Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады
Несколько дней садистский князь-неудача пытался разгромить намного меньший отряд Кривоноса, не смог, и дравшиеся как львы казаки дождались как всегда вовремя посланных подкреплений от Хмельницкого. От специально подосланного казака королята узнали о мнимом приказе Хмельницкого задержать Вишневецкого боями до его скорого прихода и одеревеневший от возможной гибели военный совет быстро и мудро решил, что «Хмельницкого мы победить не сможем». Завершая очередную военную хитрость гетмана, Кривонос демонстративно послал особый отряд в тыл Вишневецкому, имитируя окружение-засаду для княжеского захвата.
20 июля почти пятнадцать тысяч лучших королевских гвардейцев и шляхтичей магнатских команд успешно сбежали от десяти тысяч казаков и пяти тысяч необученных селян Кривоноса в разные стороны защищать свою дорогую родину. Восставшие гнали гоноровых до далекого западного Бара, и нобиль Тышкевич писал в сенат, что «все жолнеры рассеяны, все пребывают пораженные страхом и теперь каждого хлопа следует считать врагом, а каждый их город и село – за вражеский отряд. Вся страна дышит злобой ко всему католическому и шляхетскому».
Огромная Речь Посполитая удивленно смотрела, как даже не Хмельницкий, а только один из его полковников гоняет гордого и страшного нобиля по Украине как кот мышь, и прекрасно понимала, что это значит. Карательный поход-бойня так хорошо бегающего Бешеного Яремы по трупам беззащитных от гонорового садизма людей, с помощью всепоглощающего огня и позорного меча, быстро и повсюду возбуждал ко всей шляхте, тупо гордившейся великолепным Иеремией, ужасающую народную месть. Даже обычно глуховатая сенатная Варшава неудачно попыталась прислушаться к умным речам, которые честные поляки говорили в нервничавшем сейме о магнате из Вишневца: «Он испепелит страну, а когда народ поголовно восстанет, то погибнет со всем панством в этом раздутом им пожаре».
Сенат не сделал ничего, чтобы унять и хотя бы морально осудить трупоеда-нобиля Речи Посполитой, и это стало началом ее конца. В июле 1648 года не такая уж и однородная до этого Украина объединилась. Обеспеченные казаки, понимавшие, что могут потерять в мятеже и добро и жизнь, перестали колебаться, а украинская поместная шляхта, монолитная до этого в неприятии восстания, раскололась пополам. Если за четыре месяца с декабря 1647 до апреля 1648 года вокруг Хмельницкого на Хортице собралось всего пять тысяч казаков и запорожцев, и это было очень мало от пятимиллионной Украины, то уже в июле украинцы, вдохновленные двумя победами Хмельницкого, поняли, что черного шляхетского кобеля никогда не отмыть до бела и жить гоноровое панство им не даст никогда и ни за что. Загремело и справа и слева от Днепра и в Чернигове, и в Киеве, и в Виннице, и в Полтаве, и в убитом Немирове и везде:
– Возмездие вам! Кровь за кровь и муки за муки! Вырвем с корнем панский бурьян, чтобы не расплодился опять на наших нивах. Око за око и зуб за зуб! Ударил для вас, панове, час судьбы!
– Что на шляхту смотреть! Со своего гонору мел едят, чтобы их дерьмо было белого, шляхетского колера, а не черного, посполитого! Протрезвитесь хоть раз, уродозонные, а то вечно панство пьяно, как затычка в винной бочке. Пируют, дьяволы, на нашей груди. Хватить звенеть в чарки, пора звонить в колокола. Ударим, а там оно и само в ушах звенеть будет. Все хотите нашего молока в кувшине? Смотрите, голова не влезет.
– Панство без ума заботится о своей золотой воле, а всех остальных без устали топчет ногами. Тех, кто за посполитых, паны готовы живьем съесть. Будет на них суд и кара! Не будем жить в этом пекле. Наша кровь – это не горилка, разбавленная водой в шинке! Дотерпели до последней капли, а теперь потешимся. Острите ножи и точите сабли. Дружно возьмемся за вилы и колья, от панов и следа не останется.
– А умирать придется, так покажем палачам в пекло дорогу. Если и заснем вечным сном, так на подушках из шляхетских тел. Если паны нас паскудят – разорвать ляшских псов на тысячу кусков! Вы больше не будете нас катувать! Нужно карать этих шляхетских выродков.
– Ежа чертового батька им против колючек в горлянку! Каты пучеглазые! Ударил час и за наши муки с вашего клятого падла сдерем шкуры на онучи, хоть и поганые, зато гоноровые! Смерть ляхам! Жизнь наша – на благо отчизны!
