Иван Колышкин - В глубинах полярных морей
[266]
довольно опытным, хорошо разбирающимся в своем деле специалистом. Не раз он отличался в боевых походах, грамотно и быстро управляя плавучестью лодки, устраняя сложные повреждения техники.
Была у Смычков а мечта: изменить профиль службы, пойти по командной линии, стать командиром лодки. Может быть, это ему бы и удалось. Во всяком случае, он сумел получить допуск к несению ходовой вахты и с обязанностями вахтенного командира справлялся неплохо. Но все случилось иначе. Уже инженер-капитан-лейтенантом перешел он со Стариковым на «К-1», чтобы не расставаться со своим командиром. На этой лодке в Карском море и пробил его последний час.
Постигла нас в октябре и еще одна тяжелая утрата. Не вернулась Краснознаменная «Щ-403», на боевом счету которой имелось шесть транспортов, два тральщика и сторожевой корабль — богатый урожай, собранный в четырнадцати боевых походах.
Погиб прекрасный экипаж — сплаванный, обстрелянный, закалившийся в боях. Погиб замечательный командир, отважный воин и чудесный человек Константин Матвеевич Шуйский — всеобщий любимец бригады. Невинно осужденный, он был отпущен из лагеря на флот, чтобы «кровью искупить свою вину». Но он не был виновен ни перед кем. Душа его была чиста. Он сражался с незапятнанной совестью, как истинный патриот. Таким он и остался до своего последнего, смертного часа.
Список горьких октябрьских потерь завершила гвардейская Краснознаменная «М-172».
Прославленная лодка в октябре пошла в свой второй после длительного ремонта боевой поход. Командовал ею капитан-лейтенант Кунец.
До этого, если помнит читатель, Кунец уже был командиром «малютки». Но ничем хорошим проявить себя ему не удалось. «М-173» под его командованием не добилась ни одной победы. Даже имея боевые столкновения с врагом, он оказывался не в состоянии успешно провести торпедную атаку. Не было у него для этого нужных командиру качеств. И в начале 1942 года его, заменив Терехиным, назначили старпомом на «С-102». Это было правильное решение.
Но велика порой бывает сила заблуждения человека в самом себе. Кунец так и не понял — в чем винить его,
[267]
конечно, нельзя, — что хороший командир корабля из него не получится. Он твердо считал, что его призвание — командовать лодкой. Об этом он, случалось, говорил и Морозову и своему новому командиру — Городничему.
Когда Фисанович получил назначение на должность комдива, Купец стал настойчиво проситься на освободившееся место командира «М-172». Морозов походатайствовал за него. Городничий поддержал. И хотя весь мой опыт говорил, что делать этого не следует, что год службы старпомом на «эске» не восполнит у человека то необходимое «что-то», не отпущенное ему природой, я поддался на уговоры. «А ведь это не худший выход, — думалось мне. — Кунец все же подводник опытный. И просится-то он не к легкой жизни, а на тяжкий командирский труд. Значит, чувствует в себе уверенность. Да и где возьмешь подготовленного командира?»
Так Кунец вступил в командование знаменитой «малюткой», еще находившейся в ремонте. Меня радовало то, что Фисанович не порывал связи со «своим» кораблем. Он не упускал случая, чтобы побывать на нем, встретиться с людьми, поговорить с ними хотя бы просто так. Но ведь и разговор «просто так» с умным человеком не проходит для окружающих бесследно. Все это, по моим представлениям, должно было помочь Кунцу набраться уверенности, почувствовать под ногами твердую почву.
После ремонта в первом походе «М-172» участвовал Фисанович. Плавание оказалось безрезультатным. Израиль Ильич ничего плохого о новом командире сказать не мог. И в следующий поход его решили отпустить одного.
Ожидая возвращения своей любимой «малютки», Фисанович приготовил ей маленький подарок. Израиль Ильич не только любил стихи, но и сам пробовал перо. На этот раз он написал текст песни, специально посвященный экипажу «М-172». Слова понравились композитору Евгению Жарковскому, служившему во время войны у нас на флоте, и он написал музыку.
Вот эта бесхитростная песня:
Безмолвны и хмуры норвежские скалы,
Лишь эхом откликнутся взрывы торпед,
[268]
Да сполохи ярко над морем сверкают,
Ведя хороводы в честь наших побед.
Свой орденский флаг — знамя славы и чести —
«Малютка» проносит средь бурных морей,
Врагу не отбиться от мести гвардейцев
Ни шквалами бомб, ни огнем батарей.
