Алексей Сахнин - Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию
Итак, по свидетельству Суханова, Зиновьев и близкие к нему товарищи по партии пребывали в состоянии «брожения». Отрицать успех восстания было трудно, а значит, отпадала половина аргументов, направленных против него. С другой стороны, большинство из них все еще были сторонниками блока с другими левыми партиями, хотя и понимали, что восстание создало новые преграды на пути к нему. Эти колебания отразились и в разговоре Суханова с Каменевым, с которым ему довелось пообщаться на следующий день.
«Ну что же, стало быть, вы одни собираетесь нами править?» – спросил Суханов – «Вот только что, во фракции левых эсеров, я убеждал всеми силами препятствовать вам установить диктатуру одной вашей партии…». «Каменев рассердился: – Ну, если так, – о чем же нам с вами разговаривать! Вы считаете уместным ходить по чужим фракциям и агитировать против нас…». Впрочем, вспышка гнева быстро прошла, и Каменев попытался перевести разговор на другие вопросы. Но Суханов настаивал: «Так вы окончательно решили править одни? – вернулся он к прежней теме. – Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад…». Каменев «нерешительно и неопределенно» то соглашался, то пробовал спорить. «Да, да – говорил он, смотря в одну точку – Хотя… почему мы, собственно, провалимся?»
Суханов очень точно описывает противоречивое положение, в которое попали вчерашние противники форсированного переворота и сегодняшние сторонники соглашения с другими социалистами из числа большевиков: «Каменев был не только посрамленным ныне противником восстания. Он был и противником чисто большевистской власти и сторонником соглашения с меньшевиками и эсерами. Но он боялся опять быть посрамленным. Таких было немало…».
Если «правая фракция» в РСДРП(б) пребывала в нерешительности и колебаниях, то та часть Центрального комитета и других руководящих инстанций, которая шла за Троцким с его тактикой «активной обороны» и курсом на «советский конституционализм», наоборот, сдвинулась в сторону ленинского экстремизма. Сам Троцкий, который накануне заставил самого Ленина признать правоту своего осторожного «легалистского» курса, теперь защищал восстание, которое, по замечанию одного из депутатов Петросовета «предвосхищает решения съезда»: «Воля Всероссийского Съезда Советов предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, происшедшего в ночь на сегодня. Теперь нам остается лишь развивать нашу победу». Действительно, что им еще оставалось?
Восстание резко изменило условия, в которых происходила внутрипартийная дискуссия. Она вынудила вчерашних сторонников тактики Троцкого фактически перейти на позиции Ленина в оценках роли восстания, одновременно усилив противоречия большевизма в целом с его потенциальными союзниками из числа социалистических партий. Но разногласиям относительно формулы будущей власти только еще суждено было проявиться.
* * *К началу работы съезда его мандатная комиссия зарегистрировала 649 делегатов, из них 390 большевиков, 160 эсеров (из них более половины левые), 72 меньшевика, 14 объединённых интернационалистов, 6 меньшевиков-интернационалистов, 7 украинских социалистов. На правах большинства места в президиуме заняли 14 большевиков и 7 левых эсеров. Меньшевики и меньшевики-интернационалисты отказались занять зарезервированные для них места. Председательствовал Каменев.
Судя по анкетам, которые делегаты съезда заполняли перед заседанием, абсолютное большинство из них – 505 человек – поддерживали лозунг «Вся власть – Советам», еще 86 собирались голосовать за однородное социалистическое правительство и лишь 55 были сторонниками коалиции с кадетами. Сомневаться в том, как съезд, в принципе, разрешит вопрос о власти не приходилось.
Почти в самый момент открытия съезда делегаты услышали раскаты пушечного выстрела – того самого, которым крейсер «Аврора» давал сигнал о штурме Зимнего дворца (до самого штурма оставалось, правда, еще 3 часа). В наступившей тишине слово взял Юлий Мартов. Его единомышленник и однопартиец Суханов так изложил содержание этой речи: «Прежде всего, надо обеспечить мирное разрешение кризиса. На улицах Петербурга льется кровь. Необходимо приостановить военные действия с обеих сторон. Мирное решение кризиса может быть достигнуто созданием власти, которая была бы признана всей демократией. Съезд не может оставаться равнодушным к развертывающейся гражданской войне, результатом которой может быть грозная вспышка контрреволюции». Таким образом, Мартов потребовал, фактически, прекращения военных действий и создания такой власти, которая бы устроила все «демократические», т. е. советские партии – того же, к чему стремились умеренные большевики.
