Андрей Никитин - Дороги веков
Может быть, тот человек лепил сосуд. Остался этот кусок, который был слишком мал, чтобы его стоило хранить. И вот машинально, в какой-то перерыв от работы, словно подводя итоги сделанному, он очистил свои ладони от прилипшей глины, скатал её в комок, смял и бросил. Почему? Чтобы поздороваться с кем-то пришедшим, как это делаем мы, когда входящий — из другой комнаты, из другого пространства, из другого времени — застаёт нас за работой?
Но через это движение, живущее в каждом из нас, через работу, труд, связующий человека с человеком, я вдруг почувствовал, как сблизились, сомкнулись, упали отделяющие нас пространства. Случайно ли бросил он этот кусок в костёр? Или он знал что-то о свойствах времени?
Я взял этот кусок так, как держал его в последний раз гончар, вложив свои, живые пальцы в отпечатки той руки. И в прикосновении шершавой, нагретой солнцем глины почувствовал слабое пожатие, дошедшее через тысячи лет, словно благодарность за память, за интерес потомков к своим предкам, за то, что — вольно или невольно — мы восстанавливаем связь поколений, казалось бы, навсегда разорванную временем, за продолжение того общего дела, которое называется Человечеством…
Вероятно, они всё же верили в нас. Они хотели, чтобы мы стали сильнее и лучше их, умнее и красивее; чтобы каждый человек чувствовал, что он не первый и не последний на этой земле, а стоит как бы в шеренге, в строю, где левый фланг уходит в глубины прошлого, а правый, на который он должен равняться, — в будущее.
Сохранить правильное равнение — может быть, в этом и есть смысл жизни, о котором я как-то допытывался у Романа?
**********
Кончаются полевые дневники. Кончаются, чтобы начинались новые, но не кончается экспедиция, как не кончается жизнь. Потому что сама жизнь — это тоже экспедиция, полная находок и открытий, тягот и разочарований, но всегда влекущая и манящая неведомым: новыми людьми, новыми встречами, новыми делами. И как в любой экспедиции, в жизни тоже ищешь — ищешь себя, своё место в мире и ту тропинку, которую ты должен проложить.
Если только сможешь.
Несколько слов о первобытной истории Волго-Окского междуречья
Центральная полоса Европейской России уже более ста лет служит ареной интенсивных археологических поисков и раскопок, позволивших археологам составить представление об основных этапах древнейшей истории этого обширного края.
Волго-Окское междуречье, в центральной части которого лежит Переславль-Залесский и Плещеево озеро, после отступления материковых льдов последнего оледенения Европы было населено немногочисленными племенами охотников, часто передвигавшихся с места на место в поисках добычи. Они ещё не знали глиняной посуды, а вооружены были лёгким оружием с вкладными лезвиями из кремнёвых ножевидных пластинок. Эта отдалённая эпоха, которую археологи называют мезолитической, или среднекаменной, ещё плохо изучена.
Около пятого тысячелетия до нашей эры, когда холодные степи или лесостепи этого края зарастают лесами, а реки и озёра в условиях более влажного, атлантического климата становятся более полноводными, постепенно развиваются рыболовство и охота, которые более надёжно обеспечивают людей пищей и позволяют перейти к оседлому образу жизни. Об этом говорят исследованные археологами многочисленные поселения с остатками долговременных жилищ-полуземлянок, массой остатков костей животных и рыбьей чешуи, каменных и костяных инструментов и обломков глиняной посуды; эта посуда появляется именно в условиях оседлого образа жизни и свидетельствует о нём. Так происходит переход от мезолита к неолиту — новокаменному веку.
В неолитическую эпоху, то есть в основном в четвёртом и третьем тысячелетиях до нашей эры, на этой территории жили племена, выделывавшие очень своеобразную ямочно-гребенчатую или ямочно-зубчатую керамику — глиняную остродонную или круглодонную посуду, украшенную орнаментом в виде частых, глубоких, круглых ямок и отпечатков зубчатого штампа. На сотнях поселений этой археологической культуры жили люди, которые, по мнению некоторых исследователей, были предками древнефинских народов Восточной Европы; по мнению других, это было дофинноугорское и доиндоевропейское население, говорившее на каком-то особом, неизвестном нам исчезнувшем языке.
