Николаус Вахсман - История нацистских концлагерей
Первые нападки на «преступников» и «асоциалов»
Преследование лиц, чье поведение не вписывалось в рамки общепринятого, являлось неотъемлемым элементом нацистской политики устранения из жизни рейха всех тех, кто по различным критериям не желал или не мог вписаться в мифическое «народное сообщество». Побуждения чиновников социальных служб, судебных и полицейских инстанций были столь же различны, как и те, кого вышеперечисленные инстанции выбрали объектом нападок, и нередко отражали требования, предшествовавшие приходу нацистов к власти. Часть чиновников грезила утопическими видениями выкорчевывания одним махом всех социальных бед; других обуяла концепция «расовой гигиены», некоторые рассчитывали через насильственное устранение безработицы стимулировать развитие экономики. Развернувшееся в Германии наступление на маргиналов имело целью не только убрать их подальше с глаз людских, но и получить возможность воспользоваться дармовой рабочей силой, помещая таких субъектов не только в традиционные государственные исправительные учреждения (тюрьмы и ИТУ), но и в концентрационные лагеря[795].
Судьба асоциальных элементов, брошенных в концентрационные лагеря, повсеместно игнорировалась после Второй мировой войны, об этой категории заключенных просто «забыли». Если авторы трудов о концлагерях и упоминали о них, то лишь исключительно ради того, чтобы свалить всех узников концлагерей в одну кучу – тактический маневр нацистов, целью которого было заручиться пониманием широких общественных кругов и замарать репутацию политических заключенных[796]. Только в последние десятилетия историки постепенно стали склоняться к мысли о том, что атака на «асоциалов» являлась целенаправленным и самостоятельным элементом их политики[797]. Многие историки теперь утверждают, что начиная с 1936 года полиция и СС стали проводить политику «расового очищения», избрав целью атак асоциальные элементы в попытке «очистить тело нации» от всех предполагаемых инакомыслящих и вырожденцев[798]. Не отрицая важность этого нового исследования в раскрытии идеологических движущих сил массовых арестов асоциальных элементов в конце 1930-х, следует, однако, отметить, что оно каким-то образом упускает из виду и атаки нацистов на те же самые группы, имевшие место в более ранние годы. Пусть даже первые лагеря 1933–1934 годов предназначались прежде всего против политических противников, власти отнюдь не упускали возможность бросить в них и асоциальные элементы[799].
Едва вступив в должность полицей-президента Мюнхена в марте 1933 года, Генрих Гиммлер объявил об «уничтожении преступников как класса» как о приоритетной задаче[800]. В ближайшие месяцы он разработал концепцию органов полиции как инструмента очищения общества от нежелательных элементов, а первые лагеря – как места содержания под стражей, отбытия наказаний и исправления[801]. Подход Гиммлера изменил облик его образцового лагеря Дахау уже с лета 1933 года, когда полиция доставила туда первых предполагаемых преступников и лиц без определенного местожительства[802]. Их число вскоре увеличилось, это произошло после того, как полиция в сентябре 1933 года арестовала десятки тысяч неимущих и бездомных в рамках общенациональной акции. Хотя власти быстро освободили большинство задержанных, некоторые из них пробыли в лагерях и исправительно-трудовых лагерях довольно долго[803]. Только спустя год, уже после основания эсэсовцами Дахау, состав его заключенных заметно изменился. Политические заключенные составляли все еще подавляющее большинство всех заключенных Баварии, подвергнутых превентивному аресту, но все же их процент снизился приблизительно до 80 % к апрелю 1934 года: остальные 20 % приходились на асоциальные элементы, среди которых 142 человека были отнесены к категории «уклоняющихся от работы», 96 – к «вредным для нации» и еще 82 обвинялись в «асоциальном поведении»[804].
