Абдиманап Тлеулиев - Мы из ЧК
Наступила неловкая пауза. Мы оба молчали. Сараев наконец сказал:
— Не обижайся. Мое предупреждение не лишнее. Ведь мы с тобой бывшие репатрианты, побывали в лагере перемещенных лиц. А то, что я Сергей, не удивляйся. По глупости своей пооткровенничал с одной девчонкой, но не женился. Так она наплела на меня, чего и во сне не приснится. Пришлось сматывать удочки, менять паспорт…
Открылась дверь, в комнату вошла Надежда, моя жена. Сказала, что ужин готов, но надо сбегать в дежурный магазин.
— Не ходите, — вмешался Кузьма. — Я знал, что будут излишние хлопоты и заранее прихватил с собой русскую да пару бутылок пива.
Подав на стол, Надежда извинилась перед гостем, ушла укладывать сына. Мы остались вдвоем. За ужином Сергей, я буду называть его этим именем, рассказал:
— Выбрался из Германии только осенью сорок девятого. Надоело скитаться на чужбине. Подался к своим. Сколько пришлось перенести лишений и мытарств, пока не приобрел документы. Об этом долго рассказывать, да и ворошить прошлое не стоит. Сделал это с одной целью: хотел спокойно жить и работать. Так я стал Сергеем. Но Светлана, о которой, говорил вначале, спутала все карты. Как-то проговорился, что знаю немецкий язык. Девка за эти слова зацепилась, стала выпытывать: откуда, мол, знаю. Ну и началась между нами перепалка. Потом письмо от друга нашла: его забыл уничтожить вовремя. Узнала, что не Сергей я, пригрозила милицией. Не раздумывая, снялся с якоря, чтобы быть подальше от греха. У меня есть друзья. Отсижусь у них, пока не успокоится эта взбалмошная бабенка…
Сергей задумался, собираясь с мыслями. Из рассказа я понял, что он умалчивает о главном. Но я не мог об этом сказать Сараеву прямо. Очевидно, уловив мои мысли, Сергей спросил:
— Ты что молчишь, Савелий? Или в чем сомневаешься?
— Замечтался просто. На ум пришли события тех лет: плен, немецкие лагеря, издевательства.
Сергей оживился.
— Да, не сладко мы с тобой жили. Хлебнули горя, что и говорить. Об одном хочу предупредить: весь разговор должен остаться между нами. Ты слышал тогда, что говорили о выступлении Черчилля в Фултоне? Теперь бывшие союзники по коалиции перешли на другой курс и в скором времени надо ожидать больших перемен. Не исключены и военные действия. Нам об этом забывать нельзя.
Вероятно, Сараев проверял меня. И я ответил:
— Не искушен я, Сергей, в тонкостях международной политики и поэтому не могу обсуждать такие вопросы. Но, думаю, сейчас войны быть не должно.
— Сараев сказал, где он жил до ссоры со Светланой? — спросил Кудрявцев, внимательно слушавший Горохова.
— Кажется, на Украине. У моря, — ответил Савелий Иванович. — Да, да вспомнил! В Николаеве жил. Работал на судостроительном заводе «Океан», большие деньги получал. Еще он выпытывал, какую продукцию выпускает завод, на котором работаю, нет ли конфликтов между рабочими и администрацией. Не придавая этому значения, я ответил:
— Наше предприятие выпускает станки для народного хозяйства… Коллектив у нас хороший, администрация заботится о рабочих. Иначе и быть не может!
— Выходит, там обманывали нас, репатриантов, когда говорили о конфликтах в СССР между рабочими и руководителями? — заметил Сараев.
Беседа затянулась. Мы несколько раз выходили на свежий воздух. Было темно. По небу плыли редкие облака. Свежий ветерок перебирал на деревьях листья.
— Так ты мастером работаешь? Это неплохо, — сказал Сараев, когда я осторожно намекнул, что пора спать. — Послушай, Савелий. Не смог бы ты съездить в поселок, где живут мои родители? Матери деньги передать надо.
— А ты разве не едешь к своим? — спросил я.
— Не могу сейчас. Столько лет дома не был — и вдруг заявлюсь. Ты уж не откажи в любезности. Расходы, связанные с поездкой, оплачу.
Сергей достал из внутреннего кармана пиджака сверток, перевязанный черным шнурком.
— Вот здесь пятьсот рублей. Вручи матери без посторонних. От Кузьмы, мол. Привет передашь… Скажешь, жив, здоров. Предупреди, чтобы молчала.
Не желая, видимо, продолжать разговор на эту тему, Сергей заметил:
— Дом у тебя неплохой. Сам строил или купил готовый?
— Дарственный. От родителей жены. Надя у них единственная дочь в семье, так они после нашей свадьбы сделали подарок. А дом моих родителей на той стороне улицы, немного дальше.
— Знаю, — буркнул Сергей.
