Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4
Затем как дворцовый комендант, так и председатель совета и министры, у коих бывал Андроников, продолжали свои близкие сношения с ним. С Поливановым у Андроникова отношения как-то не наладились, хотя попытки со стороны Андроникова были, но ген. Поливанов, кажется, не ответил на поздравительное письмо князя по поводу назначения его на пост, и свидание не состоялось, хотя ген. Поливанов с кн. Андрониковым и был знаком. Это нервировало князя; затем уже когда гр. Коковцов, по словам князя, предложил ему устроить примирение с ген. Поливановым и это же предлагала при мне г-жа Червинская, которая была в хороших отношениях с Поливановым, то князь отказался и повел против него кампанию.
Через некоторое после этого время, как я узнал от полк. Ерандакова, за кн. Андрониковым было установлено наблюдение со стороны органов контр-шпионажа, но из предыдущего я вынес впечатление, что ничего, видимо, серьезного нет, так как обстановка была та же и тот же тон указанных выше переписок; разве только могло прибавиться одно, — что при своих деловых, коммерческого и комиссионерского характера, сношениях он мог попасть в сферу наблюдений. Тогда я у него редко бывал, так как совершал большой свой объезд по губерниям, входивших в мой район как главноуполномоченного комитета вел. кн. Марии Павловны, а потом семейное несчастие и выезд с семьею на Кавказ прервали мои сношения с князем. Но г-жу Червинскую я предупредил, чтобы она все-таки поостереглась от частных посещений кн. Андроникова. В дальнейшем по мере изложения, я буду касаться, поскольку я знаю, этого вопроса в отношении Андроникова.
Посвятив г-жу Червинскую в наш план и получив от нее согласие, мы с А. Н. Хвостовым убедились из разговоров как с ней, так и с кн. Андрониковым в том, что Распутин действительно близок к ней и что, благодаря массе оказанных ему с ее стороны знаков внимания (подарками, посылками пирогов-тортов, фруктов и проч.), она достигла того, что он ценит ее советы и прислушивается к ее мнению в оценке тех или других лиц, стремящихся к более интимному с ним сближению, за что А. А. Вырубова к ней благоволит.
Как только приехал Распутин, на другой же день в квартире кн. Андроникова был устроен обед, и состоялось наше с ним свидание. Не только я, который к этому времени его недостаточно изучил, и А. Н. Хвостов, который хотя с ним и был знаком с Нижнего-Новгорода, но затем долгий промежуток времени его не видел, но даже Андроников и Червинская были поражены некоторою в нем переменою: в нем было более апломба и уверенности в себе. Из первых же слов Распутин дал понять, что он несколько недоволен тем, что наше назначение состоялось в его отсутствие, и это подчеркнул князю, считая его в том виновным. Затем уже, когда мы возвращались с А. Н. Хвостовым от князя, мне Алексей Николаевич сказал, что этого именно он и хотел, почему кн. Андроников и принял все к этому меры. Кн. Андроников предчувствовал, что это обстоятельство Распутину не понравится; будучи к этому подготовленным, он довольно умело отпарировал этот упрек, как бы не поняв его, особо трогательным приемом, изъявлением чувства радости по случаю его приезда и благодарности за его поддержку в нашем назначении, — дал понять Распутину, что и он и мы особо это ценим и не забудем, что его приезд именно теперь, на первых шагах нашего вступления в должность и его советы и поддержка во дворце сразу нас поставят на правильный путь и охранят от ошибок, которые могут быть неблагоприятно учтены наверху и т. п., сейчас же, пригласив к столу, начал усиленно потчевать его, подчеркивая особое к нему внимание и уважение.
Мало-по-малу первая неловкость и шероховатость встречи исчезли, Распутин оживился, и незаметно беседа наладилась… Из разговоров за столом мне стало ясно, что наши назначения Распутину были известны и что он против нас ничего теперь не имеет, но что он, видимо, хотел, чтобы мы получили назначение как бы из его рук. Затем, поздравляя нас и уже искренно, судя по тону его, желая нам служебных успехов, Распутин все-таки не преминул упрекнуть А. Н. Хвостова в том, что когда он к нему приезжал еще в Нижний-Новгород, чтобы его посмотреть, то Хвостов даже не дал ему поесть, а у него, Распутина, в кармане тогда было всего 3 рубля; при этом добавил, что напрасно Хвостов тогда (это было после убийства П. А. Столыпина в Киеве) с ним не вошел в близкие сношения, так как его тогда посылал государь «посмотреть на Хвостова» и тот давно уже мог бы быть министром. А. Н. Хвостов ответил, что он не знал обо всем этом и что ему, Распутину, следовало бы прямо сказать о своем тогдашнем материальном затруднении и что, конечно, этого теперь не будет, и перевел разговор на прием его, Хвостова, государыней и государем и добавил, что теперь Распутин может быть спокойным в смысле охраны его.
