды и произвести текущие платежи (только учреждениям лондонского Сити его долги превысили двести пятьдесят тысяч фунтов стерлингов). Градом посыпались угрозы эмбарго и наложения ареста на имущество. Аране, во всеуслышание заявившему, что для спасения своего доброго имени он выплатит все до последнего фартинга, пришлось выставить на торги свой лондонский особняк на Кенсингтон-роуд, виллу в Биаррице, дом в Женеве. Однако вырученных за все это денег оказалось недостаточно, чтобы умилостивить заимодавцев, и те добились судебного решения о том, чтобы все авуары Араны в британских банках были заморожены. Одновременно с потерей личного состояния неуклонно и неостановимо катились к гибели дела его компании. Амазонский каучук, не выдержав конкуренции с азиатским, упал в цене, и это совпало с решением многих европейских и американских импортеров приостановить его закупки в Перу, пока независимая международная комиссия не удостоверит, что при добыче латекса больше не используется рабский труд, истязания, пытки, что прекращены налеты на индейские поселения, а на факториях туземным рабочим выплачивают жалованье и соблюдают законы о труде, действующие в Великобритании и США.
Не было никаких оснований верить, что кто-нибудь хотя бы попытается ответить на эти химерические упования. Повальное бегство управляющих факториями и старших надсмотрщиков, напуганных реальной угрозой тюрьмы, привело к тому, что стихия безначалия захлестнула весь край. Воспользовавшись случаем, многие индейцы — целые племена — тоже разбежались, отчего добыча каучука сначала упала до предельных значений, а затем и вовсе прекратилась. Разбегаясь, рабочие громили и грабили лавки и конторы, уносили все мало-мальски ценное — главным образом оружие и провиант. Вскоре стало известно, что „Перувиан Амазон компани“, опасаясь, как бы эти люди на грядущих судебных процессах не превратились в свидетелей обвинения, выплачивали им немалые деньги, чтобы помочь скрыться и тем самым гарантировать себе молчание.
Роджер Кейсмент узнавал о происходящем в Икитосе из писем своего друга, британского консула Джорджа Мичелла. А тот рассказывал, как один за другим закрываются рестораны, отели и магазины, где еще недавно торговали товарами, выписанными из Парижа и Нью-Йорка; будто по волшебству, исчезает шампанское, прежде лившееся в городе рекой, а с ним вместе — виски, коньяки, портвейны и вина. В тавернах и борделях подавали теперь только обжигавшую горло водку и неведомого происхождения подозрительные пойла, призванные якобы производить возбуждающее действие, однако зачастую вместо того, чтобы разжигать вожделение, устраивавшие в желудке доверчивого клиента форменную революцию.
