Владимир Лившиц - Защита Лившица: Адвокатские истории
– Они ведь все будут говорить одно и то же?
– Естественно.
– Вы мне дайте списочек свидетелей и примерный текстик показаний. Мы их потом в протокольчик запишем, а я быстренько решеньице вынесу. Только между нами. Вы ведь не возражаете?
Не возражаю ли я? Я срочно дал Йосе задание вывести свой народ из суда. Народ недоумевал, но Йося, который и сам ничего не понял, таинственно сказал: «Так надо!» – и народ пошел вслед за ним. Через десять минут Вера Николаевна именем Российской Федерации провозгласила мне и представителю балансодержателя, что суд установил факт открытого и добросовестного владения еврейской общиной зданием синагоги.
Регистры бухгалтерского учета местного домоуправления разверзлись и отпустили от себя Бога.
* * *Дальнейшее юридическое оформление установленного судом факта заняло не так много времени, как мне бы хотелось с учетом нашего с Йосей соглашения о гонораре. В конечном итоге право собственности было оформлено, зарегистрировано, учтено и обмыто по русскому обычаю.
Мы вернулись к тому, с чего начали, – к изгнанию сапожников из храма.
Сапожники перезаключили договор аренды уже с новым собственником, не подозревая об опасности, таящейся в этом малопримечательном факте. Через месяц инфляция заставила собственника повысить арендную плату вдвое. Еще через месяц объективные причины вынудили собственника значительно увеличить и эту сумму. А еще через месяц сапожники почувствовали тенденцию и прислали к Йосе делегатов. Делегаты объяснили, что шили тапочки и в кукольных мастерских, и во время сталинских репрессий, и во время хрущевской оттепели, и во времена брежневского застоя. Тапочки нужны были людям и в эпоху гласности, будут нужны и потом, когда эта эпоха пройдет. Поэтому сапожники имеют себе на хлеб с маслом, а, если нужно, и Йося это знает, могут сверху еще черную икру намазать. Хотя это трудно. Но можно. Например, Йося ежемесячно получает лично часть икры и прекращает погоню за инфляцией. Йося сказал, что ему грязные деньги не нужны и все будет по закону. «Зачем по закону? – взмолились сапожники. – Давай по-честному!» Но Йося был непреклонен.
Честный разговор состоялся уже через несколько дней в кабинете замдиректора Ростовобувьбыта или Обувьснабсбыта – в общем, у сапожников. Фамилия замдиректора тоже была некоторым обстоятельством, в силу которого он интересовался историей еврейского народа. Именно благодаря этому обстоятельству история не знала случаев, когда бы сапожники и евреи не могли договориться.
В разговоре кроме нас с Йосей решил принять участие Миша Портной, видимо, потому, что в суде ему так и не дали слова. Йося сказал: «Михаил Иосифович, я вас умоляю!» – и Миша пообещал молчать. Но мы знали, что с Мишиным опытом можно одолеть не только замдиректора, но и замминистра.
Мы пришли с новым вариантом договора аренды, в котором сумма была увеличена в десять раз. Это был ультиматум. Или – или. И всё!
Разговор был продуктивным только первые пять минут. Замдиректора, как человек деловой, посмотрел на договор, что-то посчитал на калькуляторе и сказал:
– Семь восемьсот, больше не могу.
– Это не разговор, – сказал Йося. – Десять.
– Иосиф, кто вам три года назад оплатил ремонт водопровода? – привел замдиректора аргумент, понятный лишь ему и Йосе. При этом Миша метнул в сторону Йоси удивленный взгляд, а Йося покраснел.
– Десять, – твердо сказал Йося.
– У тебя нет совести. Семь восемьсот, – не менее твердо возразил замдиректора.
– Совесть тут ни при чем. Десять.
После шестнадцатой репризы я поддержал ослабевшего Йосю и стал объяснять, что наши требования экономически обоснованы и юридически безупречны, что при несогласии с нашими требованиями сапожникам придется уже сейчас искать себе другое помещение, и т. д.
Ответ был один:
– Семь восемьсот.
Через час разговор зашел в тупик, однако фраза «семь восемьсот» звучала уже почти как просьба. Все аргументы сторонами были исчерпаны. Нужен был какой-то нестандартный ход.
Миша Портной за все это время не проронил ни одного слова, но внимательно следил за разговором. Он то удивленно вскидывал брови, то мрачнел, то застегивал пальто на все пуговицы, то расстегивал его.
Наконец Миша понял, что настал решительный момент, и сказал:
– Лившиц, можно теперь мне?
– Теперь можно.
Михаил Иосифович встал, снова застегнул пальто, выдержал значительную паузу, глядя при этом прямо в глаза замдиректора, и произнес:
– Скажите, вы еврей?
Замдиректора швырнул ручку на стол и ответил:
– Десять. И через месяц мы уйдем.
