Екатерина II - Наказ Комиссии о сочинении Проекта Нового Уложения.
149. Другое следствие есть, что Самодержец представляющий и имеющий во своих руках всю власть обороняющую все общество, может один издать общий о наказании закон, которому все члены общества подвержены; однако он должен воздержаться, как выше сего в 99 отделении сказано, чтоб самому не судить: по чему и надлежит ему имети других особ, которые бы судили по законам.
150. Третие следствие: когда бы жестокость наказаний не была уже опровергнута добродетелями человечество милующими, то бы к отриновению оныя довольно было и сего, что она безполезна; и сие служит к показанию, что она несправедлива.
151. Четвертое следствие: судьи судящие о преступлениях, по тому только, что они не законодавцы, не могут иметь права, толковать законы о наказаниях. Так кто же будет законный оных толкователь? Ответствую на сие: Самодержец, а не судья; ибо должность судии в том едином состоит, чтоб изследовать: такий то человек сделал ли, или не сделал действия противнаго закону?
152. Судья судящий о каком бы то ни было преступлении, должен один только силлогисм или соразсуждение сделати, в котором первое предложение, или посылка первая, есть общий закон: второе предложение, или посылка вторая, изъявляет действие, о котором дело идет, сходно ли оное с законами или противное им? заключение содержит оправдание или наказание обвиняемаго. Ежели судья сам собою или убежденный темностию законов делает больше одного силлогисма в деле криминальном, тогда уже все будет не известно и темно.
153. Нет ничего опаснее, как общее сие изречение: надлежит в разсуждение брати смысл или разум закона, а не слова. Сие не что иное значит, как сломити преграду противящуюся стремительному людских мнений течению. Сие есть самая непреоборимая истинна, хотя оно и кажется странно уму людей сильно поражаемых малым каким настоящим непорядком, нежели следствиями далече еще отстоящими; но чрезмерно больше пагубными, которыя влечет за собою одно ложное правило каким народом принятое. Всякий человек имеет свой собственный ото всех отличный способ смотреть на вещи его мыслям представляющияся. Мы бы увидели судьбу гражданина пременяемую переносом дела его из одного правительства во другое, и жизнь его и вольность на удачу зависящую от ложнаго какого разсуждения или от дурнаго расположения его судии. Мы бы увидели те же преступления наказуемыя различно в разныя времена тем же правительством, если захотят слушаться на гласа непременяемаго законов неподвижных; но обманчиваго непостоянства самопроизвольных толкований.
154. Не можно сравнити с сими непорядками тех погрешностей, которыя могут произойти от строгаго и точных слов придержащагося изъяснения законов о наказаниях. Сии скоро преходящия погрешности обязуют законодавца сделать иногда во словах закона двоякому смыслу подверженных легкия и нужныя поправки: но по крайней мере тогда еще есть узда воспящающая своевольство толковать и мудрствовать, могущее учиниться пагубным всякому гражданину.
155. Если законы не точно и твердо определены, и не от слова в слово разумеются; если не та единственная должность судии, чтоб разобрать и положить, которое действие противно предписанным законам или сходно с оными; если правило справедливости и несправедливости, долженствующее управлять равно действия невежи как и учением просвещеннаго человека, не будет для судии простый вопрос о учиненном поступке: то состояние гражданина странным приключениям будет подвержено.
156. Имея законы о наказаниях всегда от слова в слово разумеемые, всяк может верно выложить и знать точно непристойности худаго действия, что весьма полезно для отвращения людей от онаго; и люди наслаждаются безопасностию как до их особы, так и до имения их принадлежащею: чему так и быть надобно для того, что сие есть намерение и предмет, без котораго общество рушилося бы.
157. Ежели право толковать законы есть зло, то так же есть зло и неясность оных налагающая нужду толкования. Сие неустройство тем больше еще, когда они написаны языком народу неизвестным, или выражениями незнаемыми.
158. Законы должны быть писаны простым языком; и уложение все законы в себе содержащее, должно быти книгою весьма употребительною, и которую бы за малую цену достать можно было на подобие букваря. В противном случае когда гражданин не может сам собою узнати следствий сопряженных с собственными своими делами и касающихся до его особы и вольности, то будет он зависеть от некотораго числа людей взявших к себе во хранение законы и толкующих оные. Преступления не столь часты будут, чем большее число людей уложение читать и разумети станут. И для того предписать надлежит, чтобы во всех школах учили детей грамоте попеременно из церьковных книг и из тех книг, кои законодательство содержат.
