Николай Жогин - По следам преступлений
— Теперь покажите, — попросила Екатерина Семеновна Карасеву, — где вы наблюдали все происшедшее. С какой точки?
Карасева привела всех участников следственного эксперимента на обочину дороги, где застали ее те роковые секунды и где все это произошло. Измерили расстояние: пятьдесят один метр.
— Значит, не десять метров, как вы ранее показывали, а пятьдесят один, — заметила следователь.
— Я ошиблась. Мне так показалось.
И эти новые данные, весьма важные, были занесены в протокол.
На другой день к следователю пришел средних лет мужчина в спецодежде, в кирзовых сапогах.
Я по газетной заметке, — начал он несколько смущенно.
— Садитесь, пожалуйста. Вы очевидец происшествия?
— Не совсем. Но кое-что могу сообщить.
— Рассказывайте.
— Был я на похоронах. Да, мальчика. Там были женщины. И вот одна из них говорила, будто ее сын был в тот момент вместе с погибшим мальчиком и видел все своими глазами. Адрес? Да, я записал, я их знаю. — Он протянул следователю аккуратно сложенный листок из блокнота.
— Обязательно проверю. Спасибо за сообщение.
Следователю без труда удалось разыскать этого мальчика. Это Славик Доценко, ученик пятого класса. Екатерина Семеновна пригласила его в прокуратуру вместе с матерью.
— Ну, как ты учишься? — спросила она.
— Он у меня отличник, — похвалилась мать.
— Молодец! Ну расскажи, Славик, как все произошло тогда с Витей.
Беседа затянулась. Выяснилось, что Славик действительно видел, как Витя попал под машину. Но оказывается, и он, как и Карасева, стоял в это время на другой стороне улицы. И тоже не заметил, откуда начал бежать Витя…
Вечером в кабинет следователя вошла уже немолодая женщина со свернутой газетой.
— Заметку вы писали? — сразу начала она разговор. — Вот я за этим и пришла. Я ведь, милая, тоже видела это ужасное происшествие. Не меня ли вы ищете? Тогда со мной совсем плохо было, я, я…
— Да вы садитесь. Давайте для начала познакомимся, — успокоила ее следователь.
— Фамилия моя Сохаль, Мария Михайловна, — сказала вошедшая, тяжело опускаясь на стул.
Две женщины быстро разговорились. Да, это она, Сохаль, как раз и видела из салона автобуса, как мальчишка попал под машину, и от страха тогда вскрикнула.
— А вот вы не заметили, откуда мальчик начал бежать?
— Нет, милая. Я же вам говорила. Могу повторить… Только уж когда он попал…
Дни шли. Основной вопрос следствия — мог ли Сорокин видеть мальчика, стоявшего на обочине дороги до того, как он побежал, — пока что Голосовой не удалось установить.
В кабинете зазвонил телефон. Екатерина Семеновна подняла трубку.
— Мне бы следователя Голосову, — услышала она незнакомый мужской голос.
— Я слушаю.
— Вы написали заметку «Кто виноват?»?
— Да. Вы очевидец?
— В какой-то степени — да. Я учитель.
— В таком случае очень прошу вас зайти. После уроков? Можно. Какая школа? Тридцать пятая? Жду-
Встречи с учителем Екатерина Семеновна действительно очень ждала. Ведь тридцать пятая школа расположена как раз там. Вечером Николай Сергеевич Табаков был в кабинете следователя.
— Был первый день весенних школьных каникул, — начал он свой рассказ, — с учениками восьмого класса «А» мы приводили в порядок наш кабинет математики. Я веду математику в школе. Девочки мыли стекла с внешней стороны, со стороны улицы. В это время я смотрел в окно. То, что написано в газете, произошло на моих глазах.
— Ну, ну, рассказывайте.
— Из боковой улицы выходил автобус двадцать восьмого маршрута. Из-за автобуса, вернее с левой стороны его, выскочил мальчик, чтобы перебежать улицу. Смотрю, из города идет большой самосвал, которого, думаю, мальчик не видел и выбежал прямо к этой машине. Правда, шофер повернул машину вправо, но избежать наезда, по-моему, он уже не мог.
— А мог ли видеть водитель самосвала мальчика, когда он выбежал из-за автобуса?
— Думаю, что нет. Ведь все это произошло мгновенно. Мальчика задавило не передним колесом, а задним левым. Мы с девочками сразу выбежали на улицу. Еще никого там не было. В руках мальчика были зажаты деньги.
Две девочки, допрошенные следователем, тоже подтвердили, что мальчик выбежал из-за автобуса и, стало быть, водитель самосвала видеть его не мог.