* * *Через пару месяцев сапожники ушли из синагоги.
Еще через полгода дядя Нема уехал в Америку к детям. Потом туда же уехали один за другим братья Портные. Йося Бакшан тоже в Америке – лечит ногу.
В синагоге появились другие, более энергичные люди, которые входят туда через парадную дверь с позолоченной табличкой. Молодежь, не знавшая идиш, учит иврит и английский, носит на груди серебряные магендовиды, свободно ездит в Израиль на каникулы и общается с раввинами, приезжающими на могилу любавичского ребе. Бизнесмены, продвинутые в интеллектуальном отношении из числа приличных, вспомнили, что они не Михайловичи и Александровичи, а Моисеевичи и Абрамовичи, и стали оказывать общине спонсорскую помощь, на которую можно было бы покрыть крышу синагоги голландской черепицей в два слоя. Ее уже не нужно выменивать у интенданта на грузовик с тушенкой. Теперь у синагоги нет тайны и есть свой баланс.
Но это уже другая история и другая культура.
И все-таки… Это не может быть совсем другим. Ведь что-то должно оставаться. Старики передали мне свечку, и я хочу, чтобы она не погасла в моих руках. Я хочу ее донести и передать своим детям, которые думают, что ветер стих.
Немного джаза
Адвокатская деятельность не так проста, как это может показаться некоторым. Мало кто знает, что у адвоката со временем происходят серьезные изменения мозгового кровообращения. Адвокат может быть очень умным, грамотным и опытным, но если ему не платят, то приток крови к головному мозгу каким-то необъяснимым образом замедляется, серое вещество зеленеет, начинаются провалы в памяти – иногда до полной амнезии. Я знал такие тяжелые клинические случаи, когда адвокаты с солидным стажем работы не могли отличить Уголовный кодекс от Гражданского. И наоборот – при внесении гонорара происходили обратные процессы, причем скорость этих процессов была прямо пропорциональна размеру гонорара. Моя жена, врач по специальности, не смогла это объяснить с точки зрения нормальной физиологии, но посоветовала быть осторожнее.
Есть, знаете ли, такие дела, в которых адвокат обязан участвовать бесплатно. Это когда человек нуждается в защите, а денег на адвоката у него нет. Поэтому человеку назначают защитника исходя из предположения о том, что государство эту работу оплатит. О своем отношении к такому предположению я мог бы кое-что сказать в устной форме, но писать об этом считаю неприличным.
Речь, однако, пойдет не о государстве, а об одном из его граждан по фамилии Гридасов, у которого возникла острая нужда в защитнике. Нужда у него возникла, а денег не было. Вот и пришлось мне в состоянии, близком к ишемическому инсульту, бежать в суд по нужде, возникшей у Гридасова, поскольку государство гарантировало ему право на защиту.
* * *У судьи на столе лежало тощее дело Гридасова, состоящее всего из тридцати листов. Я представил себе, что эти листы надо будет забесплатно читать, и почувствовал, как мозги начинают зеленеть. Поверьте, это не самое приятное чувство, сравнимое разве что с чувством долга перед государством. Однако я не без оснований считал себя человеком добросовестным и не мог опуститься до очень уж откровенной халтуры. Я решил ознакомиться с делом. Пусть не со всеми его листами, а в качестве компромисса лишь с обвинительным заключением.
Обвинительное заключение – это финальный аккорд в расследовании дела, когда несмотря ни на что вина обвиняемого полностью подтверждается нижеизложенными доказательствами и на основании вышеизложенного он обвиняется в совершении преступления. Это специальный жанр, требующий от исполнителя мастерского владения инструментом. Согласитесь, что настоящий джазмен не будет играть обычную до-мажорную гамму просто так. Он украсит ее форшлагами и трелями, он обыграет каждую ступень гаммы, он добавит полутонов и в конечном итоге с разбега через головокружительный пассаж придет к верхнему «до». И это будет красиво.
Теперь представьте себе, что некто Н. плюнул в урну, но промахнулся. Ничего особенного, скажете вы. А если это изложить красиво, с джазовым колоритом, немного смещая сильные доли такта в свинговой манере? Например: «Н. в семнадцать часов пятьдесят минут, находясь на улице Цветочной в районе дома номер восемь, имея умысел на грубое нарушение общественного порядка, выражая явное неуважение к обществу и пренебрегая устоявшимися в нем общепринятыми правилами поведения и нормами морали, с особой дерзостью и исключительным цинизмом плюнул…» А можно, чтобы избежать вульгарности, обыграть доминанту: «…эвакуировал из полости рта образовавшуюся там слюну в направлении стоящей у стены дома емкости для сбора мусора». Таким образом, мы приходим к верхнему «до» через доминантсептаккорд с увеличенной квинтой, и получается злостное хулиганство – часть вторая статьи двести тринадцатой Уголовного кодекса Российской Федерации. Красиво?
