Анна Ковалова - Довлатов
Шесть часов езды — и ты попадаешь в Пушкинские Горы, совершенно изолированное от Москвы и Ленинграда пространство. Рядом с фальшивым и конъюнктурным Заповедником в сознании советского человека всегда существовал Заповедник другой. «Пушкин! Тайную свободу пели мы вослед тебе!» — эти блоковские строчки тогда понимали. Пушкинистика в моде как некое тайное знание. О Пушкине пишут Булат Окуджава, Юрий Казаков, Андрей Битов. Пушкинские Горы в это время — то магическое пространство, где полузабытые идеалы любви и внутренней свободы обретают свой подлинный смысл. И уже неважно, сколько раз горел несчастный Дом-музей, чей именно портрет висит в Петровском и много ли среди экспонатов личных вещей поэта. Заповедник — залог чести и вольнодумной твердости, священное воспоминание о прекрасной пушкинской эпохе.
Уже который год здесь находят пристанище разочарованные идеалисты, неудачливые циники, непризнанные таланты — те, кого отвергла большая советская земля. Среди них — ищущий заработка ленинградский журналист Сергей Довлатов.
Глава 6
Заповедник
Действующие лица:
Яков Аркадьевич Гордин, писатель
Людмила Павловна Тихонова, заместитель директора Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское» по экскурсионной и туроператорской работе
Наталья Николаевна Антонова, тележурналист, в середине 1970-х гг. — сотрудник Ленинградского экскурсионного бюро
Виктор Григорьевич Никифоров, начальник историко-краеведческого отдела Государственного музея А. С. Пушкина «Михайловское»
Людмила Николаевна Кравец, глава турфирмы «Элефант-тур», в 1970-е гг. — методист Пушкиногорского экскурсионного бюро
Владимир Васильевич Герасимов, историк
Яков Гордин:
Я невольно оказался инициатором экспансии целой группы молодых интеллектуалов в те края. Я вырос в Пушкинских Горах, там работал мой отец. Одно лето я сам проработал экскурсоводом в Заповеднике. Я знал, что умные начитанные люди на турбазе требуются и могут там хорошо заработать. За месяц работы в Пушкинских Горах можно было получить более двухсот рублей — это было очень прилично. Столько зарабатывал кандидат наук у себя в НИИ, а в Заповеднике не требовалось ни степени, ни высшего образования. Это вариант сугубо временный и условный, чем-то похожий на наши геологические экспедиции. Конечно, от советской власти уйти было нельзя, но на какое-то время устраниться от нее удавалось. Вместо рутинной городской жизни — красота, природа, поселяне. Для интеллигентного молодого человека было достаточно прочитать две-три книги, чтобы стать экскурсоводом.
Несколько лет наши друзья ездили туда на лето, на заработки. Думаю, это был хороший период в жизни Сережи, несмотря на все сложности. К тому же это дало ему возможность написать книгу «Заповедник».
Я опустился на пологую скамейку. Вынул ручку и блокнот. Через минуту записал:
Любимая, я в Пушкинских Горах,
Здесь без тебя — уныние и скука,
Брожу по заповеднику, как сука.
И душу мне терзает жуткий страх…
И так далее.
Мои стихи несколько опережали действительность. До Пушкинских Гор оставалось километров сто.
(Сергей Довлатов, «Заповедник»)Людмила Тихонова:
Еще совсем юной, восторженной девушкой я встретила в Пушкинских Горах этого высокого человека с печальными глазами. Конечно, на него нельзя было не обратить внимания, тем более что тогда в Заповеднике к экскурсоводам из Ленинграда было особое отношение. Петербуржцы, такие как Сережа, Андрей Арьев и Володя Герасимов, в Заповеднике спасались. Для них это была отдушина. Здесь они могли отдохнуть от всего того, что их не устраивало в советской жизни. Это было чуть ли не единственное место во всей стране, где такие люди, как они, могли работать творчески и получать при этом приличные деньги. Довлатов приезжал сюда еще и как писатель. Он приезжал не экскурсии водить, а набираться впечатлений.
