Милтон Шульман - Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте
«13 сентября 1944 г. Около Бата истребители-бомбардировщики расстреляли автоколонну. Мы перевязываем раненых и отправляем их обратно. Мертвецов пришлось оставить на улице, так как истребители-бомбардировщики стреляли по всему, что движется. Некоторые мертвецы так изуродованы, что опознать их невозможно. Один из наших повесился. Ночью британцы сбрасывают осветительные ракеты и атакуют истребителями-бомбардировщиками. Мы в аду...
25 сентября 1944 г. Прошли около сорока пяти километров. Все смертельно устали.
26 сентября 1944 г. На нас нет сухой нитки. Батальон шлепает по размокшей дороге.
27 сентября 1944 г. Все выдохлись. Бесцельные марши и контрмарши сводят с ума. Уже два дня нет еды. Три роты ходили в атаку. Вернулось несколько человек... Бедная Германия. Всем кажется, что человеческая жизнь уже ничего не стоит.
28 сентября 1944 г. Мы снова сражаемся против танков винтовками... Сообщаем командиру. Затевается новая атака – убийство!.. Я возвращаюсь в свой окоп.
29 сентября 1944 г. Наш батальон отступил на два километра и должен прикрывать отход дивизии. Вчера перед отправкой мы получили паек: два тюбика зубной пасты (ни у одного из нас, поросят, нет зубной щетки), банку гуталина (кто еще чистит здесь сапоги?)... Мне приказали подвести противотанковое отделение к дороге и прикрывать отступление. Самоубийственный приказ. Около пяти часов мы услышали грохот приближающихся танков. Одно из этих чудовищ подкралось с тыла. Я поднял свой фаустпатрон, но расстояние еще было слишком велико. Оставался единственный выход: сдаться. Только британцы не стали брать пленных, а открыли огонь. Четверых скосило сразу. Еще один танк надвинулся слева. Мы побежали по траншее. Оба танка стреляли из всех своих орудий. Я бежал быстро, пытаясь выбраться из-под огня, добежал до укрытия и залег, выбившись из сил. Танки прошли мимо... Не знаю, как долго все это продолжалось. Только удивлялся своему спокойствию. Теперь дождаться бы темноты; может, танки уйдут. Мы постоянно прижимаемся к стенкам траншеи. Танки уже подошли. От нашего батальона мало что останется. Как можно воевать против танков винтовками?..»
В другом дневнике мы читаем об отношении двадцатичетырехлетнего солдата к новобранцам:
«Сегодня меня перевели в 42-й пулеметный крепостной батальон посыльным. Место назначения – «Западный вал». Этот батальон состоит из фольксштурмовцев. Они почти все калеки. Многие – явно чокнутые; у некоторых ампутирована рука, у других одна нога короче другой и тому подобное – печальное зрелище. Они называют себя «Фау-2» и «Фау-3». Сборище идиотов».
Несмотря на колоссальные усилия геббельсовской пропагандистской машины, провозгласившей фольксгренадерские дивизии спасителями фатерланда, боевой дух этих формирований быстро падал. Брошенные в пекло сражений, недавние рабочие, выздоравливающие и разочарованные ветераны вызывали серьезное беспокойство своих командиров. Следующие выдержки из приказа генерал-майора Герхарда Франца, командира 256-й фольксгренадерской дивизии в Голландии, отчасти раскрывают настроения, превалирующие в этих «народных дивизиях».
«256 фолъксгренадерская дивизия, штаб.
11 октября 1944 года.
Некоторые события в частях вынуждают меня подчеркнуть, что дисциплину и боевой дух войск необходимо укрепить в кратчайший срок. Отныне командиры всех подразделений, ротные командиры в особенности, отвечают лично передо мной за моральное состояние своих подчиненных...
Недопустимо, чтобы командир напивался и шатался по лесам ночами, крича и стреляя из пистолета в часового...
Если во время спора о трофеях солдаты обзывают друг друга жуликами, это говорит о низком уровне дисциплины в роте...
Если солдат заявляет, что из-за болезни ног не может больше служить в артиллерии, поскольку не успеет сбежать, когда подойдут томми, это говорит о низком боевом духе солдата. Это пораженчество, и с ним будет разбираться полевой суд.
Если солдат во время чистки оружия по небрежности ранит четырех товарищей так, что они больше не могут выполнять свой долг, то это прискорбная халатность. Прежде чем чистить оружие, особенно новое, все должны получить полный инструктаж по его разборке и сборке...