«Видимо, многие и многие большевики, не усвоив духа учения Ленина и Троцкого, были бы рады пойти именно по этому пути… Большевистская масса еще недостаточно понимала великие идеи своих вождей и довольно дружно аплодировала Мартову» – иронизирует Суханов. Впрочем, вполне вероятно, что мартовскую идею действительно разделяли не только единомышленники Каменева, но большая часть большевистской фракции, включая тех, кто в прошедшие дни выступал за курс на восстание. Свою солидарность с предложением также высказали левые эсеры, новожизненцы и некоторые другие небольшие фракции.
От имени большевиков заявление сделал Луначарский, который неожиданно сказал, что его фракция «решительно ничего не имеет против» предложения Мартова! При голосовании оно было поддержано единогласно. По всей видимости, даже крайнее крыло большевиков в этот момент не решалось идти на открытый разрыв с умеренными. Многим казалось, что «съезд при колеблющемся большинстве станет на правильный путь создания единого демократического фронта».
Но ситуацию радикально изменили сами умеренные социалисты. Они заняли непримиримую позицию и заявили о том, что они покидают съезд (правые эсеры, правые меньшевики, фронтовая группа, в последний момент даже сам Мартов от имени меньшевиков-интернационалистов и т. д.). «Но меньшевики и эсеры это сделали. Ослепленные контрреволюционеры не только не видели контрреволюционности своей линии, но и не замечали совершенной абсурдности, недостойной ребячливости своих действий… – подчеркивает Суханов – Это блестящее выступление сейчас же оборачивает настроение против «соглашателей». Большевистская масса сжимается вокруг Ленина». Это был абсолютно точный вывод. Конфликтная позиция, которую заняли правые эсеры и меньшевики, выбила почву из под ног тех сил и групп внутри большевистской партии, которые стремились к компромиссу и созданию коалиционной власти на советской основе.
Хотя, справедливости ради, надо сказать, что масла в огонь подлил Троцкий. В ответ на требование Мартова искать компромисс, он с трибуны съезда заявил: «Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда и которые делают эти предложения? Но ведь мы их видели целиком. Больше за ними нет никого в России. С ними должны заключить соглашение, как равноправные стороны, миллионы рабочих и крестьян, представленных на этом съезде, которых они не в первый и не в последний раз готовы променять на милость буржуазии? Нет, тут соглашение не годится. Тем, кто отсюда ушел, и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы – жалкие единицы, вы – банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории…». Троцкий пребывал в эйфории от победы (а также от собственной роли во всем произошедшем) и не считал нужным идти на уступки. В заключении он предложил принять резкую резолюцию, осуждавшую ушедшие со съезда группы, как изменников делу революции.
В ответ на это заявление Мартов выкрикнул «тогда мы уходим» и бросился к выходу под выкрики делегатов и укоры сочувствовавших ему рабочих. Суханов, который с самого начала считал большой ошибкой и чуть ли не преступлением выход своей фракции со съезда, описывает дальнейшее: «Но дело было еще хуже. Председатель Каменев откликнулся на заявление группы Мартова. Он сказал: съезд постановил единогласно обсудить в первую очередь именно тот вопрос, который так настойчиво выдвигают меньшевики-интернационалисты; но это единогласное решение пока не выполнено потому, что съезд непрерывно занимается внеочередными заявлениями; если мартовцы уходят до обсуждения этого вопроса, то, стало быть, их мотивы неискренни и их уход был заранее предрешен.
Все это окончательно и справедливо топило нашу фракцию в глазах съезда. Каменев-же довершил наше унижение своей корректностью: он предложил снять резкую резолюцию Троцкого против эсеров и меньшевиков». Но произошедшее имело и еще одно следствие. Полностью была дискредитирована и лишена всякой реальной опоры тактика умеренных большевиков (а на момент съезда, возможно, большинства партийной фракции РСДРП(б)!). Причем не руками Ленина, но руками умеренных социалистов и потенциальных партнеров большевиков по созданию коалиционного советского правительства.