…В ста километрах к юго-востоку от Пскова, на автостраде Ленинград-Киев, стоит старинная русская деревенька Новгородка, от которой влево убегает асфальтовая лента шоссе. И уже отсюда, за два десятка километров, в ясную погоду видна впереди гряда лесистых холмов. На самом высоком из них, на темном фоне хвойных лесов, отчетливо выделяется белокаменный Успенский собор Святогорского монастыря, у стен которого похоронен Пушкин. А неподалеку, в двух-трех километрах друг от друга, знаменитые усадьбы Михайловское и Тригорское, ганнибаловская вотчина Петровское, древние городовища Воронич и Савкина Горка. Сегодня все эти места, овеянные гением поэта, составляют Пушкинский Государственный Заповедник.
(Бозырев В. По Пушкинскому заповеднику. Путеводитель. М., 1970. С. 3)
Наталья Антонова:
Я впервые увидела его, когда вела экскурсию по Пушкинским Горам. Для меня это было в первый раз, поэтому я очень волновалась. Ко мне подошел организатор экскурсии и сказал: «Наташа, у нас есть в автобусе свободное место, поэтому с вами поедет известный петербургский писатель Сергей Довлатов». Конечно, это было для меня ударом. Вдруг я увидела, что на меня надвигается мужчина огромного роста, с черными волосами, черными глазами, в черной куртке, — черный человек. Я залепетала: «Вы знаете, я в первый раз. Может быть, я еще не совсем хорошо все могу изложить о Пушкине». Он мне ответил снисходительно: «Не волнуйтесь. Я сам ничего не знаю о Пушкине. Я темен, как Ганнибал». В Луге я его спросила: «Ну как?» Довлатов ответил: «Вы знаете, я ничего не слышал. У меня такие беруши хорошие, я читал французский роман на последнем сидении».
— Можно задать один вопрос? Какие экспонаты музея — подлинные?
— Разве это важно?
— Мне кажется — да. Ведь музей — не театр.
— Здесь все подлинное. Река, холмы, деревья — сверстники Пушкина. Его собеседники и друзья. Вся удивительная природа здешних мест…
(Сергей Довлатов, «Заповедник»)Вот последний поворот дороги — и внезапно перед глазами открывается широкая зеленая поляна, окаймленная с трех сторон сосновым бором и березовыми рощами, а с четвертой замыкающаяся семьей полуторастолетних лип. На одной из них гнездятся аисты — потомки тех, которые вили здесь гнезда при Пушкине.
(Бозырев В. По Пушкинскому заповеднику. Путеводитель. М., 1970. С. 3)
Виктор Никифоров:
Мы познакомились дождливым вечером, когда я ждал на турбазе группу туристов, которая почему-то никак не приезжала. Я услышал в соседней комнате, которую занимало Пушкиногорское экскурсионное бюро, оживленные разговоры и громкий смех. Мне стало интересно, что там происходит, и я вошел. Вижу: сидят наши экскурсоводы, а среди них — высокий чернявый человек, похожий, как мне тогда показалось, на грузина. Он вынимал разные вещи из своего чемодана и рассказывал, что с ними у него связано. Вот носок у него непарный, приобрел его там-то, вот рубашка без нескольких пуговиц. Он показывал, что нажил, работая в журнале «Костер». Все смеялись его шуткам. На следующий день я узнал, что этот человек — новый экскурсовод из Ленинграда Сергей Довлатов. И только через много лет я понял, что маленькое представление, которое он разыграл для нас в Пушкинских Горах, было своеобразной репетицией к написанию его знаменитой повести под названием «Чемодан».
Людмила Кравец:
Сережу привез в Заповедник Арьев, он устраивал его с трудом. Довлатов работал не в самом Заповеднике, а в Пушкиногорском экскурсионном бюро, во главе которого стоял Александр Николаевич Иванов. Он был рад приютить ленинградских интеллигентов. Они были умницы. Особенной популярностью в Пушкинских Горах пользовался Арьев, которого называли «князь Андрей» за изысканность его речи. Володя Герасимов был тоже очень популярен. Не будучи в состоянии выговорить ни одной буквы алфавита (у него не очень хорошая дикция), он произносил монологи, которые можно было слушать часами. На Сережу мы, восторженные провинциальные барышни, обращали меньше внимания, да и сам он всегда держался чуть в стороне.
— Да какая разница — Ганнибал, Закомельский… Туристы желают видеть Ганнибала. Они за это деньги платят. На фига им Закомельский?! Вот наш директор и повесил Ганнибала… Точнее, Закомельского под видом Ганнибала. А какому-то деятелю не понравилось… Простите, вы женаты?
Галина Александровна произнесла эту фразу внезапно и, я бы сказал — застенчиво.