В конце третьего или начале второго тысячелетия до нашей эры поселения с ямочно-зубчатой керамикой продолжают существовать, но наряду с ними появляются поселения с другой керамикой — толстостенной, с примесями растительных остатков или толчёных раковин к глине и украшенной крупным зубчатым орнаментом. Эта древняя культура была названа волосовской, по месту первой открытой её стоянки (недалеко от Мурома). В отличие от других неолитических племён волосовцы уже были знакомы с металлом и домашними животными. Судя по находкам в Среднем Поволжье и Прикамье, создатели волосовской культуры пришли на Оку с востока, из Волго-Камского междуречья, хотя окончательно вопрос о происхождении волосовской культуры до сих пор не может считаться решённым.
Второе тысячелетие до нашей эры, когда в употребление уже широко входит металл — медь и бронза, а основой хозяйства становятся животноводство и мотыжное земледелие, было временем бурных событий. В самом его начале на Оке и в Верхнем Поволжье появляются могильники, в которых погребённые лежат на боку, в скорченном положении, а сопровождают их очень своеобразные предметы, ничего общего не имеющие с вещами местных культур. Эта новая культура, названная фатьяновской, пришла сюда с юга, юго-запада или запада: дело в том, что она принадлежит к группе родственных скотоводческо-земледельческих культур Восточной и Средней Европы, для которых характерна такая бомбовидная глиняная посуда и каменные сверлёные топоры. Племена, создавшие эти культуры, считаются далёкими предками славян, балтов и германцев. Одна из нерешённых загадок фатьяновской культуры — отсутствие явных поселений.
Немного позднее, в середине второго тысячелетия до нашей эры, когда в степной и лесостепной полосе происходило расселение из Поволжья на запад племён срубной культуры, на Средней и Нижней Оке появились поселения поздняковской культуры, очень близкой к срубной. По-видимому, поздняковская культура возникла при смешении северной группы срубных племён с остатками местного неолитического и энеолитического населения. Поздняковское население, неся с собой прогрессивное земледельческо-скотоводческое хозяйство, большие прямоугольные жилища-полуземлянки, плоскодонную посуду и другие культурные особенности, постепенно расселялось и в Волго-Окском междуречье. Следы его ведут за Волгу и далеко на север.
Сложность культурной и этнической мозаики Волго-Окского междуречья ко второй половине второго тысячелетия до нашей эры усугубляется ещё одной культурой бронзы — абашевской, от которой дошли до наших дней большие курганы. Наиболее полно памятники абашевской культуры изучены на Южном Урале и в Среднем Поволжье. Происхождение этой весьма своеобразной культуры, не похожей ни на одну из предыдущих, до сих пор не выяснено, но следы её заметны в более поздних, древнефинских могильниках начала железного века в Прикамье и на Оке.
В конце второго тысячелетия до нашей эры в результате сложного взаимодействия между местными и различными пришлыми племенами в Волго-Окском междуречье сформировалась новая, уже монолитная культура, для которой была характерна глиняная посуда с текстильными отпечатками и ещё кремнёвый инвентарь. От этой культуры в начале железного века взяла начало дьяковская культура укреплённых городищ, предшествовавшая славянам.
Нечего и говорить, что история и взаимоотношения населения, создавшего все перечисленные культуры, ещё во многом неясны; поэтому археологические исследования в Переславском районе представляют очень большой интерес. В этом сравнительно глухом крае, лежащем в стороне от таких больших речных путей древности, как Ока и Волга, с течением столетий оседали новые группы пришлого населения, но продолжали жить и древние местные племена, очень долго сохранявшие свои традиционные культурные черты. Такое смешение старого и нового привело здесь к созданию своеобразных культурных сплавов, отражающих очень сложные исторические процессы. Разобраться в них, распутать эти клубки подчас очень нелегко.
Автор книги «Голубые дороги веков» Андрей Леонидович Никитин в 50-х годах был студентом Московского университета и моим учеником; он участвовал в нескольких моих экспедициях, в частности на стоянке Сунгирь близ Владимира. Так у него сформировался интерес к изучению древнейшей, первобытной истории нашей Родины, и очень скоро он выступил уже как самостоятельный исследователь. Однако помимо научной его влекла и литературная работа, которой он отдавал немало времени ещё на студенческой скамье. И всё-таки, даже уйдя в литературу, А. Л. Никитин не хочет расставаться с археологией. Это желание принимает новые интересные формы, примером которых служит его книга. Ну что же, для популяризации нашей науки подобных книг очень не хватает. Пожелаем молодому автору успеха на этом пути.
