Василий Журавлёв - Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»
Первый парашютный полк, расквартированный в Алжире, благодаря решимости его командира майора Сен-Марка, служившего в «пара» уже десять лет, в ночь 21 апреля взял столицу под контроль. «Первый» был уже не с Парижем. Его полковая песня «Я ни о чем не сожалею…», которую исполняла Пиаф, с момента его решения приобрела гораздо более глубокий смысл.
Теперь все зависело от «Отчего дома» в Сиди-Бель-Аббесе. Полковник Бротье думал долго, взвешивал все «за» и «против», но не в смысле своих погон… речь шла о принципах Иностранного легиона. А затем принял нелегкое решение: «Происходящее в стране не имеет к нам отношения. Это полностью французское дело. Мы остаемся лояльны».
Легионеры остались верны своему, однажды сказанному слову, но остались без своего Алжира.
Президент де Голль был злопамятен и не терпел возражений: непокорный Первый парашютный полк расформировали сразу же после того, как путч генералов в Алжире был подавлен, а его активные участники оказались за решеткой. Президент Республики был готов разогнать и весь Иностранный легион. Лишь заступничество военных спасло легион от полного разгрома: были расформированы лишь три полка, дислоцированные в Северной Африке и Сахаре.
Так возникло еще одно качество легионера: недоверие власти. Политики созданы для того, чтобы использовать солдат, а потом предавать их.
После войн в Алжире легионерам неоднократно приходилось защищать свою честь. Как наши офицеры в ельцинские «девяностые» стеснялись появляться на улице в своей форме, так и участникам алжирской войны приходится отвечать перед журналистами и судами за то, что все они — палачи, насильники и мучители арабов. При этом почему-то все забывали, что половина арабского населения воевала вместе с французами за свой Алжир. Потом их эвакуировали вместе с семьями, чтобы спасти от праведной мести своих соотечественников — победителей в той гражданской войне.
Обвинения продолжаются, но никто из обвинителей почему-то не задается вопросом: а что будут делать завтра с теми, кто помогает легионерам в Афганистане сегодня? Или не вспоминает 100 тысяч тех французов, что не уехали к своей мачехе-Франции, и алжирцев, которые поверили в то, что их не тронут, несмотря на то, что они симпатизировали «колонизаторам». Сколько «черноногих» было выброшено из своих квартир и убито после ухода из Алжира Иностранного легиона? И еще долго бегали по городу стаи голодных и одичавших собак — некогда домашних любимцев…
«А пропо», как говорят французы. Между прочим, спустя два года после исхода французов из Алжира в Сахаре нашли колоссальные запасы газа. Геологическую разведку проводили еще при старой власти… В истории не бывает сослагательного наклонения, но все же не так уж трудно себе представить, какой была бы Франция сегодня, если бы алжирский газ был французским. Впрочем, опыт других стран показывает, что «сидение на трубе» не способствует оздоровлению нравов в обществе и укреплению стойкости нации.
Глава седьмая
МУЖЧИНЫ БЕЗ ЖЕНЩИН
Любовь мужчины к женщине непостоянна, как свет месяца, который скрывают пробегающие по небу облака. Но чувства брата неизменны, как свет далеких звезд, и вечны, как слова Пророка.
Арабская пословицаЛегионер и женщина
«Женщина — великая вдохновительница Легиона», — замечает писатель Пьер Мак-Орлан в своем эссе «Легионер», опубликованном в 1930 году. Этот мир без женщин, под названием «Легион», создали именно женщины. От них в легионе скрывались, но они же и следовали за ним повсюду, куда бы ни заносила служба. Правда, это были совсем не те женщины, которые становились причиной вступления в мужское братство легиона: они опустошали кошельки, а не душу. А легионеры — как летчики: не погибают, а просто не возвращаются из своего полета над жизнью.
Было время, названное «золотым веком» Французского Иностранного легиона, — в историческом измерении было оно даже не вчера, а всего несколько минут назад. Как и любое счастливое время, «золотой век» был недолгим: это период между двумя мировыми войнами. Именно тогда и сложилась часть «мифа о легионе», посвященная его любовным подвигам. Этот эротический ореол совсем не подходит современным легионерам.
Это было время мужчин без женщин, когда мужчины спасались от женского общества в легионе, как в монастыре. Они становились истовыми приверженцами своей новой религии и членами мужского братства этого самого распущенного монастыря, имя которому — легион.
