Николай Ямской - Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...
30 апреля. Вторая половина дня. Фюрер хлопает дверью
К этим документам мы еще вернемся. А пока оставим двух знаменосцев и их однополчан там, где они находились в «исторические 14.25 30.04.45»: первых – в штабном полуподвале «дома Гиммлера»; вторых – под вражеским огнем в 150 метрах от последней в этой войне для них цели. А перенесемся буквально на километр от них, в подземелье Имперской канцелярии, где в эти минуты разыгрывался последний акт агонии гитлеровской Германии. Канцелярия, из которой осуществлялось управление обороной Берлина, после потери узла связи главного командования, находившегося в убежище на Бендерштрассе, лишилась телеграфно-телефонной связи и осталась только с плохо работающей радиосвязью. Связавшись в 14.30 по этому каналу с генералом Ведлингом, Гитлер предоставил ему свободу действий и разрешил осуществить попытку прорыва из Берлина. Казалось, что, осознав свой полный крах, фюрер вроде бы спасал армию, но одновременно подводил черту под своей судьбой, судьбой Имперской канцелярии, Рейхстага и всего Берлина. Однако примерно через три часа Ведлинг, попытки которого вырваться из столицы хотя бы с частью войск провалились, получил от имени Гитлера новое распоряжение. Оно отменяло предыдущее и вновь подтверждало задачу оборонять Берлин до последнего человека. По всей видимости, Ведлинг, как и вся остальная армия, еще не знал, что по существу это было послание с того света. Потому что в 15.30 в своем глубоком подземном бункере Гитлер, отдав последние распоряжения, покончил с собой. Только полвека спустя обстоятельства этого самоубийства станут достоянием общественности. И тогда станет известно, что первым, кто увидел Гитлера после выстрела, был его камердинер – штурмбаннфюрер СС Г. Ланге. Согласно документам, на допросе, проведенном в середине мая 1945 г . следователями советской военной контрразведки СМЕРШ, он показал: «В левой стороне дивана сидел Гитлер. Он был мертв. На правом виске было ясно видно кровавое пятно – место, куда попала пуля. На полу лежали оба его пистолета (калибра 6.35 и 7.65). Правая рука свисала со спинки дивана. На стене, на краю дивана и на ковре были брызги крови. Рядом с Гитлером сидела, поджав ноги, его жена. Она тоже была мертва. На полу стояли ее ботинки. На ее трупе не видно было раны… »
Получается, что своим посмертным посланием Ведлингу фюрер просто-напросто напоследок громко хлопал дверью, оставляя не оправдавшую его надежд Германию в руинах и обрекая не достойных его сочувствия солдат на совершенно уже бессмысленную гибель.
А те, ничего о том не ведая, продолжали ожесточенно сопротивляться. И упорно дрались за каждый квартал, за каждый дом, за каждую улицу…
Так же отчаянно они сражались и за Рейхстаг – тот самый объект, который по докладам командования 3-й ударной армии «был уже взят». Впрочем, Рейхстаг – что бы там вокруг него еще ни происходило – уже был «взят» и для Г. Жукова. Потому что в 16.30 маршал отправил в Москву товарищу Сталину боевое донесение, в котором торжественно сообщал: «Продолжая наступление и ломая сопротивление противника, части 3-й ударной армии заняли главное здание Рейхстага и в 14.25 30 апреля 1945 г . подняли на нем советский флаг» [101]. Далее Жуков представляет Верховному Главнокомандующему и главных «именинников». «В боях за район Рейхстага и его главное здание отличились войска 3-й ударной армии генерал-полковника Кузнецова, командира 79 ск генерал-лейтенанта Переверткина, командира 171 сд полковника Негоды и командира 150 сд генерал-майора Шатилова. Наступление в Берлине продолжается, войска фронта продолжают выполнять поставленную Вами задачу» [102].
Тем временем в команде главных «именинников» шла лихорадочная работа по практической реализации на поле боя того, о чем – как об уже достигнутом – было доложено «Самому».
30 апреля. Вторая половина дня. Перегруппировка
Раздосадованно бросив трубку после разговора с Маковым и предвидя очередной тяжелый разговор с разъяренным командармом, Переверткин решил подавить обороняющих Рейхстаг максимумом огневых средств, которыми в изобилии располагал корпус. Хотя прекрасно при этом понимал, что сколько танков и артиллерии на Королевскую площадь ни посылай – на нужную делу прямую наводку выйдут единицы. Да и те, скорее всего, будут расстреляны в упор, ибо сразу же окажутся всего в 100—150 метрах от зениток противника.