Сараев ушел. Ночевать у меня отказался, сославшись на то, что собирается уехать. Я проводил его квартала два к мы расстались. Сергей обещал написать о том, как устроился на новом месте. Когда вернулся домой, жена упрекнула, что не уговорил фронтового друга остаться ночевать. Было около одиннадцати часов вечера. Меня тревожило поведение Сергея. Хотелось узнать, куда же он поедет на ночь глядя. Я оделся, пошел на вокзал, он недалеко от нас. Среди пассажиров, у касс Сараева не было. Я понял, что он ловко провел меня. Тотчас разыскал сержанта милиции, дежурившего на вокзале, коротко рассказал ему обо всем. Вместе обошли залы ожидания, привокзальную площадь, заглянули в ресторан, в комнату отдыха железнодорожников. Сараев как в воду канул. Из дежурки сержант милиции Каргин по телефону доложил по инстанции о моем заявлении и, повесив трубку, сказал, что будут приняты необходимые меры.
Оставив свой домашний адрес, назвав место работы, я ушел. Но до утра не сомкнул глаз. Перед мысленным взором стоял Сергей — Кузьма Алексеевич Сараев. Один в двух лицах. Теряясь в догадках, я невольно возвращался к прошлому…
Кузьма Сараев и я родились в одном районе, так что земляками доводимся. Сараевы жили богато. В коллективизацию их раскулачили и выслали на восток. В село вернулись в тридцать девятом. Об этом Кузьма рассказывал мне, когда вместе учились в механическом техникуме.
Учеба Сараеву давалась легко, он с пренебрежением относился к сокурсникам, преподавателям. В январе 1943 года нас, третьекурсников, призвали в армию. Оба попали в пулеметное училище, которое находилось в одном из городов Средней Азии. Весной всех направили на фронт, под Воронеж. Служили в одной из рот 184-го стрелкового полка. В его составе участвовали во многих боях. В одной из жарких атак возле деревни Долиновки, что под Кременчугом, рядовой Сараев пропал без вести. А вскоре и меня ранило осколком снаряда в бедро. Ночью подобрали санитары, но не наши, а немецкие. Почти месяц лежал в лазарете на окраине Кривого Рога. После выздоровления меня перевели в общий лагерь. Здесь я вновь встретился с Кузьмой Сараевым. Он дружески похлопал меня по плечу, спросил:
— Что, Савелий, на фюрера будем работать?
Я удивился вопросу Кузьмы, был возмущен его поведением. Но, пересилив себя, сказал:
— Мы с тобой один хлеб ели, из одной кружки пили чай. Да как ты можешь?.. Бежать надо к своим или к партизанам, бороться против фашистов!
Кузьма усмехнулся, с упреком заметил:
— Знаешь, Савелий. Выбрось ты эту дурь из головы. Отсюда не убежишь, а под расстрел попадешь.
— Так что ж, по-твоему, мы должны делать?
— А ничего. Будем ждать лучших времен. С немцами надо жить в дружбе. Наше время впереди.
Позже военнопленные мне говорили, чтобы я не связывался с Кузьмой. Продажная, мол, он шкура.
Почти всех военнопленных выгоняли на рытье окопов, ремонт дорог и мостов. Сараев же, я заметил, отсиживался в лагере. Ему доверяли вывозить со станции грузы, отправлять ценности, награбленные захватчиками. Вначале я опасался, что Сараев донесет на меня. Но этого не произошло. Когда же обо всем сказал старшине Феоктисту Захарову, которого знал как советского патриота, он предупредил: «Прихвостень он немецкий, твой Кузьма. Будь с ним поосторожнее. Гитлеровцы ставят его в пример, говорят, Сараев добровольно перешел на их сторону».
В начале лета сорок четвертого большую группу военнопленных, среди которых был и я, погрузили в вагоны и под усиленной охраной отправили в Южную Германию. Так я потерял Сараева из виду.
— Остановимся пока на этом, — сказал Кудрявцев. — Вы, Савелий Иванович, можете пойти пообедать. Мы также сделаем перерыв, затем продолжим беседу. В вашем распоряжении полтора часа. Встретимся здесь же, в кабинете…
Горохов ушел. Чекисты, посмотрев друг на друга, улыбнулись. Кудрявцев позвонил дежурному, спросил 9 новостях. Их не было. Положив на рычаг трубку, Александр Никитич спросил:
— Василий Романович, что, по-вашему, скрывается под личностью Сергея? А?
— Кузьма Сараев и Сергей Федоров, — ответил Иванов, — пожалуй, это одно и то же лицо. Об этом говорят сообщения чекистов Молдавии. Только Савелию он не назвался Федоровым, побоялся. Версию о возвращении в СССР в 1949 году и Светлану придумал, чтобы морочить голову.
— С вашими доводами согласен, Василий Романович. Я доложу обо всем в Алма-Ату товарищу Васильеву, а вы срочно проверьте в военкомате. Надо узнать, когда Сараев был призван в Красную Армию. Да и милицию побеспокойте. Подготовьте письмо нашим соседям — омичам и кокчетавцам. Повторно ориентируйте нашу оперативную группу, посты милиции о тщательной проверке подозрительных лиц. Если Федоров не уехал поездом, то крутится где-то поблизости. Ну, а сейчас следует перекусить.