С кратчайших дистанций врагов мы топили,
Врываясь в их порт через минный редут,
Глубинные бомбы по корпусу били…
Железо сдает, но бойцы не сдадут!
Песня была разучена. Ею готовились встретить гвардейцев из похода. Но она так и осталась неспетой. «М-172» не вернулась.
Как укорял я себя в том, что согласился на назначение Кунца командиром! Будь лодка в других, более надежных и верных руках, возможно, она и не погибла бы.
Впрочем, эти упреки себе были до некоторой степени преувеличенными. Ведь сто семьдесят четвертой «малюткой», погибшей около месяца назад, командовал отважный и умелый Иван Сухорученко, который в полной мере продемонстрировал свое искусство моряка и подводника, когда в марте привел лодку в базу после подрыва на мине. А Видяев, Хомяков, Малофеев, Шуйский? Разве заподозришь кого-нибудь из них в недостатке мастерства, находчивости, выдержки?!
И все-таки очень трудно снять с себя упрек в том, что в каких-то вещах просчитался ты сам, каким-то своим решением не отвратил от лодки грозящей ей беды. Тут порой бывают бессильны и логика и здравый смысл.
Третья военная
Над центральной Россией стояла хмурая, слезливая осень, словно все слезы вдов и сирот отдавала она земле. А у нас на Севере уже наступила зима. Третья по счету военная зима. Но в тот год неизбывное горе людей, потерявших родных и любимых, все чаще смягчалось улыбкой. То был год великого и окончательного перелома в ходе войны. И каждому было ясно, что успехи эти прочные и необратимые, что вот оно, очищение родной земли, идет! И на весах человеческих чувств радость от этого перевешивала каменный груз всякого личного горя.
[269]
С таким настроением и встретили мы ноябрьские праздники, на которые Север отпускает куцый-прекуцый день и вьюжный ветер.
На бригаде не прекращалась обычная боевая работа. Зима есть зима: она помогает подводникам в достижении скрытности, но и затрудняет поиск врага, требует удвоенных сил для борьбы с осатаневшей стихией.
Тихоокеанцы (впрочем, слово это все реже и реже употреблялось в нашем лексиконе) встречали первую боевую полярную зиму. Встречали по-разному. Экипажу «Л-15» она обернулась радостью новых побед.
В ноябрьском походе эта лодка использовалась в торпедном варианте. И днем двадцать второго числа она удачно атаковала надводный минный заградитель, идущий в сопровождении миноносца и двух сторожевиков. Из шести вылущенных по минзагу торпед попала одна, но и этого оказалось достаточно.
А через два дня, следуя в надводном положении, лодка встретилась с тремя тральщиками. Комаров вышел в атаку прямо под дизелями и трехторпедным залпом потопил тральщик. Что ж, это неплохо. Но могло быть и лучше, если б командир перешел на электромоторы, заполнил главный балласт и стрелял из позиционного положения. При таком способе действий можно было бы потопить один за другим все три тральщика. И хоть, как говорится, победителей не судят, на разборе был сделан большой упор на эту промашку Комарова.
А вот «С-55» не вернулась. Каких-нибудь восемь месяцев назад начал свою боевую деятельность Лев Сушкин, и начал отлично, первым из тихоокеанцев открыв счет. Это он одним залпом потопил два транспорта, положив начало своего рода тихоокеанской традиции. По всеобщему признанию, он был одним из искуснейших командиров. И очень не верилось, что Лев Михайлович не нашел выхода из какого-то — неизвестно какого — безвыходного положения, что «С-55» не войдет больше в Екатерининскую гавань с победным салютом. Ждали его до самого Нового года, и даже, когда был отдан приказ о гибели лодки, некоторые надеялись, что еще не все потеряно, что это просто непредвиденная задержка. Но надежды не сбылись. Лодка действительно погибла, и, как почти всегда, при неизвестных обстоятельствах.
[270]
С наступлением зимы лодки отправлялись на позиции исключительно в одиночку, а не парами, как это частенько делалось весной и летом. Использование их по принципу: одна лодка ведет поиск у побережья, вторая — заряжает батареи вне видимости берегов, потом они меняются местами — вполне оправдывало себя. Правда, применять такой метод удавалось не всегда. Он требовал большого количества лодок, готовых одновременно выйти на позиции. А их временами не хватало. Сказывались и потери и слабость ремонтной базы.
