Анатолий Безуглов - Встать! Суд идет
Выступая вслед за Кильдеевым, прокурор поддержал основное положение и выводы общественного обвинителя, которые, судя по реакции зала, разделялись если не всеми, то абсолютным большинством присутствующих.
Слово защите. Первым говорил адвокат, защищавший Грошина. Его предложение применить к Грошину условное осуждение было встречено гулом неодобрения.
Суд удалился на совещание, и сразу в зале стало шумно. О Грошине как будто забыли, но зато имя Харчевой не сходило с языка.
— Жалко дивчину, — сказала пожилая женщина в скромном сером платье. — И главное, видно, что уж очень переживает она, что слезы у нее от самого сердца идут.
— Верно, жаль, — подхватил рядом сидевший мужчина. — Вся жизнь у нее впереди, но этот день она надолго запомнит.
Всех присутствующих очень волновал вопрос: отдадут ли Харчеву на поруки. И не было среди присутствующих ни одного человека, который бы не хотел этого.
И вот, наконец, чтение приговора. Весь зал стоит, напряженно затаив дыхание, а судья ровным голосом медленно читает:
— Признать вину Грошина и Харчевой доказанной… Приговорить Харчеву Любовь Ивановну по статье 181 Уголовного кодекса РСФСР к одному году лишения свободы, но, принимая во внимание ее чистосердечное признание и ходатайство коллектива автобусного парка, считать меру наказания условной с испытательным сроком два года и передать Харчеву Л. И. коллективу автобусного парка для перевоспитания и исправления…»
В зале невольно пронесся вздох облегчения. Судья на мгновение поднял голову и чуть заметно улыбнулся уголками губ.
— «Грошина Владимира Терентьевича, — продолжал чтение приговора Чернышев, — по статье 181 части второй Уголовного кодекса РСФСР приговорить к трем годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии…»
Затем оглашается частное определение, в котором суд просит общественность обсудить поведение Евдокии Семеновны Козловой, подстрекавшей Грошина и Харчеву к даче ложных показаний. Грошин внимательно вслушивается, стараясь не пропустить ни единого слова. Но вот оглашение приговора и частного определения окончено, а он как будто еще ждет чего-то. Вдруг скажут, что «условно», что его тоже «передать коллективу для перевоспитания», вдруг произойдет чудо. Но зал постепенно начинает пустеть. Судьи удаляются. И Грошин понимает, что чуда не произойдет.
Два милиционера становятся по бокам. Грошин взят под стражу.
Черная повязка
СУДЬЯ. Подсудимый Бычков, вы по-прежнему отрицаете свою вину?
ПОДСУДИМЫЙ. Отрицаю.
СУДЬЯ. Почему же у вас в доме произошел взрыв?
ПОДСУДИМЫЙ. Мальчишка баловался… А я не доглядел, по хозяйству был занят…
СУДЬЯ. А это что за медная трубка?
ПОДСУДИМЫЙ. Откуда я знаю? Мало ли железок валяется.
Из протокола судебного заседанияЕще три года назад колхозный шофер Бычков имел весьма приличный левый заработок — кому картошку на рынок отвезет, кому сено с поля доставит, а кому холодильник из магазина подбросит. И хотя машина колхозная, да и бензин не на базаре купленный, а получен на колхозном складе, все денежки, полученные за транспортные услуги, Петр Гаврилович без стеснения клал в свой карман. А когда издали Указ о борьбе с нетрудовыми доходами, Бычков перестал левачить. Но если кому и подвезет по пути мешок-другой, то брать плату за это стал побаиваться, хотя мысль о том, как и чем восполнить упущенную выгоду, не покидала Петра.
И вот однажды шофер Бычков привез колхозную картошку на рынок. Стали торговать прямо с машины. А Петр решил тем временем сходить в чайную.
В грязно-голубом павильоне в самом конце рынка с утра до вечера плавали тучи табачного дыма. На стенах висели порыжевшие, едва заметные таблички: «Не курить», «Приносить с собой и распивать спиртные напитки воспрещается». У прилавка теснилась длинная очередь. Петра окликнули из дальнего угла. Он сразу узнал своего старого дружка Ярохина. Когда-то они вместе учились в школе механизаторов. После окончания Бычков вернулся в колхоз, а Ярохин подался в город. Но вскоре вернулся. В результате грубого нарушения правил техники безопасности остался без ноги. На работу он не поступил, жена от него ушла. Ярохин проводил в чайной все время с утра до вечера, ожидая угощения от случайных собеседников, обрюзг, по неделям не брился, одет был в грязный, мятый пиджак неопределенного цвета.
— Здоров, Петро… — Он хрипло рассмеялся. — Забываешь старых приятелей. Все деньгу копишь? Угостил бы ради встречи.
