Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =
Катя взяла Лизину руку в обе руки, почувствовала ее мягкость и тепло, откинулась слегка назад и вдруг уснула.
Лиза разбудила ее, когда въезжали в Челтенхем.
– Господи, я так крепко спала! – отняв руку, в которой все еще лежала Лизина рука, смущенно потерла ею глаза Катя.
– Ты устала, – опять объяснила Лиза.
– А ты? Тоже ведь встала ни свет ни заря.
– Я нет, – помотала головой сестра.
Следующие дни они бродили по городу, напомнившему Кате фильм Отара Иоселиани «Охота на бабочек», где эта замечательная старуха ездит на велосипеде за покупками, батоном, сыром, зеленью, только в фильме французский город, но виды и повадки провинциальной Старой Европы, уютной, домашней и уж точно предназначенной для жизни людей, а не для оборота денег, нефти и газа, жадности и тщеславия власти, те же.
Катя не умела перейти через дорогу и делала это, держась за Лизу, а когда ходила одна, то с полминуты вертела головой влево и вправо, и, лишь пропустив весь идущий транспорт, ступала на мостовую. В первый раз, когда за ними приехал таксист, она, спустившись по лестнице и выйдя из дома вперед Лизы, не могла понять, где он и что делает этот посматривающий из-за спущенного стекла мужик, сидящий рядом с отсутствующим водителем. Точно так же водитель отсутствовал в едущих машинах, и точно так же рядом с водительским местом всегда сидел кто-то, мужчина или женщина, и Катя, опомнившись, соображала, что в Англии левостороннее движение. Все равно однажды ступила на проезжую часть ровно в тот момент, когда мимо со свистом промчался неучтенный автомобиль, едва не убив ее. Чудом осталась в живых.
Осматривали старинные здания – камень, кирпич, дерево. Заходили в церковь. В одной церкви, с великолепными витражами, обедали. Она была пуста, если не считать парочки за столом метрах в ста от их стола. Церковь – бывшая, переделанная под ресторан с легкомысленным названием Zizzi . Ресторан итальянский. Zizzi , якобы на сицилианском диалекте, означало молодежный стиль . А если перевернуть слово задом наперед, получалось Aziz – что не очень-то получалось – и что якобы на мусульманском языке означало возлюбленный . Толкования, включая мус ульманский язык, исходили от высокого кудреватого юноши, по облику и впрямь итальянца. Он подошел к сестрам и с обаятельной улыбкой представился:
– Меня зовут Антонио, сегодня вы мои гости.
Он был официант и через четверть часа принес фирменное блюдо Taglata steak , оказавшееся подошвой, разрезанной на кусочки, вместе с Сafé espresso – столовским кофе. Надо признаться, что это был единственный кулинарный прокол – в остальных питательных заведениях, куда Лиза водила Катю, еда была на редкость вкусной. А поход в Zizzi Лиза так и так предварила замечанием, что пища там так себе, а посидеть поглазеть на интерьер интересно. Катя и глазела.
С первого вечера они не закрывали рта. Случаи, события, признания, мысли по поводу и без повода выливались из них как весенняя талая вода из уличных водосточных труб. Разговоры по-прежнему перемежались зонами молчания, но зоны эти больше не смущали, представляясь вполне естественными между своими, неестественной была бы натянутая старательность.
Лиза водила Катю в университет. В школу, говорила она. Школа , если честно, Катю разочаровала. Она ждала увидеть старину, а ее встретил стандарт семидесятых только что минувшего века. Слава Богу, что ее местом работы служил старый университет на Моховой, а не безликие коридоры и ауди тории на бывших Воробьевых, после Ленинских и опять Воробьевых горах, чье здание по старой привычке именовали новым.
Лиза сказала про школу то же самое:
– Да, здание новое, что поделать, зато парк старый.
Они прогуливались по отменному парку, возле пруда познакомились с парой уток, сходили на Лизину кафедру, департамент , по-здешнему.
– Как у вас хорошо! – сделала комплимент Катя секретарше департамента.
– Хорошо, когда студентов нет, – засмеялась секретарша. – Вот если б их вообще не было!..
Катя тоже засмеялась, ей хотелось делать приятное окружающим Лизы. Началось каникулярное время, частично функционировали лишь департаменты.
По вечерам, а особенно по ночам, кричали крупные чайки, притом что море было не близко. Они то хохотали, как истерички, то плакали, как дети, то тявкали, как собаки, то мяукали, как кошки, то ссорились, как мужья с женами, то скандалили, как кухонные бабы. Как ни странно, Кате ничего не мешало. Она спала так, как давно не спала в Москве, плохой сон был ее докукой.
Лиза купила Кате длинную шелковую юбку, белую, в черных листьях, и две блестящих шелковых кофточки, фисташковую и лиловую.
– Спасибо, будет в чем отпраздновать твою дату! – обняла благодарная старшая сестра младшую.
Дата приближалась.
– Ты не будешь возражать, если я приглашу завтра вечером в ресторан своего знакомого Томаса? – спросила Лиза Катю накануне.
