Николай Жогин - По следам преступлений
Следователь не раз склонялся над детальной схемой места дорожного происшествия, внимательно рассматривал фотографии, сравнивал, размышлял. Наезд совершен в районе школ тридцать пятой и тринадцатой, в зоне действия знака «Дети». «Стало быть, — резонно рассуждал Шумилов, — Сорокин не снизил скорость движения до предела, обеспечивающего полную безопасность движения. А раз так — вина его бесспорна. Знак — закон для водителя, и он его нарушил в тот раз».
Следователь снова вызвал Сорокина на допрос. Как он изменился за эти дни! Осунулся, постарел, глаза глубоко впали, резче проступали скулы.
Сегодня Шумилов объявил постановление о привлечении Сорокина И. К. в качестве обвиняемого по статье 211 часть 2 Уголовного кодекса РСФСР. Под постановлением дрожащей рукой Сорокин вывел подпись.
— Виноват я, гражданин следователь, виноват, — говорит Сорокин, тяжело дыша. Здесь, в кабинете следователя, он чувствовал себя словно рыба, выброшенная на берег. Судорожным движением расстегнул он куртку, рукой вытер взмокший лоб.
— Вы нарушили параграф четвертый Правил движения, — говорит следователь. — Вы оказались в то время невнимательны к окружающей обстановке.
— Да, да, — только и отвечает Сорокин.
— Вы не выполнили предписания дорожных знаков.
— Да, да…
— Не выбрали скорость движения с учетом конкретных условий, не обратили внимания на дорожный знак «Дети».
— Да, да…
— Следовательно, вы нарушили параграфы второй, тридцать второй, тридцать третий, сто пятьдесят четвертый и первый тех же Правил.
Что сказать Сорокину в свое оправдание? Ровным счетом нечего. Он молчит. Доводы следователя кажутся ему убедительными. Да и как быть иначе? Ведь это он, именно он сбил мальчика…
Шумилов решил вынести это дело на обсуждение коллектива автоколонны. В целях профилактики преступлений юристы практикуют такие меры. Встречи в кабинете следователя лицом к лицу со свидетелями для Сорокина, безусловно, были нелегки. Но самое страшное, самое тяжкое, оказывается, было еще впереди.
Собрание состоялось в просторном красном уголке автоколонны. И хотя это был еще не суд, Сорокин сидел один в первом ряду, у самой стены. Один. А на него устремлены взгляды всех его товарищей. Они ждут, что он скажет, как объяснит, каким образом он, опытный водитель, мог совершить такую непоправимую, тяжелую ошибку.
Следователь обстоятельно доложил дело.
— Пусть сам расскажет, как задавил ребенка, — послышался чей-то голос из зала.
Сорокин тяжело поднялся, медленно повернулся к залу. Но поднять головы так и не посмел. Что мог сказать он этим людям, которые хорошо знают, во что иной раз обходится ошибка водителя.
Он, не глядя в зал, мог бы назвать тех, у кого из сидящих здесь растут такие же мальчишки. А у иных уже и внуки. Что мог он им сказать?
— Виноват я перед вами…
В зале повисло долгое, тягостное молчание. Первым взял слово водитель Масляев.
— Поступку Сорокина, вернее, преступлению нет и не может быть ни оправдания, ни снисхождения. Я предлагаю послать в суд нашего представителя — общественного обвинителя.
Потом выступать начали один за другим: технорук Мальцев, старший механик Дадонов, водители Старцев, Бирюков, начальник автоколонны Прохоров. И все говорили одно: виноват, пусть суд накажет по всей строгости.
Конечно, ничего другого Сорокин и не рассчитывал услышать. И все-таки было очень больно — ведь говорили не враги, не посторонние люди, его товарищи, друзья.
— Я внимательно выслушал следователя, — сказал водитель Бусенко, — подумал вот о чем: на месте происшествия тормозного пути вообще не было. При таком положении наезд неизбежен. Даже если бы Сорокин ехал со скоростью пять-десять километров в час. Почему? Потому что мальчик совершенно неожиданно для водителя оказался перед самой машиной в опасной зоне. И все-таки Сорокин, а мы все его знаем как очень опытного и трезвого человека, прямого наезда избежал. Наезд произошел уже при повороте, когда были приняты меры, чтобы избежать аварии. А вот почему он не заметил ребенка на обочине дороги, я сказать не могу.
Зал загудел неодобрительно. Какие же то меры, если человека-то нет? Зачем выгораживать? Вообще выступлению Бусенко решили не придавать значения. Но именно на него впоследствии обратила свое внимание Екатерина Семеновна.
