Леся Рябцева - Эхо Москвы. Непридуманная история
С. БУНТМАН: С «Детской площадки» прямо?
Т. САМСОНОВА: Нет, там «Говорим по-русски». В 9 я просыпалась так чуть-чуть… При том ладно бы это было в какой-нибудь одной комнате, но это было во всех комнатах, кроме моей, в которой я спала. Они начинали бегать по квартире и кричать: «Дозвонись! Я послала смску». И они никогда не выигрывали. Я думала, что надо туда проникнуть и выиграть хоть что-нибудь. Поэтому я подошла к Венедиктову и говорю: «У нас есть такие замечательные исследования. Давайте мы их Вам дадим». Ему, видимо, понравилось то выступление, которое делалось по нашей работе. А он куда-то опаздывал очень сильно. И не знал, как от меня отстать, потому что я просто перегородила ему дорогу. Он мне дал свою визитку и сказал: «Ладно, позвони». Я, конечно, позвонила. Он-то надеялся, что я не позвоню, а я позвонила. Пришла на «Эхо», он опять не знал, что делать, и пригласил нас в «Детскую площадку» к Ксении Лариной. Я сейчас второй раз в жизни в качестве гостя в эфире, первый раз – тогда была.
Самое смешное было то, что я была в какой-то командировке в этот момент. И мне позвонили прямо в командировку и сказали: «Вы можете прийти?» Буквально на следующий день. В общем, я решила придти, меня уволили с той работы, потому что я всех бросила. И потом он предложил нам делать передачу. Ему понравилось, видимо. Это было в марте. Мне нужно было учиться, сессия. И я ушла обратно учиться, а потом, летом, я подумала: «А не пойти ли мне поработать?» Думаю, куда же меня примут – студентку второго курса, разве что в «Макдоналдс».
С. БУНТМАН: Хорошая работа.
Т. САМСОНОВА: Потом думаю: «Есть зацепка». Я вечером не знала, куда мне податься, написала Венедиктову письмо: «Алексей Алексеевич, Вы хотели сделать какие-то исследования, я все материалы подобрала, так что я готова к Вам прийти тогда, когда Вы назначите». Просыпаюсь утром, и в 7 утра у меня ответ: «Приходи завтра». А у меня, конечно, никаких исследований нет. Кто мог надеяться, что он ответит. Я за сутки нашла исследования. Мне нужно было ему показать полугодовую проделанную работу. Надо было объяснить человеку, почему я полгода не появлялась. Я нашла кучу исследований, у меня включился мозг, все ему притащила.
С. БУНТМАН: Но тебе не удалось обмануть, конечно.
Т. САМСОНОВА: Да. Он сказал: «Вы столько думаете, что можно проснуться в другой стране».
С. БУНТМАН: И потом началось оттачивание всего этого дела. Потом началось такое бзинь-бзинь-бизнь, напильником.
Т. САМСОНОВА: Потом Венедиктов позвал Машу Майерс и сказал: «Так! Будешь с ней работать. Только без дедовщины». И мы начали работать.
С. БУНТМАН: Маша не очень обижала?
Т. САМСОНОВА: Нет, ну что Вы!
С. БУНТМАН: Ну, Маша суровая.
Т. САМСОНОВА: Маша суровая? Маша милейший человек!
С. БУНТМАН: Маша суровая такая! Она приходит и сразу бу-бум, когда мы с ней разговариваем.
Т. САМСОНОВА: Ну, это, может, с Вами…
С. БУНТМАН: Да. Она со мной очень сурово всегда поступает.
Т. САМСОНОВА: Нет, Маша очень конструктивный человек в этом плане. С ней хорошо работать, потому что ее конструктивность… Мы дополняем друг друга. У меня начинается: «Маша! Давай это и это, и это! Будет так интересно!» Маша: «Таааак! У нас всего 52 минуты!»
С. БУНТМАН: Дальше… Если мы прослеживаем путь, как тебя бросили в плющевские лапы страшные?
Т. САМСОНОВА: Ну… что же «бросили»! Я за ним охотилась.
С. БУНТМАН: А! Это ты сама охотилась за Плющевым? Это такое коварство получилось?
Т. САМСОНОВА: Конечно. Сначала в «Развороте» было несколько девушек и несколько молодых людей. И мы все время тасовались. Сначала мы работали с Венедиктовым, у него свои какие-то законы, как нужно делать, какие темы подбирать. Потом раз – с Ганапольским. Ганапольский: «У меня программа о нравах. Мне это все не нужно. Мы делаем другое». Потом – с кем-то еще. Мы делаем третье. Я думаю: «Господи! Сколько можно уже! А я-то хочу четвертое!» И тогда я подошла к Плющеву, или Плющев подошел ко мне когда-то на Новом году и сказал: «Хорошо бы нам поработать!»
С. БУНТМАН: Так светски сказал. Просто ничего не имея в виду. И попался, бедный парень! Все ясно!
Т. САМСОНОВА: А потом мы зашли вдвоем… А! Я к Плющеву подошла как-то днем и сказала: «Плющев, давай с тобой поведем утренний «Разворот», «С чего вдруг?» – сказал Плющев. «У нас все получится», – сказала я Плющеву. Мы пошли к Венедиктову и сказали: «Знаете, имейте нас в виду, если Вы вдруг захотите кого-нибудь поставить на «Разворот», а будет некого, поставьте нас вдвоем». И нас поставили на одну неделю, потом кто-то заболел, мы поработали вторую, потом третью, потом четвертую. Потом Венедиктов куда-то улетал, ему надо было рано вставать. Он спросил, не поработаем ли мы еще. Мы сказали: «С удовольствием!» Потом все привыкли, что мы ведем утренний «Разворот».
