Руперт Колли - Блокада Ленинграда
Вид человека, везущего на кладбище на санках тело, завернутое в одеяло, скатерть или занавеску, стал обычным делом. Очень часто на санках можно было увидеть крошечный труп ребенка, грудного младенца. У ворот кладбища обессиленные люди встречали других, проделавших тот же самый скорбный путь. Мертвых укладывали рядами, однако могильщики не могли копать могилы: земля промерзла насквозь, а им, таким же изголодавшимся, не хватало сил для изнурительной работы. Гробов не было: все дерево использовали в качестве топлива.
Дворы больниц были «завалены горами трупов, посиневших, изможденных, жутких», пишет один очевидец. Наконец экскаваторы стали копать глубокие рвы для массового захоронения умерших. Вскоре эти экскаваторы остались единственными машинами, которые можно было увидеть на улицах города. Не было больше ни автомобилей, ни трамваев, ни автобусов, которые все до одного были реквизированы для Дороги жизни. Жизнь в городе остановилась.
Любое действие требовало непомерных усилий. Дорога пешком до ближайшего магазина становилась испытанием на выносливость. Трупы валялись повсюду, и с каждым днем их количество росло. Один ленинградец в своем дневнике назвал это потопом смерти, который никто не мог остановить. Ни у кого не осталось сил, чтобы убирать трупы. Усталость была такой всепоглощающей, что хотелось остановиться, несмотря на холод, сесть и отдохнуть. Но присевший человек уже не мог подняться без посторонней помощи и замерзал до смерти. На первом этапе блокады сострадание и желание помочь были распространенным явлением, но, по мере того как шли недели, еды становилось все меньше, тело и разум слабели, и люди замыкались в себе, словно ходили во сне, как записал в своем дневнике один из жителей города. Привыкшие к виду смерти, ставшие почти безразличными к нему, люди все больше теряли способность помогать окружающим.
Трое мужчин хоронят умерших на Волковом кладбище
RIA Novosti archive, image #216 / Boris Kudoyarov / CC-BY-SA 3.0
Просто чудо, что выжить удалось такому количеству людей. Медики говорят, что человеческий организм впадал в «зимнюю спячку», продолжая функционировать на самом низком уровне, но по большому счету люди приспособились к невыносимым условиям.
И на фоне всего этого отчаяния, выходящего за рамки человеческого понимания, немецкие снаряды и бомбы продолжали падать на город. На улицах появились плакаты, предупреждающие о том, по какой стороне улицы безопаснее ходить во время артобстрела. Артобстрелы, поначалу вызывавшие такой ужас, теперь воспринимались лишь как досадные мелочи, несмотря на то что каждый обстрел по-прежнему уносил много жизней. Люди, жившие на верхних этажах многоэтажных домов, переселялись ниже, в квартиры, освободившиеся после смерти жильцов, в надежде на то, что первые этажи обеспечат лучшую защиту во время бомбардировки. Другие утверждали, что в случае обрушения дома лучше находиться наверху.
Лидия Гинзбург так описала ностальгию по повседневным, обыденным вещам:
Где-то в безвозвратном отдалении маячила та жизнь… а сейчас это было как в сказке: вода, бегущая по трубам, свет, зажигающийся от прикосновения к кнопке, еда, которую можно купить…
Дорога жизни
Советское руководство обратило все свое внимание на узкий коридор, связывающий Ленинград с остальной страной, и в первую очередь на Ладожское озеро. Скудные поставки осуществлялись по железной дороге до Тихвина, после чего следовали по последней оставшейся железнодорожной ветке до западного берега озера, откуда их можно было переправить по воде в город. Удержание Тихвина являлось жизненно необходимой задачей, однако 8 ноября 1941 г. немцы захватили город. Последний ручеек, питавший Ленинград, оказался перерезан.
Защитникам города не оставалось другого выхода, кроме как построить железнодорожную ветку восточнее, в обход Тихвина. Дорога была построена силами заключенных, через заснеженные леса, заросшие вековыми деревьями, и промерзшие насквозь болота, которые пришлось замостить гатями из толстых бревен. Она обошлась в несколько тысяч жизней, умерших спешно хоронили под гатями, но дорога протяженностью свыше 350 километров была кое-как завершена к 6 декабря. 8 декабря Красная армия освободила Тихвин. Всего через два дня после окончания строительства дорога стала ненужной. Потеря Тихвина стала первым поражением Германии в войне с Советским Союзом. В стратегическом плане это была лишь небольшая победа – но она была первой.
