Рагнар Редбёрд - Сила есть Право
Чрезмерная интеллектуальность (достаточно скверная в мужчинах) превращает женщин в уродов. Чем большей животной природой обладает девушка, тем более истинной она является женщиной — из неё выйдет лучшая жена и мать. Культура и изысканность — ужасные заменители древних великолепных достоинств матрон — красоты, естественности, чистоты, девической очаровательности. Интеллектуальность делает более чувствительным. Чувствительные личности очень легко возбудимы, робки и склонны к болезням. Чрезмерное развитие нервных клеток служит причиной (у обоих полов) физического упадка и ведёт к безумию.
Благороднейшее занятие женщины — это не просто читать эротические романы, играть на скрипке, вальсировать выше всяких похвал или жарить мясо и лук, но рожать мужчин, воскрешать расу неустрашимых воинов — борцов ради своей выгоды. Самое подлое занятие для неё — умножать число малокровных трусов, пресмыкающихся иуд, рабочих ослов. И потому она жаждет, чтобы её сыновья были храбрыми, отважными и успешными в битве жизни, и она должна видеть, что её муж не трус и не раб, а мужчины должны опасаться брать в жёны женщину с рабским разумом. Эта точка зрения незатейливо отражена в «Саге об Олаве сыне Трюггви».[423] Рёгнвальд ярл[424] имел сына-дегенерата, который вернулся из похода викингов без всякой добычи. Это было признано позорным унижением для семьи. Рёгнвальд ярл заметил: «Мой сын не таков, как мои предки». Поэтому он снова снарядил молодого человека и сказал ему: «Я буду рад, если ты больше не вернёшься, у меня слабая надежда на то, что ты сделаешь честь своим родичам, ведь по матери ты из рабов». Усовершенствовались ли современные люди относительно этой мысли?
Нет ничего особенно привлекательного в бесплодных, унылых, сине-чулочных «новых женщинах» — в брюках и очках, говорящих с идиотской гнусавостью в нос, с грудью, сделанной из искусственного каучука, с узкими или раздутыми бёдрами и с «ногами колесом» — скачущих словно безумные через бордюрные камни. Когда такими женщинами «завладевают», какой от них прок? Они даже не будут размножаться, а если и будут (случайно), то их хилые эмбрионы будут искусно взращены с помощью тепловых инкубаторных механизмов, после чего отняты от груди и вскормлены из «бутылочки». Сыновья таких женщин — вскормленные из бутылочки недоноски — какой в них прок?
Именно женщины этого типа (бессердечные монстры, вот кто они) являются причиной множества домашних несчастий. Они были «воспитаны» лживыми методами, наполнены книжной искусственностью, и затем, будучи призванными выполнить свой материнский долг, они являют себя органически неспособными. Отсюда скандалы в бракоразводных судах — плод всеобщей дегенерации — усиленный вмешательством государства в домашние дела.
В наши времена, погрязшие в грехе, сперва
Проклято было позором супружеское ложе,
И семья, и дом,
Вот главный источник всего,
Тех горестей и болезней, что обрушились
На римлян и на Рим.[425]
Постепенно проклятие «закона» вторгается в личную жизнь каждого дома. Закон подстрекает эмоциональных представительниц женского рода игнорировать мужей и обожествлять не несущую никакой ответственности власть. Другими словами, он намеренно распространяет неверность и неограниченную свободную любовь. Это подрывает руководство мужа, но за какую чудовищную цену? С «уравниванием в правах» женщин рука об руку идёт всеобщая панмиксия[426] — научно обоснованный конкубинат, регулируемая законом полиандрия и отравление всех внутрисемейных отношений. Когда средняя женщина находит в «писаном законе», что «спаситель» и «победитель» более силён, чем её мужья и братья, она становится неверной и развратной — в особенности, если «хорошо образована». Затем это приводит к тому критическому положению (как и во все годы упадка супружества), что «ни один человек не знает собственного отца». Разве это не действующая тенденция времён? Опять же, разве эта «тенденция» не есть сама по себе ужасный результат государственного патернализма — диктатуры голосов большинства — государственности и духовенства? Церковь живёт функциональной эмоциональностью женщин. Поэтому личность убывает, а государство растёт всё больше и больше. В естественном обществе для каждой женщины её муж есть король и священник. Когда злобная тень политики и проповедничества нависает над брачной постелью, ужасные дни становятся ближе.
Чистота крови сыграла и ещё сыграет лидирующую роль в драме эволюции. Расы, содержащиеся в рабстве, с необходимостью смешиваются, деградируют, «уравниваются». Непритязательность является одним из результатов плохого происхождения.
