Макс Хейстингс - Вторая мировая война. Ад на земле
Отношение к военнопленным определилось с самого начала и дальше становилось только хуже. Гонконг пал в Рождество 1941 г., захватчики отпраздновали победу оргией насилия и резни, терзали медсестер и монахинь, раненых на койках пронзали штыками. Такие же точно сцены разыгрывались на Яве и Суматре, крупнейших островах Голландской Ост-Индии, которые после падения Сингапура достались японцам. И на этих новых территориях японская армия продолжала ту брутальную традицию, которую установила в Китае, – извращение всех понятий о мужественном и воинственном духе, тем более отвратительное, что японцы возвели беспощадное насилие в принцип. Солдаты всех наций на любой войне совершают преступления против человечности, но главный вопрос в том, считается ли варварская жестокость нарушением устава и норм или же она поощряется и даже провоцируется начальством. Японская армия принадлежала ко второй категории.
На Яве подполковник Эдуард Данлоп, хирург из Австралии, построил своих людей для инспекции. Досмотр проводил лейтенант Сумийя. Это было 19 апреля:
«Я приблизился к японскому офицеру и взял под козырек. К моему изумлению, он размахнулся и врезал мне в челюсть. Я чуть не грохнулся, хорошо, успел слегка голову отвернуть и ослабить удар. Лейтенант Сумийя выхватил меч и тигриным прыжком метнулся к моему горлу. Рефлексы боксера помогли мне уклониться от острия, но рукоять меча с тошнотворным чавканьем врезалась мне в горло, так что я не мог сделать вдох, не то, что заговорить. Солдаты возмутились и двинулись мне на помощь. Охранники взяли винтовки наизготовку, нацелили штыки на безоружных людей. Запахло резней. Левой рукой я подал своим людям сигнал: “Ни с места!” – и, обернувшись к напавшему на меня офицеру, холодно и формально поклонился. Я так и остался стоять по стойке смирно, и ярость полностью затмила во мне страх, когда Сумийя взмахнул мечом у меня над головой – аж ветер засвистел в ушах – и громко завопил»39.
Данлопу и его людям предстояло еще не раз переносить избиения и другие издевательства. За годы в плену тысячи британцев умерли от голода и болезней. Австралийский хирург в эти страшные годы стал героем, праведником в мире. И если бы защитники Малайи могли предвидеть, какую цену они заплатят за поспешную капитуляцию, может быть, эта локальная война приобрела бы иной оборот.
Сразу же после захвата Сингапура японцы ринулись в Ост-Индию, к нефтяным месторождениям, которые и были основной стратегической целью этой кампании. С острова Палау флот отчалил к Сараваку, Борнео и Яве. Десантников прикрывали многочисленные военно-морские силы, а войска западных союзников были слабы, деморализованы и плохо организованы. В воздушных боях над Явой 19 февраля японцы уничтожили 15 вражеских истребителей. 27-го числа союзная эскадра в составе двух тяжелых и трех легких крейсеров, а также девяти эсминцев под командованием голландского адмирала Карела Доормана попыталась атаковать приближавшийся к Яве конвой с десантом. Конвой прикрывали два тяжелых крейсера, два легких и четырнадцать эсминцев. В 16:00 противники заметили друг друга и открыли огонь. Первые залпы не причинили особого ущерба ни той, ни другой стороне: наводка была неточной. Из 92 торпед, выпущенных японцами, цели достигла только одна, потопившая голландский эсминец. Осколок попал в котельное отделение крейсера Exeter, и судно поспешило укрыться в гавани Сурабайя. В 18:00 американские эсминцы вышли из боя, расстреляв все торпеды.
Второе столкновение, после наступления темноты, обернулось для союзников катастрофой: от прямого попадания торпед затонули голландские крейсеры De Ruyter и Java, адмирал Доорман погиб вместе со многими своими подчиненными. Perth и Houston ускользнули, но сутки спустя основной флот вторжения захватил их в Зондском проливе и расправился с обоими кораблями. 1 марта Exeter и два сопровождавших его эсминца попытались прорваться к Цейлону, попали в ловушку и тоже погибли, а один голландский и два американских эсминца пропали на пути к Австралии. Так за неделю на дно океана отправилось десять кораблей и более 2000 моряков. От флота союзников в регионе Ост-Индии практически ничего не осталось. Голландские и английские сухопутные войска продержались еще неделю, а затем японцы полностью овладели Ост-Индией. На какой иной исход можно было рассчитывать, когда японцам удалось развернуть здесь заведомо превосходящие противника силы?