За последние восемь дней поступили сообщения не менее чем об одиннадцати дезертирах, причем семеро из них перебежали к врагу... Сообщения о дезертирах в большинстве случаев приходят слишком поздно. В одном случае солдат дезертировал из своей части 29 сентября, а официальное сообщение поступило лишь 10 октября...
Франц».
Подобные настроения царили по всему немецкому фронту, что подтверждает следующий абзац из конфиденциального донесения военного репортера лейтенанта Франца Фрекмана в ноябре 1944 года. Документ озаглавлен «Наблюдения, сделанные в секторе 159-й пехотной дивизии, 161-й пехотной дивизии и 21-й танковой дивизии, дислоцированных в южной части немецкой линии обороны в районе гор Вогезы и Бельфорского прохода». В нем отмечается:
«Основная масса наших войск измучена продолжительными боями, не прекращающимися со дня вторжения союзников. Превратившись из-за постоянных перемещений в разношерстную толпу, солдаты физически не могут справляться с трудностями ведения боев в горах... Повсеместно солдаты считают, что мы не можем тягаться с врагом, превосходящим нас в численности и вооружении. Ротные и особенно батальонные командиры должны собрать в кулак все свое терпение и решимость, чтобы заставить своих безразличных солдат трудиться и сражаться на фронте. Патрулям часто не хватает мужества, необходимого для выполнения их миссии. Приблизившись к вражеским позициям, они лежат минут десять и возвращаются в свои части...»
Поражения на западе и востоке наконец начали разъедать железную дисциплину немецких войск. Она еще не сломалась, но достигла точки критического напряжения. В сентябре, октябре и ноябре 1944 года появились первые тревожные симптомы усталости военной машины, которая продолжала работать, потому что не умела выключаться. По всей Нормандии немецкие солдаты смиренно переносили разгромы, подобных которым не знала история. Они терпели, так как верили всему, что им внушали, а другого они не слышали. Однако во время отступления через Францию личный опыт потихоньку открывал им глаза на факты, которые Геббельсу так долго удавалось скрывать. С первыми проблесками истины пришли сомнения, а с сомнениями – дезертирство.
Причин дезертирства множество, но основа у них одна: потеря веры в то, за что сражаешься. Иногда для дезертирства требуется больше мужества, чем для того, чтобы остаться в строю: дезертир навлекает на себя риск погибнуть в случае неудачи, а в случае удачи – ненависть и презрение соотечественников. Единственная его награда – жалкое существование в лагере для военнопленных. Однако во время Второй мировой войны дезертиры из немецкого вермахта часто пробирались через минные поля, переплывали широкие реки, проходили сотни миль и даже убивали собственных часовых.
Самый большой вклад в дезертирство вносил иностранный контингент вермахта. Поляки, чехи, русские, азиаты и прочие постоянно искали случай перейти на сторону союзников. Их можно понять, ведь они мало или вовсе не верили в цели рейха. У немцев причины дезертирства были более сложными и зависели от индивидуума и его личного опыта. Неспособность смириться с жизнью на передовой, понимание того, что Германия проиграла войну; недовольство офицерами; страх оказаться в рядах СС; длительные боевые действия без отдыха; плохое вооружение; отсутствие новостей из дома; обида на какую-то несправедливость – вот некоторые из длинного списка причин дезертирства немцев осенью 1944 года. Мало кто дезертировал из-за несогласия с нацистской идеологией, вряд ли кто-то винил лично Гитлера, хотя СС, нацистская партия и вермахт получали свою долю проклятий.
Армия, прежде почти не встречавшаяся с этим явлением, теперь переживала массовое дезертирство, и в приказах часто появлялись строки, подобные приведенным ниже:
«Прилагается список дезертиров, осужденных полковыми и военными судами высшей инстанции и расстрелянных за трусость на 16.00 20 октября 1944 года. Рядовые и унтер-офицерский состав по номерам, офицеры поименно».
Чтобы предотвратить распространение гнили, в немыслимых масштабах поразившей вермахт, в срочном порядке приняли решительные меры. Командиры частей проявляли поразительную изобретательность в борьбе с потенциальными дезертирами. В формирования на передовых рубежах намеренно внедряли членов нацистской партии с заданием докладывать о настроениях бойцов. Один из немецких военнопленных заявил, что в его части всех двенадцать часовых по ночам соединяли проволокой, привязанной к их левым запястьям. Цель ясна: если бы кто-то из часовых раскрутил проволоку и ускользнул, не разбудив сержанта, значит, он дезертировал, а не был выкраден патрулем союзников. В другой части, стоявшей в Голландии, весь личный состав перед отправкой на передовую обыскивался на наличие белых носовых платков. Найденные платки конфисковывались, чтобы нечем было сигналить о желании капитулировать.