Петр недовольно отмахнулся:
— Настроение не то.
— Дела небось плохи? — понимающе улыбнулся Ярохин. — Так это не только у тебя. Перед тобой заходил Семенов из Поддубенки, знаешь его? Так у него тоже не лучше.
Ярохин знал все последние рыночные новости. Они стекались со всего рынка в чайную.
— Что же делать будешь, Петро? Так и прогореть недолго.
— Не каркай, — стукнул кулаком по столу Бычков. — Без тебя душа болит.
— Да ты не обижайся, я же тебе добра хочу. Тут одно дельце есть… — Ярохин оглянулся по сторонам. — Выпить бы неплохо…
— Да где же я тебе выпить-то возьму? До завтра потерпеть не можешь?
— Не могу, Гаврилыч, поверь, не могу. Я знаю, где можно достать. Там и о деле поговорим. Только никому ни-ни. Понял? — Ярохин живо поднялся, пританцовывая на одной ноге. — Пошли.
Приятели молча шли по притихшей улице. Возле большого, сумрачного, из потемневших бревен, дома они остановились и исчезли в темном провале двери.
С тех пор на деревне стали замечать, что Бычков изменился. На базаре появлялся редко, только за покупками…
СУДЬЯ. Ваша фамилия, имя, отчество и должность?
СВИДЕТЕЛЬ. Смирницкий Иван Кузьмич, бригадир колхоза «Рассвет».
СУДЬЯ. Вы знакомы с подсудимым?
СВИДЕТЕЛЬ. Да я со всем, почитай, районом знаком.
СУДЬЯ. Какие у вас отношения?
СВИДЕТЕЛЬ. С Петром-то? Нормальные отношения. Чего нам делить?
СУДЬЯ. Вам что-либо известно о том, что Бычков промышлял самогоноварением?
СВИДЕТЕЛЬ. Вот чего не знаю, того не знаю…
Из протокола судебного заседанияОсень была холодная и злая. Дожди шли неделями. Земля размокла, по дорогам ни пройти, ни проехать.
Как-то Петр вернулся домой вместе с бригадиром.
— Слушай, Анюта, принеси-ка нам горяченького. А то продрогли мы с Кузьмичом, — попросил он жену.
На столе появился борщ, соленые огурцы, вареная картошка.
— Ну, Кузьмич, по маленькой, что ли?
— А что? Можно.
Петр достал бутылку с мутноватой жидкостью.
— Где это ты раздобыл? — удивился бригадир.
— На станции. На водку не хватило, так пришлось взять это у одной тетки. И недорого. Будь здоров!
Они чокнулись и выпили.
— А что за тетка-то? — продолжал допытываться Кузьмич.
— Тетка как тетка. Две руки, голова. Мы с ней детей не крестили. А тебе-то зачем? — подозрительно покосился Петр. — Председателю доложить хочешь?
— Чудак! Просто сам хотел достать где-нибудь…
— Могу устроить… Это нетрудно.
Возвращаясь домой, бригадир снова и снова вспоминал разговор с Петром.
«Черт его знает, откуда он берет самогон! А какое мне, собственно, дело? Что я, милиционер? А хоть бы и сам варил! Ведь за свои деньги и сахар покупает, и все…»
После самогона было тепло и весело. Даже дождь не казался таким противным.
— Все-таки хорошая это штука, выпьешь — и вроде легче становится. Вот как сегодня: председатель честил с утра, муторно было, а сейчас ничего. А Петр — хороший мужик. И работает ничего, только жмот порядочный. Ну, да все мы не без греха.
С утра у бригадира страшно болела голова, и он забежал к Петру.
— У тебя там не осталось в бутылке? — подмигнул он Бычкову.
— Да есть немного. А что?
— Опохмелиться бы.
— Это можно.
Петр исчез в задней комнате и через некоторое время вернулся со стаканом самогона и соленым огурцом.
— Спасибо, Гаврилыч, выручил ты меня, а то спасу не было, башка трещала! — говорил Петру бригадир, когда они шли на работу.
— Да ладно уж, — отмахнулся Бычков. — Чего там, свои люди — сочтемся. Надо будет — заходи. Выручу.
Так у Петра появился первый клиент. А обслужить он мог многих…
Посреди задней комнаты теперь стоял большой жестяной чан — литров на двадцать. Сверху его прикрывала крышка. Это и был самогонный аппарат.
Сам Бычков не решался продавать свою продукцию, а делал это через бабку Ефросинью из соседнего села. Это была довольно бойкая старуха лет семидесяти. Любители выпить хорошо знали ее дом. Постоянным клиентам самогон отпускался даже в кредит.
Многие знали, что бабка продает самогон, но смотрели на это сквозь пальцы. Бычков же оставался в тени.