159. Вопрос II. Какия лучшия средства употреблять, когда должно взяти под стражу гражданина, так же открыть и изобличити преступление?
160. Тот погрешит против безопасности личной каждаго гражданина, кто правительству долженствующему исполнять по законам, и имеющему власть сажати в тюрьму гражданина, дозволит отъимать у одного свободу под видом каким маловажным, а другаго оставляти свободным, не смотря на знаки преступления самыя ясныя.
161. Брать под стражу есть наказание, которое ото всех других наказаний тем разнится, что оно по необходимости предшествует судебному объявлению преступления.
162. Одакож наказание сие не может быть наложено, кроме в таком случае, когда вероятно, что гражданин во преступление впал.
163. Чего ради закон должен точно определить те знаки преступления, по которым можно взять под стражу обвиняемаго, и которые подвергали бы его сему наказанию, и словесным допросам, кои так же суть некоторый род наказания. На пример:
164. Глас народа, который его винит; побег его; признание учиненное им вне суда; свидетельство сообщника бывшаго с ним в том преступлении; угрозы и известная вражда между обвиняемым и обиженным; самое действие преступления, и другие подобные знаки довольную могут подать причину, чтобы взять гражданина под стражу.
165. Но сии доказательства должны быть определены законом, а не судьями, которых приговоры всегда противоборствуют гражданской вольности, если они не выведены, на какий бы то ни было случай, из общаго правила в уложении находящагося.
166. Когда тюрьма не столько будет страшна, сиречь, когда жалость и человеколюбие внидут и в самыя темницы, и проникнут в сердца судебных служителей; тогда законы могут довольствоваться знаками, чтоб определить взять кого под стражу.
167. Есть различие между содержанием под стражею и заключением в тюрьму.
168. Взяти человека под стражу не что иное есть, как хранить опасно особу гражданина обвиняемаго, доколе учинится известно, виноват ли он или невиновен. И так содержание под стражею должно длиться сколь возможно меньше, и быть толь снисходительно, коль можно. Время оному надлежит определить по времени, которое требуется ко приготовлению дела к слушанию судьям. Строгость содержания под стражею не может быть иная ни какая, как та, которая нужна для пресечения обвиняемому побега, или для открытия доказательств во преступлении. Решить дело надлежит так скоро, как возможно.
169. Человек бывший под стражею, и по том оправдавшийся, не должен чрез то подлежать ни какому безчестию. У Римлян сколько видим мы граждан, на которых доносили пред судом престуления самыя тяжкия, после признания их невинности почтенных по том и возведенных на чиноначальства очень важныя?
170. Тюремное заключение есть следствием решительнаго судей определения, и служит в место наказания.
171. Не должно сажать в одно место, 1 вероятно обвиняемаго во преступлении, 2 обвиненнаго во оном и 3 осужденнаго. Обвиняемый держится только под стражею, а другие два в тюрьме: но тюрьма сия одному из них будет только часть наказания, а другому самое наказание.
172. Быть под стражею не должно признавать за наказание, но за средство хранить опасно особу обвиняемаго, которое хранение обнадеживает его в месте и о свободе, когда он невиновен.
173. Быть под стражею военною никому из военных не причиняет безчестия; таким же образом и между гражданами почитаться должно, быть под стражею гражданскою.
174. Хранение под стражею переменяется в тюремное заключение, когда обвиняемый сыщется виноватым. И так надлежит быть разным местам для всех трех.
175. Вот предложение общее для выкладки, по которой о истинне содеяннаго беззакония увериться можно примерно: когда доказательства о каком действии зависят одни от других, то есть, когда знаков преступления ни доказать, ни утвердить истинны их инако не можно, как одних чрез другие; когда истинна многих доказательств зависит от истинны одного только доказательства; в то время число доказательств ни умножает ни умаляет вероятности действия по тому, что тогда сила всех доказательств заключается в силе того только доказательства, от котораго другия все зависят; и если сие одно доказательство будет опровежено, то и все прочия вдруг с оным опровергаются. А ежели доказательства не зависят одно от другаго, и всякаго доказательства истинна особенно утверждается, то вероятность действия умножается по числу знаков для того, что несправедливость одного доказательства не влечет за собою несправедливости и другаго. Может быть кому слыша сие покажется странно, что Я слово вероятность употребляю, говоря о преступлениях, которыя должны быть несомненно известны, чтоб за оныя кого наказать можно было. Однакоже при сем надлежит примечати, что моральная известность есть вероятность, которая называется известностию для того, что всякий благоразумный человек принужден оную за таковую признать.
