Самюэль Крамер - Шумеры. Первая цивилизация на Земле
(Затем следует эпизод, когда Энлиль дает Гильгамешу семь меламов, и неразборчивый отрывок из трех строк, завершающий поэму.)
В третьей из перечисленных эпических повестей, «Гильгамеш, Энкиду и нижний (загробный) мир», герой изображен поочередно как галантный рыцарь, напористый бык, отчаявшийся нытик, наставляющий мудрец, снисходительный хозяин и опечаленный смертный, жаждущий разузнать о жизни в загробном мире. Его слуга Энкиду играет роль верного и храброго друга, который, однако, в критический момент не послушался предостережения своего господина и потому погиб. За всем этим стоит Инанна, шумерская Афродита, с ее постоянными слезами и роковыми дарами с привкусом смерти.
Поэма начинается с пролога, состоящего из двух небольших абзацев, не имеющих отношения к Гильгамешу и сюжету повествования. В первом отрывке речь идет о божественном акте творения вплоть до отделения неба от земли, поэтому он представляет особую важность в шумерской космогонии и космологии. Вторая часть пролога изображает битву Энки, шумерского Посейдона, с нижним миром, воплощенным в чудовище-драконе. Похоже, она состоялась вскоре после отделения неба от земли, после того как богиня Эрешкигаль была насильно низвергнута в нижний мир; все это немного напоминает греческий миф о насильственном похищении Персефоны. Что касается исхода этой битвы, мы остаемся в неведении, т. к. поэт торопился приступить к повести о Гильгамеше, которая, насколько ее возможно сегодня понять, такова.
Однажды дерево хулуппу (вероятно, ива), растущее на берегу Евфрата и вспоенное его водами, с корнем вывернул южный ветер и понес прочь по водам Евфрата. Это увидела богиня Инанна, бродившая поблизости и по какой-то неясной причине напуганная «словом» Ана и Энлиля, двух верховных божеств шумерского пантеона. Инанна поймала дерево и отнесла его в свой город Эрех, где посадила его в своем плодоносном саду. Она тщательно ухаживала за ним в надежде, что, когда оно вырастет, она сможет себе сделать из него трон и ложе.
Шли годы. Дерево окрепло и стало большим, но его ствол был совершенно гол, ни веточки, ни листочка. Потому что у его подножия свила гнездо змея, которой неведома жалость; на его вершине поселила своих птенцов птица Имдугуд; а внутри устроил себе дом вампирша Лилит. Поэтому Инанна, поначалу беспечная и веселая, теперь проливала горькие слезы.
Когда наступил рассвет и ее брат, бог солнца Уту вышел в свои «царские владения», Инанна в слезах поведала ему все, что случилось с ее деревом хулуппу. Но Уту ничем не мог ей помочь.
Тогда Инанна повторила свою печаль «брату» Гильгамешу, и тот решил заступиться за нее. Он надел доспехи весом пятьдесят мин, взял «дорожный топор» и убил змею, сидевшую в основании дерева. Увидев это, птица Имдугуд унесла птенцов в сторону гор, а Лилит разрушила свое жилище в сердцевине дерева и побежала преследовать своих одиноких жертв. Гильгамеш и сопровождавшие его жители Эреха срубили дерево, и Инанна могла теперь сделать из него трон и ложе.
И что же сделала Инанна? Из основания дерева она создала пукку (возможно, барабан); из его макушки – микку (барабанные палочки) и все это подарила Гильгамешу. Но Гильгамеш использовал их для подавления жителей Эреха, особенно когда обрекал молодых людей на войну и таким образом превращал во вдов их жен. Во всяком случае, именно «из-за плача молодых дев» пукку и микку проваливаются в «великую бездну», т. е. в нижний мир. Гильгамеш делает все возможное, чтобы вернуть их, но тщетно. И вот он садится у ганзира, «ока» загробного мира, и оплакивает свою потерю.