Екатерина Семеновна не поленилась, еще раз выехала на место происшествия с учителем Николаем Сергеевичем Табаковым. Ее интересовало, какая же была видимая зона для водителя при указанной Табаковым и его ученицами ситуации. Измерили. Максимум шесть-семь метров. Слишком мало для точной реакции водителя. А что скажет на этот счет судебная дорожно-транспортная экспертиза? Следователь запросила ее мнение. Тщательно изучив материалы следствия, эксперт пришел к выводу, что водитель Сорокин ехал с дозволенной скоростью. Если мальчик перебегал проезжую часть дороги со скоростью от 2,3 до 4,0 метра в секунду и пробежал в видимой зоне водителя шесть-семь метров, то водитель, безусловно, не имел технической возможности предотвратить наезд. Повернуть автомобиль даже при скорости движения двадцать километров в час на расстоянии двух-трех метров невозможно.
Быстро пробежала Екатерина Семеновна заключение эксперта.
— Так я и думала! — вскрикнула она от неожиданности. — Сорокин не мог, не мог при всем желании предотвратить аварию. Рано оборвалась жизнь Вити. В этом виноваты прежде всего мы сами, взрослые. Мы не сумели довести до его сознания элементарные правила поведения детей на улице. Безусловно, виноват и он сам, опрометчиво решив перебегать улицу перед самой автомашиной. Но что делать? Это случилось…
Екатерина Семеновна буквально вбежала в кабинет прокурора.
— Следствие по делу Сорокина закончила, — сказала она. — Он не виноват.
— Ну, докладывайте.
Внимательно выслушав обстоятельный доклад следователя, Николай Федорович сказал:
— Согласен. Выносите постановление о прекращении дела за отсутствием в действиях Сорокина состава преступления, — а потом, не скупясь на похвалы, добавил: — Молодец!..
Сегодня Сорокин после долгого перерыва снова сел за руль своего самосвала. Его доброе имя восстановлено.
Но не менее счастлив и тот, кто своим кропотливым, упорным трудом вернул свободу невиновному.
ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ, ВЫБРОШЕННЫХ ИЗ ЖИЗНИ
Мастер остановился около Владимира.
— Яхнов, зайди в заводоуправление. Прямо сейчас.
Он вздрогнул, услыхав свою фамилию. Выключил станок, на ходу отряхиваясь от прилипших стружек, зашагал к выходу.
— Вас вызывают в прокуратуру, — сказала ему секретарша директора, подавая повестку.
— Это еще зачем? — грубовато спросил он.
— Этого я не знаю. — Секретарша усмехнулась. — Во всяком случае, не за премией…
И вот Яхнов перед прокурором Бауманского района Казани Сергеевым. Почувствовав на себе пристальный взгляд, он развел руками.
— Это вы по поводу инцидента в магазине? Да не было ничего. Кто-то разбил там окно, а свалили на меня. Ошибка какая-то. Поверьте, я не виноват…
И тут взгляд его упал на светло-коричневую папку, лежавшую на столе прокурора. На обложке чернилами выведено: «Яхнов Владимир Иванович». Вот как! Значит, оно еще не направлено в суд? Зачем же тогда его вызвали в прокуратуру?
Прокурор перелистывал уголовное дело, уточнял отдельные детали, а сам незаметно наблюдал за сидевшим перед ним человеком. По данным, записанным в деле, ему двадцать восемь. На вид — все сорок. Морщины, мешки под глазами, седые виски. Усталые, беспокойные глаза.
Скажите, Яхнов, значит, это не вы разбили витрину в продовольственном магазине и взяли две бутылки водки и бутылку портвейна?
Глаза собеседника бесцельно блуждали по противоположной стене.
— Поверьте, гражданин прокурор, я теперь этим не занимаюсь. С прошлым все кончено. Я же рабочий человек. Признаюсь, выпил с получки… Действительно, был около магазина. Но преступления я не совершал.
Глядя на этого худощавого, даже болезненного, рано постаревшего человека, прокурор думал:
«Собственно, почему он так упорно отпирается? Он же не новичок, прекрасно понимает, что доказательства кражи неопровержимы. И в то же время видно, что проснулась совесть: глаз-то не может поднять. Чего же он добивается? Просто хочет остаться на свободе? Или всерьез решил жить честно?»
Арсентий Николаевич снова перелистывает дело, из которого видно, что Яхнов — любитель легкой жизни, нечестной наживы. Был неоднократно судим. Только в начале сентября досрочно освободился, а уже в ноябре — новое преступление. Стало быть, не извлек никакого урока из великодушия советского закона.
Кажется, все ясно. Прокурору остается написать на обвинительном заключении: «Утверждаю», — поставить свою подпись, и дело пойдет в суд. Все совершенно законно. А прокурор как раз и стоит на страже законности и правопорядка.