– О чем ты говоришь! – бурно всплеснула руками Катя. – Конечно, пригласи! Пригласи всех, кого сочтешь нужным!
Лиза неоднократно писала, что у нее масса друзей и подруг, и среди университетских, и среди вокеров (walker), ходоков, с кем она по воскресным дням ходит по окрестностям, и среди соседей. Соседка как раз забирала почту, когда Лиза и Катя возвращались из магазина. Лиза познакомила их. Соседку звали Джоан, на вид ей было лет восемьдесят, вся серая, как мышь, со сморщенным, как печеное яблоко, лицом. Оказывается, она служила радиоинженером в армии, выйдя на пенсию, получила заочное высшее образование, дважды в неделю тратит по шесть часов на дорогу в Лондон и обратно, служа в госпитале по электрической части, а в свободное от службы время раскатывает на поездах по Англии, поставив перед собой забавную цель: освоить все до единого железнодорожные маршруты родины. Чем-то неуловимым она походила на французскую героиню Иоселиани, если убрать пышную прическу, заменив ее небрежной короткой стрижкой.
Лизино повествование о Джоан привело Катю в восторг. Лиза легко сходилась с людьми, замкнутая Катя знала это и раньше и не то что завидовала сестре, а не уставала удивляться. Катин интерес к людям тихо сошел на нет и почти не возобновлялся. Одинокую Катю устраивали книги. Студенты не оставляли усилий по разгадке загадочной преподавательницы, живущей в каком-то ином, своем мире, с надмирными веяниями и влияниями, и то, что она никогда не заискивала перед ними, отрывисто и вдохновенно читая в никуда свой курс классической филологии, заставляло их заискивать перед нею и если не вникать в курс, то делать вид, что вникают, и это, так или иначе, оставалось единственной Катиной связью с миром.
– Кто такой Томас? – поинтересовалась Катя.
– Он живет в Ливерпуле, наезжает сюда на своей машине раз в месяц, мы ходим вместе ужинать, – лаконично объяснила Лиза.
Про всех так же лаконично сказала:
– Всех не могу пригласить, все в отъездах.
Так и вышло, что отмечать Лизин юбилей отправились втроем: принаряженные Лиза с Катей и этот смешной человек в майке горчичного цвета и потертых джинсах, широкий ремень на которых не удерживал вываливавшегося из них живота. Он поставил машину возле дома, где Лиза снимала квартиру, позвонил снизу, Лиза с Катей вышли, он протянул Лизе музыкальный диск в качестве подарка, Лиза сунула в сумочку, улыбнувшись:
– О, Бриттен! Ты помнишь, я тронута.
Ты и вы в английском звучат одинаково. В переводе на русский Лиза предпочитала употреблять ты .
Представив сестре Томаса, она двинулась первой, спутники пошли за ней. Время от времени расположение фигур менялось, они оборачивались друг к другу, сходясь и расходясь, словно танцуя старинный танец котильон. Котильон, как известно, являлся последним танцем бала. Навстречу им по дороге попались трое коротконогих мужчин в шортах. Катя хотела поделиться с Лизой недоумением: классический англичанин представлялся ей худощавым, сухопарым джентльменом. Но, вспомнив мистера Пиквика, удержалась. К тому же, в виду Томаса это выглядело бы и вовсе некстати. Потертые джинсы Томаса плохо гармонировали с серебряной сумочкой и высокими каблуками серебряных туфель Лизы, но кто сказал, что эти двое обязаны были существовать в гармонии, задала сама себе вопрос Катя.
Выбранный Лизой ресторан находился на расстоянии вытянутой руки. Здесь все находилось на расстоянии вытянутой руки, заботливо сближая обитателей со средой обитания. Минут через десять они уже усаживались за столик в саду. Двадцать градусов на улице обеспечивали приятное времяпрепровождение.
Утром этого дня Катя расцеловала Лизу:
– А подарок вечером, в торжественной обстановке!
Лиза усмехнулась.
Днем Катя давала интервью Лизиной сослуживице для книги, которую та писала о женском вопросе в России. Вместо получаса интервью затянулось на час с лишним, Катя неожиданно сама увлеклась. Читая литературу на языке , она практически не имела навыков разговорной речи. В анкете написала passive , имея в виду пассивное владение языком. Давая интервью, с удовольствием извлекала из глубин памяти полузабытые слова и обороты. Время от времени сослуживица мучительно всматривалась в Катино лицо, видимо, не совсем понимая ее английский. Хуже то, что Катя почти не понимала ее – из-за своих проблем с устным английским. Лиза помогала. Тактично подсказывала смысл вопроса, когда сестре не удавалось схватить его, Схватив, Катя излагала ответ in profundis. Из глубин . Иначе не умела. Тупая в жанре диалога, она была артистична в жанре монолога, зная это за собой. Через час сорок, ощутив внезапно зверскую усталость, закруглила разговор, жалея, что пришлось оборвать на самом интересном месте. Это вызвало у нее резкое недовольство собой, но что поделать.