Когда Энкиду, слуга Гильгамеша, увидел своего хозяина в горе, он храбро вызвался сойти в нижний мир, чтобы вернуть пукку и микку. Гильгамеш предостерег его о табу нижнего мира, которые необходимо соблюдать, чтобы «крик нижнего мира», особенно крик матери бога врачевания Ниназу, лежащей в глубоком сне, нагой и непокрытой, не смог удержать его там навечно. Но Энкиду пренебрег советом господина и был схвачен нижним миром, будучи уже не в состоянии снова подняться на поверхность земли.
Гильгамеш, удрученный новым несчастьем, отправился в Ниппур, дом Энлиля, царя богов. В слезах он поведал ему, что стряслось с Энкиду. Но Энлиль не проявил сострадания и отказался помочь ему.
Тогда Гильгамеш идет в Эреду, дом Энки, бога мудрости, с той же печалью. Энки решает помочь Гильгамешу, насколько это возможно при данных обстоятельствах. По его приказу бог солнца Уту открыл вход в нижний мир, через который призрак Энкиду – ибо это все, что от него осталось, – поднялся на поверхность земли. Господин и слуга, точнее, призрак слуги, обнялись, и Гильгамеш начал расспрашивать Энкиду о том, что же тот видел в нижних сферах. На этой гнетущей беседе поэма, начавшаяся счастливыми днями творения, подходит к отнюдь не счастливому концу. Мы приводим текст поэмы в том виде, в каком он сегодня предстает перед нами.
Вслед за днями былыми, вслед за далекими днями былыми,
Вслед за ночами былыми, вслед за прежними ночами былыми,
Вслед за днями былыми, вслед за далекими днями былыми,
Вслед за днями былыми все вещи нужные обрели бытие,
Вслед за днями былыми все вещи нужные были оглашены,
Когда хлеб был отведан в храмах «страны»,
Когда хлеб был испечен в печах «страны»,
Когда земля и небо были разделены,
Когда людей имена установлены были,
Когда Ан забрал небо,
Когда Энлиль забрал землю,
Когда Эрешкигаль забрал нижний мир как трофей свой,
Когда поставил он парус, когда поставил он парус,
Когда поставил отец парус против нижнего мира,
На царя катил он малые,
На Энки катил он большие,
Малые камни из рук,
Камни большие из пляшущих зарослей,
Киль челна Энки
Сокрушителен в битве, как бешеный шторм;
Враждебны царю, воды у носа челна
Пожирают, как волк,
Энки враждебны, воды у кормы челна
Налетают, как лев.
Жило-было когда-то дерево, хулуппу, дерево,
Посажено было оно на берегу Евфрата,
Евфрат вскормил его водами,
Но ярость южного ветра вырвала его с корнем,
Снесла его крону,
Евфрат повлек его по водам своим.
Женщина, в страхе от слова Ана бродившая рядом,
В страхе от слова Энлиля бродившая рядом,
Дерево это поймала, принесла его в Эрех,
«Я принесу его в чистой Инанны сад плодоносный».
Женщина холила древо своею рукою, у ног поместила,
Инанна холила древо своею рукою, у ног поместила,
«Станет оно моим троном, на коем воссяду», сказала,
«Станет оно моим ложем, на коем возлягу», сказала.
Выросло древо большое, но с голой, безлистной макушкой,
В корне змея, что не ведает жалости, сделала нору,
В кроне птенцов поселила Имдугуд-птица,
В центре девица Лилит себе дом присмотрела, —
Вечно смешливая, вечно веселая дева,
Дева Инанна – как же теперь она плачет!