С. БУНТМАН: Потом тебя какое-то время не было.
Т. САМСОНОВА: «А потом ежик болел».
С. БУНТМАН: Нет. Мне страшно нравилась ваша передача «Беби-бум». Я понимаю, она была неровная, там были взлеты и падения, но она была… Честно говоря, это передача, в которой мне жутко хотелось поучаствовать.
Т. САМСОНОВА: В качестве кого?
С. БУНТМАН: Ну, тогда я еще не был дедушкой, но в качестве… Я ужасно люблю нянчиться.
Т. САМСОНОВА: Слушайте!!! А по каким дням Вы свободны?
С. БУНТМАН: Не по каким! Я занят!
Т. САМСОНОВА: Я буду Вам привозить!
С. БУНТМАН: У меня свои есть! Я думаю, что я как-нибудь вообще уйду.
Т. САМСОНОВА: Надо организовать «эховский» детский сад. А Вы там будете главным редактором.
С. БУНТМАН: Вот! Я буду главным воспитателем. Ты понимаешь, в чем дело… Мне очень хотелось встрять всегда. Потому что у вас, не скажу что всякий раз, но у вас и с Наташей, и с Эллой было всегда какой-то нормальный, конструктивный и очень разный подход. Мне очень нравилось, что вы разные будущие мамаши.
Т. САМСОНОВА: Мы совершенно разные.
С. БУНТМАН: И Эвелина, и Наташа. И мне очень нравилось, что разные подходы. И мне так жалко, что нет больше этой передачи.
Т. САМСОНОВА: Эта передача была немного страшной, потому, что когда ты начинал спорить, ты понимал, что это цепляет какие-то твои самые глубинные ценности. Иногда ты ведешь передачу и можешь отстаивать позицию, которая тебе не близка. А тут ты не можешь этого делать, потому что речь идет о ребенке.
С. БУНТМАН: А я вообще не люблю в передачах отстаивать позицию, которая мне не близка.
Т. САМСОНОВА: Это интересное интеллектуальное упражнение.
С. БУНТМАН: Я в псевдо-дискуссиях не участвую. Действительно, тебе интересно отстаивать? Мне кажется, это так искусственно бывает.
Т. САМСОНОВА: Нет, надо в нее поверить! Надо найти искренние доказательства. Надо хотеть выиграть спор.
С. БУНТМАН: Это на театре я могу. А вне театра…
Т. САМСОНОВА: Нет. Потом… я не думаю, что есть какие-то высказывания, которые нельзя опровергнуть по большому счету. Особенно касающиеся не законов физики и не каких-то естественных законов, а общественных. Это я могу сказать как социолог. Это профессиональный навык, мне всегда нравилось, когда в такси садишься к кому-нибудь и начинаешь с человеком спорить и пытаться его переубедить, даже если ты поддерживаешь его точку зрения.
С. БУНТМАН: Здесь-то да. Но в равной дискуссии… Разговор с таксистом, когда ты садишься для того, чтобы тебе проявить позицию – это же то же интервью.
Т. САМСОНОВА: Конечно!
С. БУНТМАН: А вот в дискуссии, как между ведущими или между коллегами, я не могу перед «Клинчем», например, договориться, про что будет у меня речь. Давай, ты на этой позиции, а я на этой. Мне, например, тяжело. Может, потому, что я старый стал.
Т. САМСОНОВА: У Вас ценности какие-то были глубинные и убеждения такие.
С. БУНТМАН: Не могу я! Если у меня нет настоящей позиции, то я не могу.
Т. САМСОНОВА: Нет, если тебя не просят доказывать, что убивать – это хорошо, то все остальное примерно можно опровергнуть.
С. БУНТМАН: Да. И что Сталин эффективный менеджер… Ну, хорошо! Мы остановились на Плющеве, потому что мы прервались на «Беби-бум», я сказал, что тебя долго не было и что мне нравилась эта передача. Я читал расшифровки, я ваш блог читал.
Т. САМСОНОВА: Я-то думала, кто нас слушает!
С. БУНТМАН: Нет… Кроме меня еще слушало несколько человек, я так предполагаю. Мне нравится подход. Скажи мне, пожалуйста, тебе пригодилась в реальной жизни эта передача, в твоем собственном беби-буме? Я потом у каждой из девчонок спрошу. Они же все ко мне придут потом.
Т. САМСОНОВА: Я думаю, она мне пригодилась в том смысле, что я смирилась с мыслью, что я беременна. Потому, что это на самом деле такое потрясение! Как бы ты ни хотел ребенка, как бы ты к этому ни готовился, когда ты осознаешь, что ты беременная… Вообще, как такое может быть! А тут еще двое, и у них срок побольше, им рожать скорее. Отлично! Ты еще не первый. Я думаю, что это очень хорошая поддержка. Это раз. А два – все-таки это был период, когда я ни в каких проектах не участвовала, а здесь я приходила, садилась за пульт, и это держало в строю. Потому, что ведение передачи – это не катание на велосипеде, когда ты один раз научился и все. Реакция погибает моментально. Беременный мозг вскипает очень быстро. Это страшно.