…Приобщив к делу протокол общего собрания, Шумилов представил дело прокурору. А прокурор, как уже было сказано, так и не решился поставить свою подпись, а поручил провести дополнительное расследование.
Тщательно изучила Екатерина Семеновна все обстоятельства. И после долгих размышлений она пришла к выводу, что все же следствие проведено односторонне, явно с обвинительным уклоном. И что все-таки следователя сомнения мучили мало. Прокурор прав. Безусловно, дело нужно доследовать. Доследовать, а как, каким образом? Времени прошло много.
Прокурор предлагает попытаться разыскать очевидцев происшествия. Тех, кто видел весь путь движения мальчика. Днем, на оживленной улице города, разумеется, должны быть люди. Но как их найти спустя два месяца?
Воспользоваться услугами работников милиции? Стоит попытаться. Следователь поручил начальнику отдела милиции в районе дорожного происшествия сделать поквартирный обход близлежащих домов. Может быть, таким образом удастся установить очевидцев. Увы, результаты были малоутешительны. И снова поиски, снова раздумья.
Вот Екатерина Семеновна стремительно зашла в кабинет прокурора.
— Я вот о чем думаю, — начала она с ходу, — не попытаться ли нам поискать очевидцев аварии с помощью нашей газеты?
— Пожалуй, это идея, — согласился прокурор. — Вы напишите коротенькую заметочку, а я позвоню редактору, попрошу напечатать.
Через несколько дней в областной газете под рубрикой «Происшествия» появилась крохотная заметка следователя «Кто виноват?». Буквально в несколько строк. В ней сообщалось, что многотонный МАЗ-205 сшиб десятилетнего мальчика Витю Костина. Трагедия произошла на глазах очевидцев. Но свидетели почему-то не захотели назвать себя. Между тем только их показания могут помочь установить обстоятельства дела, установить истину.
Водитель самосвала Иван Сорокин находится под следствием, говорилось далее. Следственные органы надеются, что очевидцы придут в прокуратуру района, чтобы сообщить все, что им известно по делу.
Под заметкой стояла подпись следователя. Аналогичное сообщение было напечатано и в заводской многотиражке самого крупного в городе предприятия, расположенного как раз в этом районе.
Из всех свидетелей, проходивших по делу, Екатерину Семеновну больше всего интересовала Карасева. Та самая Карасева, которая стояла на тротуаре и видела момент аварии. Ее адрес в деле был, и найти ее не составило труда. Вместе с ней Екатерина Семеновна выехала на место происшествия.
— Мы с вами сейчас проведем следственный эксперимент, — объяснила она группе людей, окруживших ее. — Вы, товарищ Колокольников, на своем МАЗе трижды проедете перед Еленой Ивановной Карасевой на разных скоростях. А вы, Елена Ивановна, должны будете нам сказать, с какой примерно скоростью ехал тогда Сорокин.
Екатерина Семеновна подошла к кабине огромного МАЗа и предложила водителю Колокольникову сначала проехать со скоростью тридцать, потом двадцать пять и, наконец, двадцать километров в час. Ничего этого Кара-сева не слышала. Один из понятых сел в кабину самосвала рядом с водителем. Вместе с другим понятым следователь осталась около Карасевой на обочине дороги.
Колокольников трижды, как ему было предложено, провел свой МАЗ мимо Карасевой.
— Как по-вашему, Елена Ивановна, с какой скоростью ехал Сорокин? — спросила Голосова. Карасева ответила не сразу. Она внимательно следила за проезжавшим мимо МАЗом и вспоминала, как было тогда, два месяца назад.
— Я думаю, товарищ следователь, Сорокин ехал вот так же, как ехал сейчас перед нами шофер последний раз.
— Значит, двадцать километров в час?
— Этого я не знаю, какая там скорость. Только ехал он вот так, как последний раз.
Все это было зафиксировано в протоколе. Теперь следователю предстояло установить, с какой скоростью бежал мальчик через проезжую часть улицы. Ее ширина десять метров.
Екатерина Семеновна с теми же людьми, участвовавшими в эксперименте, пошла в школьный двор. Там следователь отмерила расстояние в десять метров и предложила мальчику, напоминавшему и по росту и по телосложению Витю Костина, пробежать три раза сначала медленно, а потом быстрее и еще быстрее. Первый раз мальчик пробежал это расстояние за 4,2 секунды, второй раз — за 4,0, а третий — за 2,3 секунды. Карасева показала, что Витя бежал примерно так, как бежал этот мальчик в третий раз.
— Теперь покажите, — попросила Екатерина Семеновна Карасеву, — где вы наблюдали все происшедшее. С какой точки?