Легионер и в любви ищет дружбу. Ему трудно найти женщину, потому что он по привычке в первую очередь видит в ней товарища. Легионер — человек самодостаточный и волевой: уже одно его решение вступить в легион, то есть начать жизнь с «нуля», говорит о многом. Он умеет за себя постоять и привык сам о себе заботиться. Он закрыт для мира, но открыт для таких же, как он сам. В любви он ищет понимания: хорошего попутчика в путешествии, долгого и неспешного разговора за бутылкой, внимательного ухода во время болезни и полной откровенности в сексе. В любви, как на поле боя, а значит, самое страшное, что может случиться, — предательство и дезертирство. Но на это способна редкая женщина, поэтому легионер чаще всего в конце жизни остается в одиночестве. Оттого столько ветеранов, «бывших», как говорят в легионе, предпочитают умирать среди «своих» в приюте в Полубье.
Легионер слишком требователен к себе, оттого и разочаровывается, когда его взгляды и привычки не находят понимания близкого человека. Точнее, того, кого он сам считает близким. А когда не воюет, то каждый вечер, как кальвинист, устраивает над собой «страшный суд», подводя итоги прожитого дня. Но он счастливее многих, так как всегда может вернуться к своим товарищам, которые останутся с ним до последнего вздоха и сохранят о нем память, пока живы сами.
Легионер — плохой муж. Он может предложить женщине лишь немного денег, зато в избытке — верность, терпимость, преданность и свои фантазии об окружающем мире.
А когда с женщиной все кончено, то легионер, как британский аристократ викторианской эпохи больше скорбел о смерти спаниеля, чем о кончине своей леди, больше тоскует не о покинувшей его женщине, а о забытых на время товарищах, потому что любовь преходяща, а дружба остается навеки.
Яркий пример таких отношений — генерал Зиновий Пешков и писательница Эдмонда Шарль-Ру, окрасившая весной своей жизни позднюю осень легионера. Пешков, обнимая женщину, вместо того чтобы сказать с обычной французской учтивостью: «Будьте моей!» — и услышать в ответ нормальное для француженки: «Я — Ваша», — иногда, утомившись от своей самодостаточности, добавлял: «…моей женой». Все подруги оставались с ним недолго: с легионером ужиться непросто. И лишь в конце жизни он встретил ту, которой не нужно было ничего ни объяснять, ни доказывать с хрипом: просто они оба «выросли в одной детской» — легионе. Их разделяла разница в возрасте более полувека, но общее прошлое в легионе стерло и это различие.
Однажды в разговоре с офицерами, не учтя тонкостей французского языка, я брякнул: «Последняя любовница генерала Пешкова». Немедленно в воздухе повисла натужная пауза. Потом меня мягко поправили, списав мою бестактность на иностранное происхождение: «Не любовница, месье, а друг!» Не пассия, не жена, не подружка, а друг! «Сестра по оружию». Для легионеров это высшая похвала женщине…
Легион в те годы — это «Ноев ковчег» старой Европы. Сколько мужчин в легионе, столько же и вариантов взаимоотношений с женщинами. Трудно сравнивать любовь парня с баварской фермы и датского принца, парижского «апаша» и русского казака с Дона…
В полевых условияхВ начале XX века на окраинах городов в Алжире и Марокко, где стояли гарнизоны Иностранного легиона, по инициативе муниципалитетов для легионеров создали «зарезервированные кварталы» — не обычные солдатские бордели, а маленькие, закрытые от посторонних глаз «городки» с домами терпимости, фонтанами на площадях, кофейнями и рыночками. Все было оформлено в восточном вкусе с присущей ему негой, журчанием воды в маленьких фонтанчиках, ароматом благовоний и расслабляющего кальяна… В этих заведениях можно было подобрать себе девушку по вкусу. Обитательницы не имели права выходить за пределы «квартала» без специального разрешения полиции, осуществлявшей здесь постоянное наблюдение. Власти следили за общей гигиеной и регулярными медицинскими проверками жриц любви, пресекали любую возможность драки между посетителями из разных родов войск.
Атмосфера во многих заведениях отличалась особой изысканностью. «Эти кварталы в Марокко незабываемы, — писал очевидец, — их можно сравнить с теми, что были раньше во всех средиземноморских городах, начиная с китайского квартала в Барселоне и заканчивая Константинополем… Маленький город мечты, посвященный живописной африканской проституции».
