Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =
Каждый день звонит Наташа и спрашивает, пойдем ли мы на канадский балет «Петрушка», когда приедем к ней, или ставит иные дальнобойные вопросы. Нам бы тут с водорослями разобраться, а она про эмпиреи духа, которые к тому же нескоро.
Но у нас и свое духовное есть. Положим, сегодня собрались в Krannert Center слушать классическую музыку. Не знаю, доберемся ли, поскольку белый танец мух за окном давно превратился в снежную метель и Даша еле доехала до дому на своей заднеприводной машине. Пойдем, наверное, пешим ходом.
Еще из духовного: поступили рекламные предложения от Communiversity (такое общество при университетах) о noncredit (то есть без предоплаты) классах танцев, фотографии, массажа, упражнений, музыки and more , что значит и так далее. Даша взяла класс рисования за восемь долларов в день. Вернулась с картонами, на которых старый худой обнаженный мужик – такая модель. Мне понравилось, здорово.
А также, милый дедушка, мне приходится ходить на цырлах с утра и до вечера. С утра – потому что она спит, и я боюсь неосторожным движением, скажем, разбить посуду и разбудить ее. А до вечера – потому что неизвестно, с каким настроением проснется и как пройдет день.
Продолжаю, воротившись с концерта, на который нас пригласила Кэрол Айспергер. Сначала она вкусно покормила нас: морковным супом, пирогом с яйцом, спаржей, грибами и сыром плюс французский салат с фисташками и маслинами и чай с чем-то ягодным. К ней мы брели по девственному снегу. В Кrannert Center поехали на ее машине. Слушали квартет «Брентано». Вышел маленький худой нервный еврей Марк Стейнберг (точно так же зовут шефа REEC ) и четверь часа складно говорил об особенностях квартета, преданного музыке Баха до такой степени, что, играя современных композиторов, они все перемежают Бахом, что дает, по его мнению, необычайный эффект. Может, он и не точно это говорил, но эффект был. Сам он играл на скрипке, то и дело поднимая в экстазе левое колено к подбородку. За ним сидела, не дергаясь, спокойная девушка Сирена Кэнин, тоже скрипачка. Дальше располагалась виолончелистка, кореец по имени Нина Мария Ли, голая по грудь, с плечами и шейными мышцами бойца сумо. Почему-то с ее лица не сходило выражение отвращения. Впрочем, иногда оно сменялось выражением глубокой обиды. Перед ней сидел хорошенький альтист Миша Амори, ничем не выдающийся, похожий скорее на клерка, чем на музыканта. Я стала думать, что вот они ездят с концертами повсюду и кто-то непременно должен быть замужем за кем-то. Блеснули обручальные кольца на пальце Миши и на пальце Сирены – я тут же поженила их как наиболее соответствующих норме. Нервные кореец и еврей вряд ли смогли бы ужиться друг с другом. И музыку они играли нервную. Я такую люблю, ты нет. Всяких незнакомых мне композиторов, включая знакомую Софью Губайдулину. С Бахом они соседствовали с прибамбахом, но мне и это понравилось: вроде бы реплики современных композиторов на фрагменты из Баха. Как музыканты они классные, только совсем не смотрят друг на друга, как принято у нас, от этого (или не от этого) все суховато и высоко технично, но без души. Кэрол не отрывалась от буклета, сверяя, видимо, услышанное с напечатанным, кажется, результат ее устроил. Она классная тетка. Специалист по бактериям и инфузориям, преподает в университете и поет в хоре. Даша сказала, что не любит умную музыку, и мы поехали домой. Прощаясь, Кэрол подарила горшочек с живыми темно-сине-фиолетовыми бархатными примулами.
Дома прочла рекламный проспект, выяснилось, что «Брентано» – знаменитые-презнаменитые и имеют массу премий, наград и отличий. В частности, выступали с Джесси Норман в 1998 году на ее Carnegie Hall recital (что значит сольный концерт). Учи язык. М-м-м-м, как вспомню постоянную кашу во рту и восторженные повизгиванья – зубы сводит.
Хотела написать: забери меня отсюда, милый дедушка Валерий Михайлович. Но это будет уж полная литература, а у нас все-таки жизнь, и впереди еще четырнадцать недель.
Целую.
25 января
* * *Здравствуй, милый мой, получила твое ласковое письмецо, где ты пишешь о старой новости – о том, что любишь меня. Я готова получать такие старые новости каждый день, и они не будут мне скучны. Я не избалована твоими признаниями. Рада, что наконец занялся собой. Я собой, ты собой – стало быть, впереди у нас прекрасные перспективы. Юнна описала бы это каким-нибудь прелестным зверовато-диковатым смешным способом – я делаю то же, когда она меня заводит, предпочитая сама по себе неяркое чеховское письмо.