Тут Распутин уже мне высказал упрек за прошлое соглядатайство за ним и сообщил, что об этом ему говорил сам царь, и упомянул почему-то о 30 сыщиках, которых я за ним поставил в свое время для наблюдения (их в действительности было гораздо меньше — не больше 8–10 человек). Я на это Распутину возразил, что все-таки при мне не было на него покушения, потому что я наблюдал и за ним и за Илиодором, устроившим при ген. Джунковском на него покушение, и сразу перевел его внимание на последнего. Это отвлекло Распутина от разговоров обо мне, но сразу из перемены его тона, выражения глаз, лица и нервности можно было видеть, что это человек, не способный забывать наносимых ему ударов. Тогда Распутин рассказал об «обиде», ему причиненной Джунковским жалобой на его поведение в Москве; добродушно сознался, что был грех (но в чем именно не сказал, я понял, что в опьянении), но затем уже гневно закончил словами: «Я ему этого не прощу». Пользуясь таким настроением Распутина я ему рассказал неизвестный ему еще в ту пору факт выпуска заграницу гражданской жены Илиодора с архивом последнего вследствие того, что, несмотря на донесение и несколько телеграмм в департамент полиции от начальника саратовского управления полк. Комиссарова (который имел близкую к жене Илиодора агентуру) и саратовского губернатора на имя Джунковского с просьбой о разрешении задержать и обыскать жену Илиодора, с указанием времени ее отъезда, разрешение было дано тогда, когда она уже выехала и благополучно проехала границу. Это Распутина сразу ко мне расположило тем более, что я провел в рассказе ту мысль, что в архиве могли быть и остальные письма, касающиеся близких Распутину лиц, и материал о нем. Это имело свое значение в будущем, так как об этом я затем подтвердил и А. А. Вырубовой. О Джунковском, как о человеке не правых убеждений, сказал тут же несколько слов и А. Н. Хвостов. Затем зашла речь о Самарине и о владыке Варнаве и, действительно, предположения епископа Варнавы оказались правильными, так как Распутин сразу принял сторону Варнавы и распалился против Самарина, которого никто из нас не защищал, а, наоборот, мы старались оттенить, что это человек, близкий августейшей сестре государыни, отнюдь не сторонник государыни и личный враг его, Распутина. Но разговор особенно не муссировали, чтобы не внедрить в Распутина мысль о заместителе Самарина, а больше говорили о том, как бы сгладить в синоде происшедшие осложнения в деле открытия мощей в Тобольске.
Затем когда перешли в гостиную, я оставил Распутина с А. Н. Хвостовым и, пройдя с князем Андрониковым в кабинет, передал князю 1.500 рублей, из которых он при мне взял несколько сотенных бумажек (не припомню сколько: не то — три, не то пять) и, когда я вышел в залу, он вызвал Распутина в кабинет, а затем отвел его в свою спальню и там их ему отдал; они сейчас же вышли, и Распутин, я видел, засовывал деньги в карман.
Спальня князя помещалась рядом с кабинетом, и в ней в правом углу, кроме висевших икон, стояло большое распятие; здесь у князя, при возвращении А. Н. Хвостова с первого всеподданнейшего доклада, когда он докладывал обо мне и когда я его сопровождал в автомобиле в Царское Село, по случаю назначения было отслужено первое молебствие. Это было настояние князя, для нас неожиданное; заехали же мы к нему потому, что князь об этом накануне нас просил; молебствие служил случайно в ту пору находившийся у князя архимандрит Августин, прибывший за новостями от владыки Варнавы из Москвы и привезший тогда от владыки прошение в синод с свидетельством о болезни и с просьбой об отпуске.
Распутин после обеда уехал, расцеловавшись со всеми нами, а мы остались, чтобы обменяться впечатлениями от свидания с ним, не особенно всех нас удовлетворявшего. Из свидания мы вынесли убеждение о трудности, без соответствующей подготовки почвы, проведения при нем намеченной уже на пост обер-прокурора св. синода кандидатуры свойственника А. Н. Хвостова директора департамента общих дел Волжина[*]. Князь против этой кандидатуры ничего не имел, потому что А. Н. Хвостов обещал князю не только оставление его в ведомстве св. синода, но и установление хороших отношений между ним и Волжиным.