Но делать нечего. Затянувшаяся канитель с Рейхстагом, история с преждевременным докладом о его взятии чем дальше, тем больше грозили самыми крупными неприятностями. Надо было резко усиливать огневую поддержку с закрытых позиций, посылать бронетехнику, вызывать авиацию, стягивать подкрепления для сильно поредевших батальонов у Шатилова и Негоды.
А те в это время, потерпев неудачу с водружением флажков, сами, не дожидаясь приказа комдива, принялись подтягивать к первому эшелону новые силы.
К 16.30 все подвалы угловой части «дома Гиммлера», доселе занятые только хозяйствами Неустроева и Давыдова, заняли офицеры – танкисты и артиллеристы. Они устанавливали стереотрубы, налаживали связь по телефонам и рациям. Весть о взятии Рейхстага пригнала сюда кучу совершенно лишнего для штурма народа: представителей различных политотделов, многочисленных корреспондентов и кинооператоров не только от армии и фронта, но и из самой Москвы. Кроме того, в помещении неоднократно появлялись то Зинченко, то Плеходанов, то командир батальона 380-го полка Самсонов. «Все они, – по свидетельству М. Н. Минина, – требовали возобновления штурма, неоднократно заявляли, что тот, кто первым достигнет Рейхстага, будет представлен к званию Героя Советского Союза. Мы понимали, что командование 150-й и 171-й стрелковых дивизий решило любой ценой овладеть Рейхстагом, чтобы выйти из неловкого положения» [103].
Между тем потенциальные соискатели высоких наград в данный момент были озабочены совсем другим. В суете и шуме гудящего в подвале людского муравейника, притиснутые со своими штабами в угол командиры наступавших с утра батальонов и прибывающие во все более внушительных составах представители других родов войск обстоятельно отрабатывали вопросы взаимодействия с учетом ошибок и просчетов трех неудачных атак.
Впрочем, два просчета начали исправлять еще раньше. Вражескими батареями, которые до сих пор никак не могла подавить наша артиллерия и которые с флангов сильно досаждали стрелковым батальонам во время атак, наконец-то занялась авиация. Широким фронтом, несколькими эшелонами самолеты прошли над комплексом правительственных зданий и обрушили бомбовый удар, от которого у Бранденбургских ворот и в районе парка Тиргартен заходила земля под ногами.
Вторая подмога была несравненно более локальной, но крайне необходимой для штурмующих батальонов. Особенно для первого, неустроевского. С утра потери в его ротах были самыми чувствительными. Вот и сейчас, наблюдая в бинокль за своим личным составом, рассеянным чуть ли не по всей площади, Неустроев с тревогой думал, что даже если ему и удастся поднять роты в атаку, она будет жиденькой, неодновременной и вряд ли приведет к успеху. Связавшись по телефону с Зинченко, он изложил свои соображения и сказал, что ему необходимо подкрепление. Минут через двадцать позвонили из штаба полка и попросили прислать кого-нибудь из офицеров принять пополнение. Неустроев послал старшего сержанта Съянова. Того два дня назад ранило. Но ранение оказалось легким. И Съянов, покинув санбат дивизии, прибыл в родной батальон как раз под звонок из штаба.
Съянов вернулся около восьми часов вечера. Причем не один, а с капитаном Матвеевым. Они привели с собой около 100 человек – пополнение солидное, учитывая, что на тот момент в батальоне насчитывалось 350 человек. Среди прибывших половину составляли совсем зеленые, лет по 18 новобранцы. Зато остальные – опытные фронтовики, вернувшиеся после ранения из госпиталя. Вместе с бывалыми разведчиками из группы капитана Макова это было существенное подкрепление батальону. Капитан Матвеев тоже в предстоящей атаке оказался бы к месту. Он хоть и был по должности агитатором политотдела дивизии, но действовал больше личным примером, то есть при любой возможности ходил с солдатами в атаку и, как офицер, был в этом деле совсем не лишний.
Здесь же, в подвале, сформировав из пополнения роту и назначив ее командиром Съянова, Неустроев почувствовал себя гораздо увереннее. Теперь его батальон почти достиг штатного состава. Как опытный, прошедший за четыре года войны добрую школу вояка Неустроев понимал, что сколько к Рейхстагу техники ни нагонят, ее по периметру Королевской площади на прямую наводку все равно не установишь – тут каждый метр простреливается. Значит, Рейхстаг будут брать вот эти ребята плюс еще два батальона. А уж когда начнутся схватки в самом Рейхстаге, и говорить нечего. Как ни силен артиллерийский «бог войны», а внутри будет сражаться лишь «царица полей» – пехота.