Стало быть, газета напечатала фрагмент книжки. Я же, по договоренности с Суней, его и готовила, никому не доверяя. Наверняка испортили, но мне отсюда все равно. Странное дело: вышла книга, да даже и газетный фрагмент, – а я именно в этот момент пропала в американской глуши и не могу пережить ни успех, ни неудачу, словно так и надо. Почему же мне сдается, что так и надо? Не знаю. То ли, действительно, боялась реакции, то ли вовсе не хотела слышать ничьей реакции. То ли от чрезмерного честолюбия, то ли от никакого, которое еще чрезмерней. Хорошее письмо прислал Андрей Волчанский. «Современная драматургия» будет печатать пьесу «Суси, или Триумф». Пишет, что замысел интересный и исполнение безупречно. Почти. Большую часть замечаний (мелких) поправила, они по делу, а он молодец. Зря я так долго держала ее в столе, я писала по злобе (дня), следовало бы ее и выпустить ко дню (то есть к выборам). Хотя она классична и может жить сама по себе, без малейших подпорок. Если Волчанскому понадобится предисловие, пусть позвонит Сереже Яшину, Сережа читал и говорил хорошие слова, а за свои слова надо отвечать.
Вчера разгребла Дашину машину от снега, а сегодня метель пуще вчерашней. Мы опять не могли ехать на машине и отправились в офис пешком. Напоминало какую-нибудь приполярную экспедицию. Наносы снега, который никто не убирает, практически идешь по целине, безлюдно, поскольку люди или по домам, или в университете, или на автомобилях, ветер в лицо такой силы, что иногда останавливает на месте. Мы шли с Дашей гуськом, сопротивляясь ветру, разрумянившись и перекрикиваясь время от времени о чем-нибудь незначительном. Зашли в журналистский департамент. Выяснили, что в моем офисе стоит неработающий телефонный аппарат – поэтому телефон не работает. На то, чтобы установить это, понадобилось две недели. Ничего тебе не напоминает? Отнесли им старый – пообещали, что через пару дней поставят новый. Я им не верю. На самом деле без телефона даже удобно. Никто не звонит, никто никуда не приглашает, полная возможность принадлежать себе и своим занятиям. Я села за роман и уже сдвинулась с места, на котором залипла несколько месяцев назад из-за вклинившихся лекций. Собственно, я целый день сочиняю то роман, то письма тебе, то читаю словарь либо свои лекции, либо придумываю вопросы студентам, воображая, что я таким образом чем-нибудь овладеваю, дурак.
После офиса метель и голод загнали нас в Timpone’s , где были на прошлой неделе с Роном. Поднялись на второй этаж (внизу бар, наверху ресторан) – пусто, одна официантка, и она говорит: поздно, время ланча истекло. Впрочем, продолжает, я схожу на кухню и узнаю, может, согласятся что-то приготовить. Возвращается и предлагает сделать заказ. Любой. Мило. Заказали то же, что в прошлый раз, только наоборот: я – то, что Даша, Даша – соответственно. Сидели, наслаждались вкусной едой вдвоем, только один раз мимо прошел высокий плотный мужчина в пиджачной паре, и официантка сказала, что это сам мистер Тимпоне и есть. А его жена, сообщила официантка, сама готовит все пасты и десерты, и предложила тут же отведать. Об этом не могло быть и речи. Мы пообещали зайти за десертом в следующий раз. Я понимала двадцатую часть того, о чем они оживленно болтали с Дашей.
Дома опять очищала машину от снега. Порывы ветра пронзали до костей, я поскорее закончила и убежала в теплую квартиру. Теперь дрожу не от холода, а от страха, не схватила ли воспаление легких.
По телевизору все последние дни показывают, какая звезда в каком платье была на воскресном вручении премий «Золотой чего-то» – очень бабское зрелище. Культ американских, в основном белокурых, кинодив. Между прочим, в Кукумори (лень смотреть, как пишется правильно) какая-то смуглая метиска разулыбалась Даше, а Даша ей. Оказалось, вместе учились в школе. Повизжали, поохали, поахали, как у них водится, и разошлись. Такая же пигалица, как Даша, только накрашенные ресницы и слегка напомаженный большой рот. Я еще подумала, что могла бы быть миленькой, если б рот чуть поменьше. Когда она отошла, Даша сказала: знаешь, кто это, мисс Америка этого года.
Завтра – среда.
Целую.
27 января
* * *Привет, милый, с утра в четверг было хорошее настроение (когда поговорили по телефону), а потом стало прокисать, и отчего-то захотелось плакать. Пишу в пятницу. Шла вчера на занятия английским: шесть часов, смерклось, темное небо, по нему бежали светлые облака, половинка луны высоко-высоко, чистый белый снег скрипит под ногами, пятнадцать градусов мороза, никого: если б не цивильные фонари – впрямь деревня и деревня, и даже, может, где-нибудь в России. Наверное, брошу ходить в эту группу. Пять корейцев, у которых не разбираю ни звука, японка с зубами, гражданин Израиля из Молдовы – все по очереди рассказывают свою анкету. Я повторяла то же, что уже рассказывала на первом уроке, когда корейцев и гражданина Израиля из Молдовы не было. Гражданин сказал, что его зовут Нахум. С ударением на первом слоге. Сообразительный Дейв (хозяин и учитель), знающий некоторые слова по-русски, переспросил: Нахум, Нахум? Никто ничего не понял. Кроме меня. Я сохранила непроницаемое выражение. Так вот, нахум мне эти встречи с корейцами? Общение лично со мной заняло минут пять. А просто послушать язык, и не в корейском, а в американском варианте, я могу по телевизору.