В начале ноября Ладожское озеро замерзло, и корабли и баржи больше не могли преодолевать лед. Жданов распорядился проложить по льду озера автомобильную дорогу. Строительство Дороги жизни началось на западном берегу озера. До противоположного, восточного, берега по льду было 30 километров. Лед мог достигнуть достаточной толщины только к середине декабря, строительство пригодной для использования дороги должно было занять не меньше двух недель. Продовольствия в городе оставалось всего на неделю. Пайки, и без того скудные, были снова урезаны.
Дорогу прокладывали в ужасных условиях – среди снежных бурь, под непрекращающимся шквалом немецких снарядов и бомб. Когда строительство было наконец завершено, движение по ней также оказалось сопряжено с огромным риском. Грузовики проваливались в огромные трещины, внезапно появлявшиеся во льду. Чтобы избежать таких трещин, грузовики ездили с включенными фарами, что делало их прекрасными мишенями для немецких самолетов. Советские истребители отражали налеты немецких бомбардировщиков. Грузовики шли юзом, сталкивались друг с другом, двигатели замерзали при температуре ниже 20 °C. На всем своем протяжении Дорога жизни была усеяна сломавшимися машинами, брошенными прямо на льду озера. Во время одной только первой переправы в начале декабря было потеряно сыше 150 грузовиков.
К концу декабря 1941 г. по Дороге жизни ежедневно в Ленинград доставлялось 700 тонн продовольствия и горючего. Этого было недостаточно, однако тонкий лед вынуждал загружать машины лишь наполовину. К концу января озеро промерзло почти на целый метр, что позволило увеличить ежедневный объем поставок до 2000 тонн. И этого по-прежнему было недостаточно, однако Дорога жизни дала ленинградцам самое главное – надежду. Вера Инбер в своем дневнике 13 января 1942 г. написала про Дорогу жизни так: «…может быть, отсюда начнется наше спасение». Водители грузовиков, грузчики, механики, санитары работали круглосуточно. Отдыхать они уходили только тогда, когда уже валились с ног от усталости. К марту город получил столько продовольствия, что стало возможно создать небольшой запас.
Планы возобновить эвакуацию мирного населения были первоначально отвергнуты Сталиным, опасавшимся неблагоприятного политического резонанса, однако в конце концов он дал разрешение самым беззащитным покинуть город по Дороге жизни. К апрелю ежедневно из Ленинграда вывозилось по 5000 человек.
Для простых жителей города сам процесс эвакуации был большим потрясением. Тридцатикилометровый путь по льду озера занимал до двенадцати часов в необогреваемом кузове грузовика, накрытом лишь брезентом. Народу набивалось так много, что людям приходилось хвататься за борта, матери нередко держали детей на руках. Для этих несчастных эвакуированных Дорога жизни стала «дорогой смерти». Один из очевидцев рассказывает, как мать, обессилевшая после нескольких часов езды в кузове в снежный буран, выронила своего закутанного ребенка. Водитель не мог останавливать грузовик на льду, и ребенок остался умирать от холода. И этот случай не был единичным. Если машина ломалась, как случалось нередко, тем, кто в ней ехал, предстояло ждать по несколько часов на льду, на морозе, под снегом, под пулями и бомбами немецких самолетов. Грузовики ездили колоннами, однако они не могли останавливаться, если один из них ломался или проваливался под лед. Одна женщина с ужасом наблюдала за тем, как впереди идущая машина провалилась под лед. В ней ехали двое ее детей.
Весна 1942 г
Весна 1942 г. принесла оттепель, сделавшую невозможной дальнейшее использование ледовой Дороги жизни. Потепление стало причиной новой беды: болезней. Груды трупов и горы испражнений, до сих пор остававшиеся замерзшими, с приходом тепла начали разлагаться. Вследствие отсутствия нормального водоснабжения и канализации в городе быстро распространились дизентерия, оспа и тиф, поражавшие и без того ослабленных людей. Те, у кого начиналась «голодная диарея», понимали, что они скоро умрут.
Казалось, распространение эпидемий окончательно выкосит население Ленинграда, и без этого уже изрядно поредевшее, но в марте 1942 г. люди собрались и совместно начали грандиозную операцию по расчистке города. Ослабленные недоеданием ленинградцы прикладывали нечеловеческие усилия, и, работая вместе, они обрели общую цель и решимость. Поскольку приходилось пользоваться инструментами, наспех смастеренными из подручных материалов, работа продвигалась очень медленно, однако все бесконечно гордились результатами своего труда. Вера Инбер так написала о самом большом своем страхе: «…боюсь… не бомбежек, не снарядов, не голода, а душевного изнеможенья…» Работы по уборке города, завершившиеся победой, знаменовали собой начало коллективного духовного пробуждения.