Геворг Мирзаян - Ближневосточный покер. Новый раунд Большой Игры
К активным действиям эмир перешел уже после отставки Мубарака, и его целью было привести к власти в Египте местных «Братьев-мусульман» (в Египте они называются «Ихван»). На них у эмира неограниченное влияние благодаря тому, что в Дохе давно сидит Юсуф аль-Кардауи – духовный лидер этой группировки, чьи фетвы идут в рамках политической линии катарского МИД (например, шейх поддерживал «народные революции» во всех арабских странах, кроме Бахрейна, где он назвал ненужную Катару шиитскую революцию «не народной, а сектантской»). Накачка «Ихван» катарскими деньгами помогла «Братьям» выиграть выборы в Египте, а Катару – получить контроль за крупнейшей страной арабского мира.
Зарвался
В какой-то момент казалось, что эмир Хамад бин Халифа победил, что до регионального доминирования уже рукой подать. При эмире ВВП страны вырос с 8 миллиардов долларов в 1995 году до чуть менее 200 миллиардов в 2014-м [38], а зона контроля простиралась от Туниса до Йемена. Однако это был лишь мираж, головокружение от успехов. Перейдя от «стратегии выживания» к «стратегии доминирования», Катар нарушил слишком много балансов и пересек множество запретных линий. В итоге из страны, имеющей хорошие отношения со всеми, он превратился в страну, которую все захотели поставить на место.
Во-первых, коллективный Запад. В США и Европе поняли, что в Египте, и особенно в Ливии, эмир их попросту кинул, ведь планировалось, что в операциях по смещению Каддафи и Мубарака Катар сыграет вспомогательную роль и получит соответственно небольшие дивиденды. Европа и США ввязывались в обе эти авантюры не только по экономическим причинам, но и ради смены местных диктаторских режимов на либеральные и рукопожатные, ради реинкарнации старого проекта «Большого Ближнего Востока». На создание основы для будущего либерального режима в том же Египте – среднего класса – были потрачены годы усилий и миллионы долларов. Итог – унизительное поражение светской оппозиции на парламентских выборах, поражение на президентских и приход к власти политической силы, которая не вписывается в западную картинку «свободного и современного Египта». А проникновение катарского капитала в ливийский газовый сектор вызвало возмущение французов, которым повстанцами была обещана львиная часть этого сектора в обмен на выступление против Каддафи.
Однако самые серьезные проблемы Катару создали его соседи по Заливу, и прежде всего Саудовская Аравия. Отношения между двумя монархиями всегда были сложными, как на личностном, так и на идеологическом уровне. Вплоть до «традиционной конкуренции двух стран за право называться истинными ваххабитами. Катарская династия считает себя прямым потомком ибн-Ваххаба, тогда как саудиты, по мнению катарцев, – «мелкопоместные» провинциальные шейхи, которые просто договорились с улемами из родственных ибн-Ваххабу семей», – говорит президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский. Долгое время дом Саудов терпел катарские авантюры, однако в какой-то момент наступил предел терпению. И не только потому, что Катар стал претендовать на позиции соседей в странах Магриба. Эр-Рияд был крайне обеспокоен течением «Арабской весны», приходом к власти в странах враждебных дому Саудов «Братьев-мусульман» и критикой «Аль-Джазиры». Саудовцы опасались, что вирус «Арабской весны» перекинется и на их территорию и что это даст повод другим государствам вмешиваться во внутренние дела королевства. «Если чьи-то грязные иностранные пальцы будут лезть в наши дела, то мы их просто поотрубаем», – отвечал министр иностранных дел Саудовской Аравии относительно международной критики жесткого подавления шиитских выступлений в Восточной провинции королевства [39].
Не работал не только дипломатический щит, но и информационный меч. Серия весьма спорных репортажей «Аль-Джазиры» в ходе ливийской и сирийской гражданских войн, а также событий в Египте резко снизили доверие к телеканалу, а значит, и возможности эмира использовать свое детище для давления на соседей. Ее разоблачений уже не так сильно боялись, ведь «Аль-Джазира» стала ассоциироваться не с объективностью и профессионализмом, а с предвзятостью и фальсификациями.