Помещение асоциальных элементов в Дахау не ушло от внимания имперского наместника в Баварии (рейхскомиссара Баварии) фон Эппа. Стремясь сократить количество заключенных, Эпп в марте 1934 года высказывал мнение о том, что аресты предполагаемых преступников и асоциальных элементов искажают смысл «цели и предназначение превентивных арестов»[805]. Гиммлера это не смутило. В грубом ответном послании он (см. главу 2) отметал всякую критику в свой адрес и детально разъяснил свое видение проблемы: «Мнение о том, что превентивный арест для алкоголиков, воров, растратчиков казенных денег, лиц, ведущих безнравственный образ жизни, уклоняющихся от работы и т. д. действительно не соответствует директиве о превентивных арестах, полностью верно. Однако превентивные аресты перечисленных лиц вполне соответствуют духу национал-социализма». По мнению Гиммлера, приоритетным был исключительно «дух национал-социализма», но никак не законность. Поскольку суды не имели возможности оперативно и жестко обходиться с асоциальными элементами и преступниками, аргументировал Гиммлер, полиция обязана поместить их в Дахау. Результаты, добавлял он, были впечатляющими: именно аресты сыграли «главную роль в снижении преступности в Баварии». Гиммлер не видел оснований для смены курса[806].
Генрих Гиммлер, вероятно, столкнулся с критикой в свой адрес, но он был не одинок в мнении о том, что асоциальные элементы необходимо искоренять[807]. По всей Германии государственные чиновники и официальные представители партии в 1933–1934 годах подвергали асоциальные элементы превентивному заключению, причем инициатива нередко шла снизу. В Гамбурге полиция задержала сотни нищих, сутенеров и бездомных в 1933 году и, кроме того, несколько тысяч проституток. И в других городах нацистские чиновники ополчились на так называемые асоциальные элементы, в особенности после «рейда против нищих» в сентябре. 4 октября 1933 года «Фёлькишер беобахтер» сообщила о «первом концентрационном лагере для нищих» в Мезеритце (Позен)[808].
Что касается борьбы с преступностью, в 1933 году Пруссия проводила куда более радикальную политику, чем Бавария, вдохновленная общенациональным наступлением против рецидивистов. Германские юристы в течение многих лет выдвигали требования о вынесении приговоров к пожизненному заключению в отношении опасных рецидивистов, и их давнее желание наконец осуществилось в Третьем рейхе. В соответствии с Законом о рецидивистах от 24 ноября 1933 года судьи были вправе назначать наказания, связанные с лишением свободы и не ограниченные временем пребывания в тюрьме или лагерях; к 1939 году судьи вынесли почти 10 тысяч таких приговоров, в основном за незначительные имущественные преступления[809]. Впрочем, в юридических верхах Пруссии рассматривали новый закон как несовершенный, поскольку он предназначался для признанных виновными в преступлениях, совершенных повторно. По их мнению, для искоренения преступников как класса необходимо было арестовывать и «профессиональных преступников», которым формально не могло быть предъявлено никакое обвинение вследствие недостаточных доказательств их преступной деятельности. Герман Геринг разделял эти взгляды и ввел профилактическое содержание под стражей в полиции согласно декрету от 13 ноября 1933 года. С этого времени прусская уголовная полиция была вправе держать так называемых профессиональных преступников в государственных концентрационных лагерях без суда и без объявления приговора. Главными объектами становились лица, однажды уже совершившие преступление и понесшие за него наказание, в особенности преступники с длинным «послужным списком» преступлений против собственности; но и те, кто совершал преступление впервые, также подпадали под геринговский декрет, если полиция устанавливала наличие «преступных намерений»[810].
На тот период прусская криминальная полиция не предусматривала проведение массовых арестов. Старшие полицейские чиновники полагали, что небольшое ядро преступников ответственно за совершение большинства преступлений против собственности и что их выборочных арестов будет достаточно для удержания от совершения преступлений другими. Прусское министерство внутренних дел первоначально установило верхний предел в 165 заключенных, но вскоре планка была поднята до 525 человек; сначала арестованных направляли в Лихтенбург, где они скоро составили большинство заключенных[811]. Несмотря на относительно небольшое количество арестов, прусская инициатива представляла радикально новый подход к профилактическим арестам и готовила почву для будущего.
Незаконное задержание асоциальных элементов возросло в середине 1930-х годов. В Пруссии полиция арестовала большее число профессиональных преступников, сфокусировав внимание на «обычных подозреваемых», таких как грабители и воры со многими предыдущими судимостями. В 1935 году управление полиции сосредоточило их в Эстервегене, в результате чего инспектор Эйке сетовал, что, мол, концентрационный лагерь стал трудноуправляем; к октябрю 1935 года там содержалось 476 так называемых профессиональных преступников, сформировав самую многочисленную группу заключенных[812]. Между тем некоторые другие земли Германии переняли подобную радикальную прусскую политику, подвергая преступников профилактическим арестам с содержанием под стражей, в том числе и в концентрационных лагерях[813].