2. «Белый путь» из Бирмы
Раззадоренные своим триумфом в Малайе, завоеватели, не теряя времени, ринулись в британскую Бирму – отчасти чтобы захватить нефть и природные ресурсы, отчасти с целью перекрыть проходивший через Бирму путь в Китай. Первые бомбы упали на столицу Бирмы Рангун уже 23 декабря. В маленьком домике на Спаркс-стрит сын индийского машиниста Касмира Рего играл на скрипке «Тихая ночь, святая ночь», его сестренка Лина клеила гирлянды из цветной бумаги, а родители отправились на рождественские закупки. Внезапно на эту предпраздничную идиллию обрушился грохот пикирующих самолетов и пулеметного огня. Взрывались бомбы, взметнулось пламя пожаров, началась паника40.
Акушерка-бирманка Доу Сейн позднее вспоминала, что, хоть и слышала о большой войне, толком не знала, кто с кем воюет, а тут ее муж вбежал в кухню и закричал: «Пошли! Скорее! Надо выбираться отсюда!»41 Они выбежали из дома и пробежали полпути до вокзала, прежде чем женщина осознала, что она полураздета. Муж оторвал подол своей юбки-лоунджи и отдал ей, чтобы она могла прикрыть грудь. В таком виде они влезли в первый же поезд на Моулмейн (Моламьяйн). Поезд был забит такими же беженцами. Проехав сколько-то километров, он остановился и несколько часов стоял, а внутри томились люди – грязные, потные, голодные, отчаявшиеся. Наконец вдоль путей прошел какой-то человек, прокричал: «Моулмейн уничтожен! Бомбы падают повсюду! Поезд дальше не пойдет». Короткий возбужденный спор – и Доу Сейн с мужем двинулись пешком на север по дороге в Мандалай.
В следующие дни воздушные налеты продолжались, а продовольственное снабжение прекратилось. Многие жители Рангуна превратились в мародеров, они проникали в брошенные дома в поисках съестного. Однажды после визита мародеров семья Рего недосчиталась младшего сына Патрика. Старшие братья бросились на поиски. Прочесывая улицы, они наткнулись на фургон, груженный трупами и отрезанными конечностями. Из-под этого завала какая-то женщина кричала: «Я жива! Вытащите меня!»42 Но сверху на нее навалили еще трупы, и фургон укатил. Откуда ни возьмись, вернулся Патрик, целый и невредимый, но эта женщина, придавленная горой трупов, долго еще мерещилась им.
В Бирме империя рассыпалась так же быстро и бесславно, как и в Малайе. Многие индийцы ушли в джунгли или двинулись на запад, в их числе были и принадлежавшие к низшей касте уборщики, которые чистили туалеты своих белых владык и подметали улицы. Губернатор, сэр Реджинальд Дорман-Смит, с огорчением убедился, что без этих всеми презираемых людишек сахибам приходится несладко: «От уборщика зависит наша жизнь. Пока это смиреннейшее из человеческих существ делает свое дело, мы сохраняем чистоту и здоровье, без него падем жертвами грязи и болезней»43. Гражданская администрация рухнула сразу же, не сильно отстала от нее и военная: за февраль – март японцы полностью овладели страной. Рядовой 7-го гусарского полка Роберт Моррис, высадившись в Рангуне, попал в хаос: «Мы ничего не видели, кроме огней пожара – горела разлитая нефть. Большое количество оборудования, даже самолеты с маркировкой “Ленд-лиз в Китай из США”, лежали в ящиках, дожидаясь, чтобы их собрали. Мы изумились при виде бесконечного ряда грузовиков, приготовленных для отправки в Китай. Порт был покинут и разграблен»44.
Дорман-Смит оказался еще одним образчиком выродившихся проконсулов. Он горестно изумлялся: как это после столетнего британского правления в Бирме не привилась любовь к империи, подобная той, которая якобы существовала у других покоренных народов. На этот вопрос служащий гражданской администрации Джон Клэг не затруднился ответить: «Мы, европейцы, жили в мире, где большая часть населения никак не присутствовала в наших мыслях и чувствах. Ни один бирманец не состоял членом джиканы [спортивного клуба] в Моулмейне. Их никогда не приглашали ни к ужину, ни к завтраку»45. И теперь было отдано распоряжение приберечь эвакуационный транспорт только для белых, индийцев и бирманцев не брать.
Главнокомандующий британскими силами на Дальнем Востоке сэр Роберт Брук-Попэм вполне разделял пессимизм Дормана-Смита. Более того, он докладывал, что многие туземцы откровенно выражают свои симпатии к японцам: «Весьма огорчительно после стольких лет управления Бирмой, когда благодаря нашим усилиям здесь достигнут существенный прогресс, обнаружить, что большинство населения предпочло бы от нас избавиться… Полагаю, что в связи с этим имеет смысл присмотреться к трем обстоятельствам. Во-первых, среди англичан наблюдается тенденция [sic] кичиться заведомым превосходством перед всеми представителями цветных рас, не давая себе труда подумать, всегда ли это превосходство обосновано. Во-вторых, мы не достигли взаимопонимания и взаимной симпатии с бирманцами… В-третьих, большинство англичан, находящихся в Бирме не по службе, куда более интересовались собственным обогащением, чем благом туземцев»46.
