Павел Кучер - 1730 год. Август. Переэкзаменовка
Добежали, постояли. Анка у меня ствол выклянчила – попробовать. Ничего, сняла пробу. Сколько для неё в небо всякого мусора не кидал, столько раз попала. Лениво этак, не целясь. Темень! Но, ба-бах и кусок валежника – надвое. Потом патроны кончились… Возвращаться не хотелось. Просто постояли, послушали. Как деревья шумят, как филин в чащобе недовольно ухает. Распугали ему добычу, надо понимать… Снова холодом потянуло. Тут я чудо белобрысое и сграбастал. Не грубо, а типа, давай согрею. Прижалась, как, так положено девушке. Постояли, обнявшись. Помолчали… Странное ощущение. Мы вдвоем – а вокруг другое время и космическая пустота. Скала метров на двести из равнины торчит. Останец называется. До ближнего жилья – несколько километров. Или десятков километров, не уточнял. Между нами – триста лет разницы абсолютной и десять лет возрастной… Два призрака, на перекрестке мировых линий. Парадокс и феномен.
– Ань, ты чего притихла?
– Хорошо… Давай ещё так постоим! – кажется, у барышни снова лирическое настроение.
– Нормально я отстрелялся? Без единого промаха! Аж самому не верится… – сам себя не похвалишь…
– Дима, – зарывается с головой мне под куртку, – Только не обижайся. Там детская программа. Все эти чудища – из сказок и мультиков, для младших школьников. Предельно медленная и облегченная версия.
– Ничего себе, облегченная! Без передышки, то и дело, со всех сторон кидались, – не компьютер, ага…
– Жалко? Ты думал-мечтал, что меня защищаешь, грудью вперед на врагов ломился? – ну, почти…
– Я тебе не нравлюсь?
– Дима, говори простыми словами. Влюбился или нет? – ик! Такого не ожидал, – Или, тебе секса надо?
– А ты как думаешь? – вот тебе, вопросом на вопрос, – Сама-то, хоть раз, влюблялась?
– Что такое любовь? Двое хотят дать друг другу радость. Что такое страсть? Она хочет от него ребенка, а он хочет её. Всё честно, всё прилично… что бы там они не вытворяли! А ваш секс, – морщит носик, – Фи! Один работает, а второй балдеет… Не по доброму – за деньги или выгоду какую… – тьфу, снова не угодил.
– Тогда растолкуй, тупому, чего от меня ваша Терри хочет? – с первого взгляда видно, кошка ещё та…
– Ребенка!
– Прямо так, сразу, в прямом эфире?
– Дима, пятый раз тебе повторяю – встряхнись. Проверяй почту, читай, смотри последние новости. Не спи! Мхом зарастешь! Ты сегодня, с после обеда – очень популярная личность. Твоя псевдо уголовная рожа во все наши ленты попала. А если цензура не перехватит материал – завтра и в ваших Штатах прогремишь. Банеры, вдоль трассы, уже развешивают. Промелькнуло сообщение… Герои дня идут нарасхват. Рад?
– Мне же теперь визу в США никогда не дадут! – представил этот плакат, там, на рекламных стойках.
– Оно тебе надо? Кто их спросит? – хороший вопрос, поразмыслим на досуге. Раз 'в СССР секса нет'.
– Замерзла?
– Ничего, нормально, – из-под куртки наружу торчит только нос, – ты теплый… и надежный. Спасибо!
– Угум, – вроде бы догадался. Любовник ей пока не нужен… а зато, хочется старшего брата. Пролет…
Глава 22. День второй. Ночь. Стационарная база СССР. Район Великих озер. Земля-2.
А револьвер после стрельбы, оказывается надо чистить. Особенно 'потребляторного' происхождения. У него, у сволочи, канал ствола не хромированный. И барабан – тоже из 'ржавейки'. Пускай булатной. Вот! Сижу и чищу. Третий раз. В учебно-дрессировочных целях. Вдобавок, от прогулок с обнимашками, на ветру аппетит разыгрался. Два первых раза Анка забраковала. Элементарно. Намотала на конец шомпола клочок ваты из аптечки, пробанила ствол и торжествующе сунула под нос следы нагара… Повторить! Повторяю… Тряпок много. Хороший человек, в сущности, этот самый Наган. Если бы не надвигающийся барабан – так копотью бы весь механизм загадило. Попробуй его ототри… Всё? Разглядываю на просвет винтовые линии нарезов. Блестят, как зеркальные. Для верности добываю из разоренного перевязочного пакета ещё клок ваты и пропихиваю его от мушки до прорези для барабана. Чисто! Ура, товарищи! Смазать и… куда сунуть? Петр был прав, без кобуры уже неудобно. Ящик – ублюдочное решение вопроса. Пока завернем в тряпочку. И на кухню. За поощрением, прямо по методу академика Павлова. Интересно, второй завтрак – ланч. А как называется второй ужин? Не волнует, как называется… главное, он есть. За разговорами жрется – это ух!