Только лишь свет занялся, горизонт прояснился,
Только лишь Уту взошел из «полей своих царских»,
Как сестрица его, священная дева Инанна,
Говорит своему брату Уту:
«Брат мой, когда вслед за днями былыми судьбы уже огласили,
Когда изобилье насытило землю,
Когда Ан взял небо,
Когда Энлиль взял землю,
Когда Эрешкигаль взял нижний мир как трофей свой,
Когда поставил он парус, когда поставил он парус,
Когда поставил отец парус против нижнего мира…»
Инанна вновь целиком повторяет отрывок, который оканчивается строками:
«Вечно смешливая, вечно веселая дева,
Дева Инанна – как же теперь я плачу!»
Брат ее, герой, Уту отважный
Не встал рядом с ней в этом деле.
Только лишь свет занялся, горизонт прояснился,
Только лишь Уту взошел из «полей своих царских»,
Как сестрица его, священная дева Инанна,
Говорит герою тогда Гильгамешу:
«Брат мой, когда вслед за днями былыми судьбы уже огласили,
Когда изобилье насытило землю,
Когда Ан взял небо, Когда Энлиль взял землю,
Когда Эрешкигаль взял нижний мир как трофей свой,
Когда поставил он парус, когда поставил он парус,
Когда поставил отец парус против нижнего мира…»
Инанна вновь целиком повторяет отрывок, который оканчивается строками:
«Вечно смешливая, вечно веселая дева,
Дева Инанна – как же теперь я плачу!»
Брат ее, герой Гильгамеш,
Встал рядом с ней в этом деле,
К поясу крепит оружье весом пятьдесят мин —
Пятьдесят мин ему все равно, что тридцать шекелей —
«Дорожный топор» —
Семь талантов и семь мин – взял в руку,
У корня убил он змею, что не ведает жалости,
С вершины Имдугуд-птица птенцов унесла, в горы забилась,
В центре дева Лилит свой разрушила дом, в пустошах скрылась.
Дерево вывернул с корнем, сгреб у макушки,
Города люди, что сопровождали его, срезали сучья,
Отдал он его Инанне на трон и на ложе,
Она ж для него обратила тот корень в пукку [барабан],
Она ж для него обратила верхушку в микку [барабанные палочки].
Призывный пукку – улицы и переулки заставил он полниться звуками пукку,
Боем барабанным – улицы и переулки заставил он полниться боем,
Юноши города, приговоренные пукку, —
Боль и обида – он (пукку) страдание вдов их,
«Муж мой, супруг мой!», – рыдают они,
У кого была мать – несет она сыну хлеб,
У кого сестра была – воду несет она брату.
После того как вечерняя звезда погасла,
И заметил он место, где находился пукку,
Пукку доставил ему, принес к его дому,
На рассвете в местах, что он обозначил, – боль и обида!
Пленные! Мертвые! Вдовы!
И потому что плакали юные жены,
Пукку и микку в «великую бездну» упали,
Сунул он руку туда, но до них не добрался,
Сунул он ногу туда, но до них не добрался,
Сел у ворот он ганзира, «ока» нижнего мира,
И зарыдал Гильгамеш, лицо его бледно:
«О, пукку мой, о, мои микку,
Пукку с зовом безукоризненным, ритмом безудержным —
Если бы пукку хоть раз побывал у плотника в доме,
Если б у плотницкой был он жены, что как мать мне, давшая жизнь,
Если б хоть раз у дитя того плотника был, что с сестрой моей маленькой схожа, —
Пукку мой, кто же достанет его мне из нижнего мира!
Микку мои, кто же достанет мне их из нижнего мира!»
Энкиду, слуга его, говорит:
«Господин мой, зачем же ты плачешь?
Что ж сердце твое так горестно слабо?
Я верну тебе пукку из нижнего мира,
Я верну тебе микку из «ока» нижнего мира!»
