Николаус Вахсман - История нацистских концлагерей
Охранники женского пола в Равенсбрюке отличались от своих коллег-мужчин в других лагерях СС. Правда, большинство избрали эту стезю добровольно, и, будучи в возрасте от 20 до 30 лет, они не имели за плечами опыт участия в политических уличных потасовках – период побоищ времен Веймарской республики был чисто мужской областью. Кроме того, лишь часть охранниц состояли в рядах НСДАП, в то время как большая часть лагерных эсэсовцев были членами нацистской партии. Если что-то и привлекло большинство женщин добровольно пойти служить охраницами в концентрационный лагерь, то отнюдь не идейные причины, не стремление к идеологическому миссионерству, а перспектива подъема по социальной лестнице. Многие были бедны и не замужем и, как правило, не имели профессии. Лагерь же сулил регулярную занятость с достойной оплатой и другими льготами, такими как комфортабельное и бесплатное жилье, а с 1941 года детские сады СС[768]. И хотя служба в Равенсбрюке строго регламентировала их жизнь, охранниц не заставляли ни маршировать, ни стоять навытяжку, как «политических солдат мужского пола». Иногда расстроенный комендант Равенсбрюка вынужден был делать внушения своим охранницам за то, что они, дескать, нарушают армейские уставы и вообще не обращают внимания на военный этикет[769].
Таким образом, женщины как в статусе охранниц, так и в статусе заключенных, да и женские лагеря в целом оставались на своего рода обочине лагерной системы. Однако процент женщин среди заключенных концентрационных лагерей увеличивался стремительно – приблизительно с 3,3 % в конце лета 1938 года до 11,7 % всего год спустя, – но Равенсбрюк все еще оставался далеко позади концентрационных лагерей для мужчин и по габаритам, и по уделяемому им свыше вниманию[770]. Тем не менее его создание было значительным этапом на пути к завершению процесса изменения формы заключения от традиционно тюремной до совершенно новой, концлагерной – той, где доминировали СС[771].
Лагеря для женщин стали последними дополнениями в системе концентрационных лагерей, создаваемой и упрочняемой в середине 1930-х годов. К концу 1934 года казалось, что лагеря доживают последние месяцы. Всего три года спустя они превратились в неотъемлемый элемент Третьего рейха, стоящий вне закона, финансируемый государством и управляемый вновь учрежденной Инспекцией концентрационных лагерей (ИКЛ). СС создали первый типовой проект концентрационного лагеря на базе их первого лагеря Дахау. Его главными особенностями была однородная административная структура, общий архитектурный образец, профессиональный корпус СС и систематизированный террор. Одновременное расширение лагерной системы СС – численность заключенных возросла с приблизительно 3800 летом 1935-го до 7746 в конце 1937 года – указывала на другой ключевой аспект концентрационных лагерей, впервые выдвинутый на первый план Ханной Арендт вскоре после Второй мировой войны. В радикальном тоталитарном государстве, таком как Третий рейх, укрепление режима отнюдь не озна чало ослабления террора. Нацистские лидеры постоянно вынашивали новые и новые далекоидущие планы. И концентрационные лагеря расширялись, невзирая на радикальную минимизацию внутриполитической оппозиции[772]. Эти расширения еще не были закончены к концу 1937 года; это только что начиналось.
Глава 3. Расширение
Пятница, 13 мая 1938 года, – этому дню суждено было врезаться в память заключенным Бухенвальда. День выдался погожий и солнечный; весна была в разгаре, и все вокруг лагеря расцвело. Еще стояло раннее утро, солнце быстро всходило над невысокой (478 метров) горой Эттерсберг, но большая группа заключенных уже работала в лесу за территорией лагеря, копая канавы для укладки канализационных труб. Примерно в 9 утра двое заключенных, Эмиль Баргацкий и Петер Форстер, отправились за кофе для всей группы. Как обычно, оба шли по уединенной тропинке, но тут внезапно набросились на сопровождавшего их охранника. Роттенфюрер Альберт Кальвайт, так и не успев открыть огонь, получил удар по голове лопатой. Два узника, уже давно задумавших побег, оттащили тело охранника в подлесок и, прихватив его оружие, опрометью бросились подальше от этого места[773].
Убийство роттенфюрера Кальвайта вызвало громкий резонанс в СС. Успешные побеги из лагерей были чрезвычайно редки, ибо инспектор Эйке призывал подчиненных стрелять без предупреждения в пытавшихся бежать заключенных. А убийство эсэсовского охранника стало случаем беспрецедентным[774]. Генрих Гиммлер в сопровождении Теодора Эйке уже на следующий день вылетел в Веймар для осмотра лагеря и тела Кальвайта. И объявил охоту на сбежавших заключенных. Региональные газеты пестрели сенсационными репортажами об убийстве эсэсовца, было объявлено солидное вознаграждение – 1000 рейхсмарок – за предоставление сведений, которые помогли бы в розыске и поимке беглецов; не одну неделю в Веймаре только об этом и говорили – редкий случай, когда событие в лагере так взбудоражило общество в конце 1930-х[775].