Видимо, лопать на ночь, до потери пульса, тут не принято. Так, червячка заморить, на скорую руку. Во всяком случае, скатерть и столовые приборы на столе отсутствуют. А присутствуют – две больших кружки с чаем и раскрытая фольговая упаковка сильно пережаренных, судя по цвету, не то галет, не то хлебцов. С насечками, будто шоколадная плитка… Ну и ладно. Зацепил один, разломил, понюхал, грузнул… Твердый, как сволочь! С насечками, кстати. Начал жевать. Чая отхлебнул только раз, но первого хлебца – уже и нету. Второй… Третий… Твою маман! Они же безвкусные практически, ну, разве чуть горьковато-солоноватые. Жевать трудно, вид убогий, а не могу остановиться. Словно до пирожных дорвался. Э-э-э! Стоп машина!
– Аня, а ты почему не ешь? Кайфовая штука! – сидит странно, на углу стола, с кружкой в руках… на меня уставилась, не мигая… Явно, с сочувствием, – Откуда такое ням-ням?
– Сублиматы! Из резерва бессрочного хранения! – ответила и опять на меня глядит. Ну, смотри, мне не жалко. Раз не хочешь – я сам догрызу. Эх, прощайте мои зубки! Приятная ж закусь, никогда не пробовал. А упаковка знакомая. Точно, в машине, когда шкаф с для продуктов открывали – стопка таких. Очень кстати! Стоп, знакомое слово…
– Так это и есть те самые ужасные сублиматы, которые вы с Петром вчера даже видеть не хотели?
– Угу, наш полевой паек – опять на меня жалостно смотрит, чуть ли не со слезами на глазах. Отставила недопитую кружку, подошла, по голове гладит. Как маленького. С какого перепуга? Не заболела, случайно?
– Дима, я хотела проверить, теперь убедилась… Ты когда, последний раз, мясо ел? – во, озадачила.
– Не помню… зарплату нам, с мая задерживают. В отпуск выгнали, начиная с июля. Но, я же, с голода не помирал! Консервы, макароны, картошка, лапша 'Анаком' выручают… А в чем, собственно, дело?
– Эту, сушеную дрянь, только с большой голодухи жрать можно. После марш-броска или 'испытаний на выживание'. По приказу. А ты сейчас суточную норму в один присест смолотил, – жалеет меня, что ли?
– Аня, честно, я сытый. Просто – понравилось. Там, наверное, добавки вкусовые?
– Нет там вкусовых добавок! – как отчеканила. Потянулась, на цыпочках, добыла из длинной ниши над стеллажом с посудой ещё одну обтянутую фольгой упаковку, – Держи, питайся! Тебе надо.
– Спасибо! – если она думает, что не осилю…Ха! Один, второй… половина третьего. Черт… Жрал бы и жрал. Как бройлер ненасытный, комбикорм на птицефабрике, – Что не так? – блин, точно, припоминаю…
– В детстве со стен штукатурку обгрызал? – откуда узнала?
– Ну, было… Так же это совсем другое!
– То ж самое! Дефицит в организме незаменимых микроэлементов. Чувствуется инстинктивно. Понял?
– Серьезно?
– Это, как авитаминоз. Пока нехватка, любая кислятина – со свистом. А потом, раз и оскомина. Норма!
– Хочешь сказать, вам тут эти сухарики с микроэлементами – не удержался, ещё половину отхрумкал, – уже давно стоят поперек горла, а я – с голодного края приехал?
– Так и есть. Синдром неполноценного рациона. Экспресс-диагностика, кстати, это дело подтверждает. Рекомендация, из медцентра, только что пришла. Первые результаты анализов психомоторики, крови, кала и мочи. И нервные реакции замедленные. Стрельба четко показала. Так что, не стесняйся, ешь – пока лезет.
– Какие ещё анализы? Когда? Я тут ничего не сдавал! – жмет плечами, в коммуникатор пальцем тычет.
– Кровь у тебя – я лично брала. Когда прививки колола. Анализ фекальных масс – автоматический. Мы же тут в карантине сидим… Статистически достоверно – с двух твоих проб после суточного интервала. И? Экономят на вас там, в Рашке, по-черному. Даже йода дефицит. Соль дома покупаешь не йодированную?
– Это же мелочь! – если я начну в подобном ключе думать…
– Это не мелочь! – даже осунулась, – Я их сама, по началу, целыми днями грызла, – У тебя какой рост?
– Метр восемьдесят. Практически средний.
– Был средний. В ХХ веке. Сейчас – уже сто семьдесят пять. Будто сто лет назад. И снижение дальше продолжается. У нас тут, при феодальном строе, рост русского мужика – сто шестьдесят четыре сантиметра. Петя, на общем фоне Гулливер. Скудость жизни, это называется. Запихивают вас, в вялость и ничтожество.
– Ну и сравнила! Капитализм, рынок… Прогресс-то не отменить… – опять жалостно смотрит.
– Дима, есть такое понятие, при призыве в армию, как ростовой ценз (минимальный рост, годный для прохождения воинской службы). Самым низким, за всю историю государства Российского, у вас, он был в период с 1874 по 1912 год – 153,4 сантиметра. Зато сегодня ростовой ценз в армии Рашки Федерашки – 150 сантиметров! За все 1000 лет русской истории, таких кволых задохликов, в войско не брали никогда! Знал?
![Павел Кучер - Переэкзаменовка [СИ. незаконченное]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