Проблемы возникли не только извне эмирата, но и изнутри. Глобальные амбиции эмира требовали серьезных финансовых вложений (на помощь дружественным режимам, вооружение боевикам и т.п.) и вели к огромным инвестиционным потерям (по некоторым данным, катарские фонды вложили в сирийскую экономику порядка 8,5 миллиарда долларов [40]), что категорически не нравилось части катарских элит. В результате в обществе произошел раскол, и недовольных, по некоторым слухам, возглавил всемогущий на тот момент премьер Хамад бин Джассем. Он был сторонником (а некоторые говорят, что и архитектором) осторожных, внятных и долгосрочных методов «стратегии выживания» и оппонировал акциям типа признания Сирийского национального совета и поставок оружия сирийским боевикам, да и общему нагнетанию напряжения возле границ эмирата. Он понимал, что в случае большой войны в регионе, которая вполне может быть вызвана авантюрными действиями кузена, экономика эмирата, по расчетам аналитиков, встанет уже через 8–10 часов [41]. А значит, встанет и его бизнес – капитал премьера составлял, по разным оценкам, от 15 до 20 миллиардов долларов, был больше, чем у эмира [42].
Неудивительно, что сразу же поползли слухи о возможном альянсе недовольной катарской элиты и премьера с одной стороны и Саудовской Аравии – с другой. Говорили даже о возможном перевороте (от которого гарантии Вашингтона эмира бы не спасли – смена власти в Катаре не угрожает базе Эль-Удейд). Да, Хамад бин Джассем хоть и относится к династии аль-Тани, но на престол претендовать не может – однако никто не мешал ему выдвинуть «технического» претендента из тех, кто имеет право претендовать на престол. Который будет больше походить на эмира Халифа, нежели чем на эмира Хамада.
Переход под ковер
Серьезное внутреннее и внешнее давление вынудило катарские власти совершить династическую рокировку. 25 июня, не досидев два дня до 18-й годовщины своего вступления на трон, архитектор катарского политического чуда и одновременный виновник его ликвидации – эмир Хамад бин Халифа – отрекся от престола под предлогом плохого здоровья (у монарха действительно диабет в тяжелой форме). Его наследником стал сын от второй жены (любимой, эффектной и властной Музы) – Тамим бин Халифа.
По сути, рокировка была лишь формальная – сын полностью поддерживал политику отца в отношении ближневосточных революций, и даже отвечал за некоторые ее сегменты (сирийскую кампанию, а также операцию по переаренде ХАМАС). Сам эмир еще в 2010 году говорил, что страной на 85 % управляет кронпринц [43]. Однако эта рокировка позволяла не только попытаться обнулить негативные отношения с соседями, но и избавиться от опасного окружения под предлогом обновления власти.
Избавиться удалось – к облегчению отца и радости мамы (шейха Муза не забыла, как премьер был первым в ряду тех, кто критиковал ее в 2002 году за снятие паранджи). Тамим отправил в отставку Хамада бин Джассема. Его лишили контроля за государственными активами и фондами. А вот с обнулением не вышло. Перемена мест слагаемых соседей не убедила, и они продолжили курс на конфликт с чересчур амбициозным Катаром. Менее чем через 10 дней после вступления на трон эмира Тамима по его интересам был нанесен сокрушительный удар – египетские военные в противоестественном союзе с Саудовской Аравией свергли режим «Братьев-мусульман». Все финансовые и имиджевые инвестиции в египетскую революцию пошли верблюду под хвост. «Сверхбогатый эмират Залива вкачал миллиарды долларов в правительство «Братьев-мусульман» (за год нахождения у власти Мурси Катар выделил Египту 7,5 миллиарда долларов [44]. – Г.М.), после чего вынужден был смотреть, как военные буквально за ночь свергли это правительство», – пишет вице-президент американского Фонда защиты демократий Джонатан Шанцер [45]. Да, египтяне вернули катарцам кредиты, которые те выдавали, но это было преподнесено как демонстративное унижение и поражение – деньги на досрочное погашение долга демонстративно предоставила Саудовская Аравия.
КСА стало, по сути, главным инициатором и проводником кампании по постановке Катара на его место. Эр-Рияд демонстративно отказывался признавать право эмирата на какие-то интересы в Ближневосточном регионе. В июле 2013 года тогдашний всесильный руководитель Управления общей разведки КСА принц Бандар бин Султан заявил, что «один телеканал и 300 человек еще не создают государство» [46]. 22 ноября 2013 года Эр-Рияд официально попросил Доху «воздержаться от поддержки элементов, ведущих подрывную деятельность против арабских государств» [47].