Гильгамеш говорит Энкиду:
«Если намерен теперь в нижний мир снизойти ты,
Слово тебе я скажу, прими мое слово,
Дам я тебе наставленье, ему ты последуй:
Чистой одежды не надевай, а иначе
Стражники, точно враги, на тебя ополчатся,
Не умащай себя сладостным маслом из склянки,
Ибо на запах столпятся они вокруг тебя плотно,
И не бросай бумеранг в нижнем мире, иначе
Те, что получат удар бумеранга, вокруг соберутся,
Посох в руках не держи, а иначе
Призраки будут вокруг тебя всюду кружиться.
К стопам сандалии ты не привязывай,
Не издавай ни единого крика в мире загробном,
Не поцелуй ту жену, что тебе полюбилась,
И не ударь ту жену, что тебе ненавистна,
Не поцелуй то дитя, что тебе полюбилось,
И не ударь то дитя, что тебе ненавистно,
Ибо стенанье нижнего мира тебя не отпустит,
Плач о той, о спящей, о спящей,
О матери Нинзу, о спящей,
Чье тело священное не покрывают одежды,
Чью грудь священную не укрывают покровы».
Вот Энкиду снизошел в нижний мир,
Но не послушался слов своего господина —
Чистые он надевает одежды, и тут же
Стражники, точно враги, на него ополчились,
Он умастил себя сладостным маслом из склянки,
Тут же на запах столпились они вокруг него плотно,
Бросил он бумеранг в нижнем мире, и сразу
Те, что удар получили, его окружили,
Посох в руках он держал,
Призраки стали вокруг него всюду кружиться.
К стопам сандалии он привязал,
Поднял он крик в мире загробном,
Поцеловал ту жену, что ему полюбилась,
Ту он ударил жену, что ему ненавистна,
Поцеловал то дитя, что ему полюбилось,
То он ударил дитя, что ему ненавистно,
Нижнего мира стенанье его ухватило,
Плач о той, о спящей, о той, о спящей,
О матери Нинзу, о той, о спящей,
Чье тело священное не покрывают одежды,
Чью грудь священную не укрывают покровы.
Не смог Энкиду подняться из нижнего мира —
Не судьба держит там его крепко,
Не слабость держит там его крепко,
Нижний мир держит его крепко.
Не демон Нергал беззащитного держит крепко,
Нижний мир держит его крепко.
В битве, на «месте мужества», не погиб он,
Нижний мир держит его крепко.
Тогда направился Гильгамеш в Ниппур,
Ступил, одинокий, к Энлилю в Ниппуре, плачет:
«Отец Энлиль, мой пукку упал в нижний мир,
Мои микку упали в ганзир,
Я послал Энкиду возвратить их,
Нижний мир держит его крепко.
Не слабость держит там его крепко,
Нижний мир держит его крепко.
Не демон Нергал беззащитного держит крепко,
Нижний мир держит его крепко.
В битве, на «месте мужества», не погиб он,
Нижний мир держит его крепко».
Отец Энлиль не стал рядом с ним в этом деле,
Направился он в Эреду,
Ступил, одинокий, к Энки в Эреду, плачет:
«Отец Энки, мой пукку упал в нижний мир,
Мои микку упали в ганзир,
Я послал Энкиду возвратить их,
Нижний мир держит его крепко.
Не слабость держит там его крепко,
Нижний мир держит его крепко.
Не демон Нергал беззащитного держит крепко,
Нижний мир держит его крепко.
В битве, на «месте мужества», не погиб он,
Нижний мир держит его крепко».
Отец Энки стал рядом с ним в этом деле,
Говорит он герою, бесстрашному Уту,
Сыну, рожденному Нингаль:
«Отвори теперь чрево нижнего мира,
Подними призрак Энкиду из нижнего мира».
Отворил он чрево нижнего мира,
Поднял призрак Энкиду из нижнего мира,
Обнялись они, поцеловались они,
Вздыхают и держат совет:
«Скажи мне, что видел ты в нижнем мире?»
«Расскажу тебе, друг мой, все расскажу тебе».
Поэма заканчивается довольно плохо сохранившимся диалогом двух друзей об отношении к мертвым в загробном мире.
