«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
Вполне естественно, что подобная властная неразбериха вызвала резкое ухудшение криминогенной ситуации. Газета кадетского направления «Одесский листок» 13 февраля 1919 года писала:
«Наступает ночь, и Одесса погружается во власть тьмы. Тьма на улицах, тьма в домах. Бандитизм, налеты стали бытовым явлением. Сидишь в темной нетопленой комнате и наслаждаешься звуками стрельбы из разных видов оружия, которая разражается у тебя под окнами».
Начальник одного из уездов Одесчины того времени Владимир Майбородов впоследствии писал:
«В это время я, живя в Одессе, видел, что, несмотря на то что город был наполнен иностранными войсками, что приступили к формированию русских воинских частей, происходит что-то неладное, порядка, который был при немцах, не было: по вечерам раздавалась по улицам стрельба, никто за этим не наблюдал и не старался этого прекратить. Были также постоянные случаи ограбления на улицах прохожих, налеты на квартиры и т. д. Одним словом, чувствовалась слабость власти» [37].
Преступность в городе приобретала угрожающие размеры, и нужно было принимать какие-то меры. И они были приняты. Об этом свидетельствовал очевидец тех событий генерал-майор Константин Глобачев, чьи мемуары, написанные в эмиграции в конце 1922 года, были опубликованы только спустя почти 90 лет, сначала в журнале «Вопросы истории», а затем и отдельной книгой в издательстве «РОССПЭН». Прежде чем предоставим Глобачеву слово, расскажем о нем самом.
Константин Иванович Глобачев родился в апреле 1870 г. в семье потомственных дворян. Окончил кадетский корпус, а затем Павловское военное училище, после чего служил в лейб-гвардии полку, расквартированном в Варшаве. Дальнейшее образование он продолжил в Николаевской академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге.
В 1903 году штабс-капитан Глобачев по собственному желанию перешел из армии в Корпус жандармов. Уже спустя два года он становится не только начальником Лодзинского уездного жандармского управления, но и руководителем местного охранного отделения. Затем с 1909 до 1914 года он последовательно руководил Варшавским охранным отделением, жандармскими управлениями в Нижнем Новгороде и Севастополе. Наконец, пиком его служебной карьеры стало назначение его в феврале 1915 года начальником Петроградского охранного отделения и присвоение чина «генерал-майор». После Февральской революции он был арестован, однако в октябре 1917 года в обстановке смены власти освобожден.
Спустя несколько месяцев Глобачев уехал на юг, где поступил на службу чиновником для поручений в Департамент Державной варты в Киеве. С января по апрель 1919 года Глобачев был начальником информационного отдела (политический розыск) одесского градоначальства. Затем служил в Главном управлении снабжений Добровольческой армии (Екатеринодар, Ростов). С декабря 1919-го по январь 1920 года он – начальник Одесского морского контрразведывательного пункта, в январе – начале февраля того же года – начальник Одесского контрразведывательного отделения. В феврале 1920 года Глобачев эмигрировал в Константинополь, откуда спустя 3 года перебрался в США. В 1929–1934 годах он находился во Франции, где был заместителем директора Секретно-политического отдела Русского общевоинского союза, после вернулся в США, где работал художником. Умер Глобачев в Нью-Йорке в декабре 1941 года [38].
А теперь послушаем мемуариста:
«Большим бичом Одессы этого времени была уголовщина, дошедшая до чудовищных размеров. В январе – мае 1919 г. обыватель чувствовал себя в городе хуже, чем в лесу с разбойничьим станом. Грабили по квартирам ночью и среди белого дня – на улицах. Одесса всегда была одним из центров преступности, в это же время преступность достигла крайнего предела. Законные меры воздействия ни к чему не приводили, и градоначальнику генералу Маркову пришлось прибегать к исключительным мерам. Грабители, застигнутые на месте преступления, беспощадно расстреливались, а, кроме того, чинам сыскной полиции был отдан приказ заведомых грабителей и воров при встрече уничтожить как собак. Эти меры оказались действенными, и спустя месяц преступность значительно сократилась, а обыватель мог вздохнуть…» [39].
Расстрелы на месте часто подавались как при оказании сопротивления или при попытке к бегству. Последних за данный период судмедэксперт Жмайлович впоследствии насчитал 209 [40].
Так, в последних числах января 1919 года был убит – расстрелян – неизвестного звания еврей, пытавшийся бежать от сопровождавшего его конвоя уголовного розыска, а спустя несколько дней, ночью, на Куликовом поле (в Одессе тоже было такое место), у братских могил был убит некий Левин, препровождавшийся из здания Александровского участка на станцию трамвая в военно-полевой суд, где должно было рассматриваться его дело по обвинению его в ограблении железнодорожной кассы на станции Одесса-Главная [41].