22 мая 1938 года, на десятый день после побега, полиция обнаружила скрывавшегося Эмиля Баргацкого – на кирпичном заводе, приблизительно в 200 километрах севернее Бухенвальда. Неделю спустя он предстал перед впопыхах созванным показательным специальным судом в Веймаре. Сообщения в местной печати пестрели деталями из его досье как преступника. Эмиль Баргацкий родился в бедной семье в 1901 году, где был пятнадцатым ребенком. В нелегкий период Веймарской республики Баргацкий изо всех сил пытался удержаться на плаву – работал плотником, мясником и извозчиком. В эти же годы он совершил несколько преступлений. Пресса всячески выставляла эти преступления как дополнительное доказательство его характера и поведения, недостойного разумного человека. Веймарский государственный обвинитель между тем превозносил до небес охранников концентрационных лагерей, защищавших «народное сообщество» от опасных асоциальных элементов, таких как Баргацкий. Он также высказался в пользу «профилактических» арестов асоциальных элементов. Число подобных арестов в конце 1930-х годов возросло, в результате тысячи человек оказались в переполненных концентрационных лагерях – среди них и Эмиль Баргацкий, который находился в Бухенвальде с 1937 года по причине его преступного прошлого[776].
Судья по делу совершившего убийство Баргацкого в субботу 28 мая 1939 года около двух часов зачитывал обвинительное заключение, после чего объявил смертный приговор. Теперь Баргацкий был переведен в камеру смертников, где дожидался исполнения приговора. Но судьба его круто изменилась после решения Генриха Гиммлера повесить Баргацкого в Бухенвальде в назидание остальным. Гитлер идею одобрил[777]. Рано утром 4 июня 1938 года заключенные Бухенвальда выстроились на плацу для переклички. Их окружили эсэсовские охранники с пулеметами. Около семи часов распахнулись главные ворота, и Эмиля Баргацкого в наручниках вывели на плац. Он шел будто в трансе, и кое-кому из заключенных даже показалось, что приговоренный находится под воздействием наркотиков. Когда судья в черной мантии зачитал смертный приговор, Баргацкий ступил на деревянный ящик, стоявший на сколоченном из досок помосте, и просунул голову в петлю. По команде коменданта Карла Отто Коха ящик выбили из-под ног Баргацкого, в то время как другой заключенный, выступавший в роли палача, рванул на себя веревку; Баргацкий в течение нескольких минут в судорогах погибал в затянувшейся на шее петле. Эсэсовцы так и оставили висеть его труп в течение некоторого времени – зловещее предупреждение всем остальным заключенным лагеря[778].
СС организовал первую публичную казнь заключенного концентрационного лагеря, и действо это повторило ритуал казни далекого прошлого, став демонстрацией всесилия СС и нацистов. Свершалось оно в присутствии сановников охранных отрядов, в том числе Теодора Эйке, который взахлеб пересказал Гиммлеру детали экзекуции[779]. Лидеры СС не моргнув глазом обернули инцидент в свою пользу, стремясь нажить политический капитал и представив его как очередное доказательство варварской натуры заключенных и первостепенной важности лагерей. Еще до казни Баргацкого одно из известных периодических изданий СС попыталось повысить статус лагерей СС в бьющей на эмоции статье, поместив рядом фото обоих беглецов и убитого ими охранника. Последний был представлен в героической позе. Статья, слово в слово повторявшая напутствия и высказывания Эйке, утверждала, что «трусливое нападение» двух «в расовом отношении неполноценных преступников» наглядно доказывает, насколько опасна миссия политических солдат СС (в действительности лагерные эсэсовцы куда чаще попадали под пули своих перепивших коллег, чем оказывались жертвами нападений заключенных). Под заголовком «Он погиб за нас!» влиятельный еженедельник СС в лирико-трагичном тоне расписывал роттенфюрера Кальвайта, явно рассчитывая внести его в пантеон нацистских мучеников, и рассыпал похвалы в адрес других незаметных героев «Мертвой головы» СС, тех, кто «постоянно сталкивается с врагом», в то время как остальная Германия «мирно исполняет свой ежедневный долг»[780]. Необходимо было представить эсэсовских охранников как отважных защитников страны, чтобы заручиться поддержкой общественности инициатив Эйке по их вербовке, ибо в ходе подготовки к предстоящей войне лагерную систему намечалось значительно расширить.