– Месть! Месть панам без пощады! Передавим вас всех, проклятых, в лоск и стоны на нашей земле превратятся в торжествующую песнь. Наши рушницы, панове, проделают в вас такие дыры, что и кулак просунешь. Кто в лапах у черта – убирайтесь в ад! Пройдет немного часу – все в нашей жмене будете. На погибель ляхов!
Ревели паны под надежной охраной по своим далеким от разбушевавшегося Днепра маенткам:
– Лайдаки, лотры, псы, быдло! Всех перепорем насмерть. На пали, на колья вас всех! Кто посмеет хоть слово сказать – снимем шкуры по три раза, а у остальных жилы вымотаем!»
Чем больше орали и издевались паны над посполитыми, тем больше их трусливые и каменные с рождения сердца глодал страх, ставший невыносимым после двойного разгрома коронного войска. Пышаясь друг перед другом, эти последователи князя-трупоеда Вишневецкого говорили, что от их издевательств хлопы, как хорошо отбитые свиные отбивные, делаются только мягче и податливее на зубы. Только трое из ста гоноровых шляхтичей предупреждали товарищей по дворянству: «смотрите, не подавитесь этими отбивными». Паны катували своих селян, потом боялись казацкой мести и заливали свой страх мальвазией, битьем и калечением пока еще беззащитных людей и без конца спорили между собой, можно ли назвать будущий грядущий разгром казацкого быдла победой или только расправой.
Сразу после зверских убийств активно поддержанного местной и дальней шляхтой князя Вишневецкого, на Украине началась ужасающая бойня, резня и война. Посполитые и мещане, освобожденные от страха наказания оккупационным войском, без команды встали на шляхту и их клиентелу, на арендаторов и управляющих, на всех панов и подпанков, на всех, кто попался под руку народную с дубиной, и все резали всех без разбора.
Еще раньше из-за западных и северных, и восточных, и южных границ на Украину вошли многочисленные международные группы-банды опытных разбойников и мародеров, имевших списки, с адресами и доходами всех богатых людей из всех сословий, и в начавшемся хаосе повели свою кровавую работу по выковыриванию у них золота, серебра, драгоценностей и всего того, что можно было легко продать. Многие шляхтичи переодевались в казаков и группами вели грабежи и разбои по городам и весям, не забывая для своего садистского удовольствия провоцировать посполитых, и не было никому пощады. Летом 1648 года над всей Украиной перекатывались ужасные и грозные слова «Бей быдло!» и «На погибель ляхов!» и тысячами гибли хлопы, шляхтичи и евреи, и никто не выясняя, служили ли они жадными арендаторами у панов, или зарабатывали на хлеб насущный ремеслами в городах и местечках.
Богдан Хмельницкий даже теоретически не мог остановить вызванную зверствами бесчисленных вишневецких и международных мародерских групп резню виновных и невиновных. Позднее, через века, никогда не видевшие ужасающий народный бунт будут говорить, что раз казацкий гетман не остановил убийства многих тысяч невиновных и беззащитных и не подал в отставку, не ушел из власти, тем самым открестившись от их убийств, то, значит, он виновен во всем. Хмельницкий, понимая, что происходит в стране, не оставил гетманство, приняв на себя сделанное не им черное пятно на знамени Украинской революции, и в крови и слезах продолжил бой с навсегда озверевшой шляхтой не на жизнь, а на смерть.
Издевательства гоноровых панов над посполитыми были непереносимы и в сердцах не только тех, кого называли хлопами, но и многих казаков, особенно выписчиков из реестра, кипела черной кровью и горела адским огнем рана, вызывавшая ужас у них самих, боявшихся туда заглянуть. Воины и никогда не державшие в руках оружие селяне и мещане жаждали кровавой мести, и никто бы не мог сдержать их бушующую лютость, вызванную невменяемыми преступлениями шляхты.
Сразу же после корсунской абсолютной победы Богдан Хмельницкий заявил Варшаве: «Я не палач, как ваша панская сволочь. Мне ваша садистская мстительность отвратительна. Сегодня Польская Корона лежит в грязи у казацких ног, но мы совсем не собираемся занимать ваши территории, ибо свою землю имеем».
Профессиональные казаки-рубаки, победив, не были жестокими с такими же профессиональными жолнерами, зная, что среди них много отважных солдат. Однако посполитые и мещане, измученные благородными палачами до не раз отодвинутого предела, думали совсем по другому. Везде и всюду на Днепре и вокруг него громко раздавалось: «Геть панов! Геть чужих! Дедовскую веру!»
Вооруженные косами, цепями и пиками селяне выносили панов со своей земли, и кровь на украинских землях лилась рекой. Множество международных и уродзонных авантюристов и мародеров грабили богатых во всех сословиях, до кого только могли дотянуться и разносили шляхетские поместья и местечковые усадьбы, с удовольствием убивая владельцев не их добра и всех свидетелей своих преступлений.