Конечно, в отдельных случаях эти меры властей осуществлялись с чрезмерной жестокостью. Так, в начале марта стражами порядка при проведении одной из операций был подстрелен и оставлен на месте некий Шая Докторс. Прохожие вызвали карету «скорой помощи». Прибывший врач взял раненого в карету для доставления его в больницу. На углу Херсонской и Преображенской улиц, недалеко от комендантского управления, карета была остановлена вооруженными лицами, которые потребовали выдачи Докторса. Врач категорически отказал и, пользуясь близостью комендантского управления, обратился туда за помощью. Вышедший дежурный офицер приказал прекратить преследование. Карета благополучно достигла Старой больницы, куда и был сдан раненый Докторс. Едва дежурный хирург успел положить его на стол для исследования раны, как в операционную с шумом ворвалась группа лиц в военной форме и, грубо отстранив врача, тут же на операционном столе залпом расстреляла пациента. По этому факту было проведено служебное расследование, но оно ничем не закончилось [42].
В последние же дни перед уходом войск интервентов, по словам Жмайловича, «бандитизм же вновь расцвел „махровым цветком“» [43]. Во многом это было связано с отставкой по настоянию французского командования, стремящегося как можно больше отмежеваться от добровольцев и заигрывать с петлюровцами, Гришина-Алмазова и его начштаба Санникова и передачей власти в городе гражданскому Комитету обороны и продовольствия, куда вошли такие личности, как сионистский деятель, а в прошлом знаменитый эсер-боевик Рутенберг и украинский лейб-казак с французскими корнями Андро: не случайно Деникин телеграфировал Санникову не выполнять распоряжений этой администрации и ни в какие переговоры не вступать.
Нужно отметить, что в местных газетах иногда появлялись сообщения об аресте неуловимого главаря одесских бандитов. Как пишет немецкий историк-русист и биограф Исаака Бабеля Рейнхард Крумм, «газета „Одесская почта“ сообщила 5 февраля 1919 года, что его арестовали» [44]. Однако эта информация, как и нередко в то время другие сведения подобного рода, оказалась преждевременной: пойман Япончик не был. Хотя, возможно, именно на основе данного газетного сообщения родилась легенда, вошедшая в художественную и публицистическую литературу, об аресте «короля» Молдаванки белой контрразведкой и освобождении слетевшимися к тюрьме «корешами».
«Тут была смесь анархистов с уголовщиной…»
В период интервенции в Одессе действовало огромное количество контрразведок. В частности, войска всех иностранных государств, находившихся в регионе, имели свою спецслужбу. Военными контрразведками Добровольческой армии были контрразведки штаба командующего войсками в районе Одессы и корпусная контрразведка. Первую из них вначале возглавлял юрист Павел Яковлевич Логвинский, до 1917 года в чине прапорщика находившийся на военно-следственной службе, в частности бывший секретарем комиссии генерала Николая Батюшина по расследованию срывов снабжения на Западном фронте. Как пишет А. А. Зданович, при нем в контрразведывательном производстве находилось лишь дело румынского коммуниста Михая Бужора, причем изъятая у него большая сумма денег таинственно пропала [45]. В результате в феврале 1919 года Логвинский был смещен и эмигрировал в Константинополь. Новым руководителем стал также прапорщик царской армии Владимир Григорьевич Орлов, до революции работавший следователем Военно-окружного суда в Варшаве, а в годы Первой мировой войны – военный следователь Ставки Верховного главнокомандующего и тоже сотрудник комиссии Батюшина. Позднее Орлов возглавил контрразведывательную часть Генштаба Вооруженных сил Юга России, а в эмиграции в 1920-е годы прославился в качестве руководителя организации, занимавшейся сбором антибольшевистского и антикоминтерновского компромата и изготовлением соответствующих фальшивок. Были в Одессе у белых и политические контрразведки: возглавлявшийся генералом Константином Ивановичем Глобачевым информационный отдел при одесском градоначальстве и осведомительный политический отдел. Активно действовала в городе и украинская контрразведка во главе с князем Кочубеем. Были и общественные контрразведки: Союза русских людей и Русско-германского союза монархистов-христиан и наконец частная – своеобразное политическое детективное агентство, хозяином которого был некий поручик Брауде, на чьи средства оно и существовало. Естественно, такое обилие спецслужб, нередко сталкивающихся друг с другом, шло не на пользу, а скорее во вред делу борьбы с большевистским, левоэсеровским и анархистским подпольем.
