«Окаянные дни» Ивана Бунина - Капчинский Олег Иванович
В ночь на 14 марта в город вошли немцы и австро-венгры, и республика прекратила свое существование.
«В четыре часа дня начались взрывы»
Жизнь в городе входила в свое привычное русло – заработали магазины, ожил знаменитый одесский рынок Привоз, заблестели вымытыми стеклами витрины кафе и ресторанов. Зашумела, забурлила жизнь в известном всему городу кафе Фанкони на углу Дерибасовской и Екатерининской, где собирались маклеры, подрядчики, другой народ при валюте, заходили подчас главари уголовного мира.
В Одессе начала возникать своеобразная обстановка.
В самой фешенебельной гостинице – «Лондонской» – на Николаевском бульваре, в лучших домах на Екатерининской, Ришельевской, Дерибасовской разместились многочисленные высокопоставленные беженцы из Москвы и Петрограда – царские дипломаты, бывшие придворные, генералы, банкиры, дельцы, представители «высшего света». Вся эта «соль» российской аристократии предпочла Одессу другим городам – здесь можно было переждать смуту, а в случае опасности уехать за границу.
Чуть ли не ежедневно собиралась вся эта аристократия в здании купеческой биржи на Пушкинской улице. Здесь произносились длинные речи, в которых, как писала газета «Одесские новости» 22 ноября 1918 года, «высказывалась мысль, что Одессе теперь, быть может, придется сыграть роль собирательницы земли русской, ту самую, какую некогда выполняла Москва».
В августе 1918 года в районе Пересыпи, недалеко от грузового порта, прогремел мощный взрыв – взлетели на воздух склады артиллерийских боеприпасов оккупационных войск.
Взрывы были настолько сильными, что их очевидцами стали многие жители Одессы и окрестностей, в том числе Иван Алексеевич и Вера Николаевна Бунины, живущие в это время за городом на даче Шишкиной. Вот как супруга писателя обрисовала это событие в своем дневнике:
«18/31 августа.
В четыре часа дня начались взрывы. Где – неизвестно. Наверху из западной комнаты было хорошо наблюдать… Сначала появляется огонь, иногда небольшой, иногда в виде огненного шара, иной раз разбрасывались золотые блестки. После этого дым поднимается клубом, иногда в виде цветной капусты и дерева с кроной пихты, иногда в виде дерева с кроной пихты ‹…›.
Из города едут массы народа, платформы полны людьми. Из Люстдорфа многие кинулись спасать вещи… Масса народу с Молдаванки бежит в Люстдорф, на степь. Люди в панике. Говорят, что выбиты окна в высоких домах. Все взволнованы. Рассказывают, что вся Одесса горит, что есть человеческие жертвы.
Весь вечер стояло зарево. Иногда вспыхивали и окрашивали полнеба огненные шары, а секунд через 20–30 доносились раскаты взрыва» [19].
Комиссия, созданная властями для расследования происшествия, сделала заключение, что причиной взрывов был поджог, который одновременно был совершен в двух местах: на заводе Яловика и в хлебном городке, амбары которого вместо зерен содержали склад снарядов, в результате чего погибло в огне 6–7 тысяч вагонов артснарядов [20]. Отсюда возникла версия, что взрыв 1918 года был организован террористической группой, но при этом неизвестен ее партийный состав: большевистский или анархистский. Одесский же историк Саул Боровой не исключал в качестве причины взрывов простой небрежности [21]. Еще более уверенно о произвольности взрывов писал большевик-подпольщик Иосиф Эммануилович Южный-Горенюк [22]. На этой личности надо остановиться поподробнее, поскольку он будет неоднократно фигурировать в нашей книге. Южный – это его подпольная кличка. Но и Горенюк не являлась его урожденной фамилией, а лишь переделкой на более украинский манер – Гурунюк. Горенюком же Иосиф записался у воинского начальника, когда в 1915 году призывался в армию, чтобы казаться малороссом, тем более что внешне он на семита не походил. До призыва он, сын веревочника из городка Чуднов Житомирской губернии, был отдан на обучение профессии модельщика в одесское ремесленное училище «Труд», по окончании которого остался работать по специальности в городе. Вернувшись в 1917 году в Одессу, Горенюк вступил в Красную гвардию, после первого захвата власти большевиками в городе стал секретарем комиссариата труда и комендантом местного Совнаркома. Затем с 3-й армией отступал из Одессы. Поработав некоторое время в Москве трудовым инспектором, он третий раз отправился в Одессу, на сей раз на подпольную работу. Первоначально теперь уже Южный был связан с группой партийных разведчиков, добывавших сведения военного и политического характера, а затем из знакомых ему товарищей из дружины социалистической рабочей молодежи он сформировал самостоятельную городскую разведку, которую и возглавил. Относительно одесских взрывов он вспоминал:
«По заданию подпольного обкома, в частности, добывались сведения для готовившегося взрыва снарядов, хранившихся в пороховых складах, однако взрыв не был произведен большевистской организацией. Взрыв произошел по вине австро-германского командования, которое в предвидении предстоящей эвакуации Одессы приступило к уничтожению снарядов. При этом не была учтена сила детонации. Начались последовательные взрывы на складах, расположенных на близком расстоянии. Взрывы причинили большой ущерб не только городу и населению, но и австро-венгерским войскам. Об этом свидетельствовали донесения разведчиков и масса трупов немецких солдат, вывозимых из района взрыва в те ночные часы, когда движение по городу было запрещено» [23].
Взрывы дали серьезный повод властям для усиления режима.
В частности, 13 октября Осведомительным отделом Державной варты (так с правления гетмана Скоропадского на Украине стала называться милиция) была арестована на своем заседании группа большевиков-подпольщиков и членов так называемого Молодого революционного интернационала (так называлась нелегальная организация, состоявшая из членов молодежных течений левосоциалистических партий), в том числе и Южный, которые были отправлены в участок Бульварного района, а затем и в Одесский тюремный замок [24]. Однако гетманская варта начала усиленное преследование не только подпольщиков, но и видных деятелей уголовного мира. Были арестованы отец Винницкого и один из младших братьев Идель. Но самому Япончику удалось скрыться.
В рассказе Бабеля «Король» из «Одесских рассказов» Беня Крик с товарищами поджигает полицейский участок и освобождает арестованных. Событие, связанное с освобождением заключенных, было и в жизни Мишки Япончика, и Бабель, несомненно, о нем знал. Но писатель изменил время действия – перенес его в дореволюционное время и придал этой истории трагикомический одесский колорит, свойственный всем рассказам великого писателя.
А в реальной жизни освобождение арестованных, в котором принимал участие Мишка Япончик, было связано с более трагическими событиями, и происходили они при смене не участкового пристава, а всей власти в Одессе…
Ноябрьским вечером 1918 года в одесской гостинице «Пассаж», получив шифровку о начавшейся в Германии революции, застрелился командующий кайзеровскими оккупационными войсками фельдмаршал фон Бельц. Войска оккупантов начали покидать город. Последние части ушли из Одессы 26 ноября 1918 года. Буквально на следующий день одесситы увидели на внешнем рейде флот Антанты – 10 линкоров, 9 крейсеров и 10 миноносцев. Командовал союзной эскадрой вице-адмирал Амет. Сухопутные войска Антанты в составе 3 дивизий, румынских подразделений, союзных подкреплений на Ближнем Востоке, колониальных войск вошли в город 17 декабря 1918 года. Однако сразу после ухода оккупантов, но перед высадкой интервентов город заняли петлюровцы. И именно во время смены властей произошло одно событие, отразившееся на дальнейшей биографии Мишки Япончика.