Когда представитель высшего класса позволяет себе связаться браком с представителем низшего, он ступает на путь собственной окончательной дегенерации. Когда спартанцы и афиняне смешались с завезёнными азиатскими и египетскими рабами, их падение было предопределено, а когда «равенство» стало девизом христианской Италии, латиняне, азиаты и негры смешались, произведя современных «даго»,[427] которые выполняют тяжёлую работу за потомков тех, кого поработили их предки. Какое падение! Современные греки и итальянцы, с их тёмным цветом кожи, кудрявыми волосами и сладострастными губами, выказывают чёткие признаки негроидной и азиатской крови, которая (с уравнением в правах прислужников) была залита в вены их предков. Отсюда их поражение в борьбе за власть. Отсюда их проигрыш готам, монголам, тевтонам, туркам и славянам. Друг Уинвуда Рида[428] рассказывает полную смысла историю. Как исследователь Африки, он однажды посетил коренное племя (джолофов[429]) и отметил их замечательную в сравнении с остальными племенами внешность. Он спросил одного из них: «Как так получилось, что все, кого я встречал здесь, хорошо выглядят, не только ваши мужчины, но и ваши женщины?» — «Это объясняется просто (был ответ), нашей традицией всегда было отбирать тех, кто плохо выглядит, и продавать их в рабство».
Гибридность южнее линии Мейсона-Диксона[430] смягчила путь для нашествия Линкольна в 1862, и даже в Северных штатах (если современной olla podrida[431] с низшими породами так или иначе не положить конец) сходные нашествия могут быть с уверенность предсказаны. Наша раса не может даже надеяться на сохранение своего главенства, если она продолжит отравлять свою кровь китайцами, неграми, японцами или деградировавшими европейцами. Панмиксия означает смерть и рабство. В Южной и Центральной Америке процветает смешение крови (президент Мексики — полукровка). Латинская раса в безнадёжном упадке как в новом, так и в старом мире. Нации, как лошадей, разводят для победы.
Можешь ли ты отменить правила, что тупые фермеры чтят,
И улучшить благородного грубым потомством?
Огромно, несомненно, оккультное влияние любви между полами на эволюцию органической жизни. Любовь и слава, верность, соперничество, решимость, красота, сила и отвага напрямую вдохновляются сексуальной страстью. В балладах и легендах они всегда тесно переплетены. «Никто, кроме храброго, не достоин красавицы», «Слабое сердце никогда не завоюет прекрасную даму» и «всё прекрасно в любви и на войне»,[432] — вот обветшалые от времени поговорки.
Природа насквозь пропитана химической действенностью соперничества и сексуальности. Весь мир делится на мужской и женский. Свят только гермафродит. Сексуальное влечение вселяет в мужчину благородство отцовства, а в женщину инстинкты материнства, преданности и пения. Рёв льва, когда он встряхивает своей жёлтой гривой у лесного озера — ржание ретивого жеребца, когда он рвётся с повода или перемахивает через ограду из саженцев — низкое требовательное мычание косматого быка, когда он рыхлит землю своими дробящими копытами — пронзительная песня соловья, которую он изливает в лазурь небосвода, его магический трепет — мужчина, одетый в сияющее обмундирование, марширующий к победе или к смерти под барабанный бой и песню горна, — все несут прямое доказательство высшему, благотворному и всепроникающему гипнотизму силы.
Военная слава теперь и всегда была добродетелью сильнейших животных. Самопожертвование есть тезис раба. Пребывание в состоянии христианства означает функциональное повреждение нервных центров — безумие — болезнь.
Неведомо, чтобы способный мыслить спаситель когда-нибудь воплощался в облике слабого попрошайки и робкого просителя — но скорее в фигуре могучего мужчины-охотника, уничтожителя врагов племени — мужчины, который говорил своим ученикам «идите вперёд!», а не «ступайте с миром». Вначале об освободителе узнают с тайным восторгом и некоторыми опасениями, но, потом, когда всё понимается лучше, он является на боевом коне весь в стали, среди грохота салютующих пушек, дроби триумфальных барабанов, неистового рёва скрученных горнов и криков ликования людей, которых он обогатил эксплуатацией их врагов — ибо весь мир любит воина, особенно его сестры, его кузины и его тёти. Освободители никогда не являются из стана обрезанных евреев, носящих нимбы, терновые венцы, издающих крики агонизирующего отчаяния, не ездят они «на спине осла» по улицам Сиона.[433] Нет! Нет! Это идеал трусов и выживших из ума стариков.