Станислав Куняев - Жрецы и жертвы Холокоста. Кровавые язвы мировой истории
18.5.1999 г. «Не понимая многого в происхождении антисемитизма, я начинал соглашаться с евреями, что он — от зависти «гоев» к евреям, к их «успехам» везде. Да и в Израиль ехал на родину историческую в радости и вдруг почуял зло к России (вот и она сейчас на себе тоже почувствовала еврейское отношение к добру, святости, чести, долгу, человечности).
Пережить шесть миллионов, галута, погромы и до сих пор распинать Христа воскресшего теперь уже языками: ЕШУ — начальные буквы проклятия «Исчезнет имя его и память о нём». Нет во мне зла. Но есть отвращение к их жизни, к всесилию временному. Невозможно не придти соблазнам, но «горе тому, через кого они приходят — лучше бы тому не родиться» (Св. Лука? 1-17).
Как ясновидец Божий, подполковник в ОВИРе, в Москве за Центральным телеграфом на улочке сказал мне: «Вы наш, и ещё вспомните слова мои»[11].
15.11.1999 г. «С. Ю.! Как хорошо быть братьями вместе. Единомыслие — не от диктатуры, а от неба — Бога, совесть. «Совестный человек даже кошки стыдится» (А. П. Чехов). И вспомнил его «Жидовку», рассказ, как она (жидовка) бесстыдно сексуально выманивала деньги у православного человека» <…>
Вчера лишь узнал, на ком и когда (уж как 4 года) женился сын мой. Он вышел от меня, но он не мой. «Они вышли от нас, но были не наши». Отец его матери подполковник, жид, комиссар Танкелевич Зундл вёз в секретном вагоне жида Якира из Киева на Лубянку, на расстрел, и его дочка меня сразу в Израиле оставила. Но Христос спасает меня».
12.7.2002 г. «Как сказал немецкий писатель Авраки: взбесили Германию (немцев), а теперь и арабов. Уникальная склонность ко злу. <…> Как я благодарен Христу, что оторвал меня от зла. Ведь я точно знаю, что никакие университеты в Нью-Йорке или Москве не дали бы мне то, что Христос дал».
2.9.2002 г. «Более 20 лет не общались мы с женою. По её просьбе ко мне развелись, т. к. ей тайно, но точно объяснили: если не разведётся со мною и детей от меня не удалит, то им будет «ужасно жить» в Израиле, так как я начал открыто исповедовать христианство. Жена мне объяснила, что если я люблю детей, то ради них мы разойдёмся, и я тихо как бы умру, не буду звонить и пытаться их видеть <…> «Стыдно просить у Лукашенко убежища в Белоруссии. Кому я нужен в 68 лет, но я люблю его и восхищаюсь им».
«Когда я показал свидетельство о моём Крещении владыкой Марком в. р Иордане, он (сослуживец — Ст. К.) быстренько постучал (поклевал, как воробей) по компьютеру и торжественно сказал: в Израиле ты числишься евреем. а эта писулька для туалета!»
Однажды Борис позвонил мне и рассказал по телефону почти библейскую историю, случившуюся с ним:
— Ехал я, Станислав Юрьевич, на велосипеде по шоссе, огибающему берег моря. А машины — джипы, мерседесы — мчатся рядом со мной. Одна из них неожиданно издала такой оглушительный звуковой сигнал, что я вильнул рулём, наткнулся на бордюр и вылетел через руль на обочину. Разбился сильно, особенно колени. Встать не могу. Рядом со мной велосипед с помятым колесом. А сверкающие машины мчатся, обгоняют друг друга, и меня как будто никто не видит, никто не останавливается, что делать? — Смотрю, по обочине приближается телега, запряжённая лошадью. В ней сидит араб-палестинец. Я руку поднял. Он остановился. Слез. Подошёл ко мне. Приподнял и посадил на какие-то мешки в телегу. Велосипед мой положил, и в больницу отвёз. Вот так-то. Умер бы я среди иудеев, если бы не бедный феллах-мусульманин».
Ну как тут не вспомнить притчу о самарянине, которую, отвечая на вопрос лукавого законника: «а кто мой ближний?» — рассказал Иисус Христос.
На одного человека напали разбойники, нанесли ему раны и оставили на дороге едва живого. По дороге прошёл мимо раненого священник, «а также один левит»… и никто не остановился, не помог несчастному. Самарянин же (левиты-расисты считали самарян низким и недостойным племенем), проезжая мимо, «сжалился и подошед перевязал ему раны… и привёз его в гостиницу», заплатив за уход за ним. «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам», — спросил Христос законника-левита. И тот вынужден был ему ответить: «тот, кто проявил милосердие».
* * *Из интервью Б. Бернштейна, опубликованного в журнале «Панорама» от 21 декабря 1999 г.:
«Болит у меня душа за Израиль. Пропадём мы, совсем озверели. Повсюду царит злоба. Врачи забыли клятву Гиппократа, только о деньгах и пекутся. А если человек прямой и честный, то заклюют его… Вот уже и дождя небо не даёт. Только кто меня станет слушать?»
* * *В одном из последних писем, видимо, для того, чтобы я понял глубину его одиночества в «хаосе иудейском» (О. Мандельштам), Борис прислал мне два письма архиепископа Сиракузского и Троицкого Лавра, адресованные ему, Борису, в ответ на просьбы о том, где ему в Израиле найти духовную помощь, чтобы не впасть в отчаянье. В первом письме архиепископ Лавр пишет:
«Если Вы бываете в Иерусалиме, то можно зайти в наши обители и поговорить и получить духовную поддержку или от наших батюшек или же поговорить с игуменией Анной в Гефсимании. В Назарете есть священник, православный араб Роман Родван, он говорит неплохо по-русски».
Во втором письме Лавр уже не даёт никаких практических советов, а просто утешает словом удручённого и почти отчаявшегося человека. «Боголюбивый раб Божий Борис!
Спасибо Вам за письмо-весточку, которое я получил. Теперь мы понимаем, что Вам трудно в окружении нехристианского населения. Тем более что там нет поблизости православного храма. Духом не падайте.
На горе Кармил должен быть православный храм, но, вероятно, он закрыт и там теперь нет никого из насельников. Над городом Хайфой имеется католический монастырь, где пещера святого пророка Илии. Мы там во время паломничества останавливаемся и немного осматриваем местность с горы. Там мы были прошлым летом.
Да хранит и благословит Вас Господь!
С любовью о Господе.
† Архиепископ Лавр. 9/22 июня 1993 г.»
* * *После 2002 года от моего православного друга больше не пришло ни одного письма, не раздалось ни одного звонка телефонного… Не знаю, жив ли? А может быть, жестоковыйные психиатры добились своего и упекли несчастного в какую-нибудь тюрьму-лечебницу.
А ежели помер — да примет Господь его мятущуюся душу в Царствие своё. Я же перечитал его письма, и когда с щемящим сердцем обнаружил просьбу — поставить свечку в православном храме, как он просил, за его «окаянную душу», пошёл в древнейшую Калужскую церковь Святого Георгия и совершил всё, о чём просил меня русский еврей и православный человек Борис Бернштейн, мой брат во Христе…
* * *P. S. Иисус Христос шёл на крестные муки, выполняя Высшую волю Бога-Отца и по своей воле. А чью волю выполняли несчастные обманутые овцы стада Израилева? — волю своих лукавых, корыстных и беспощадных жрецов, которые убедили «малых сих», что надо собираться на новые места жительства, ведущие в Освенцим, к Вильнюсскому или Минскому гетто, откуда не было выхода. Жертва этих обманутых овец стада Израилева была рабской и безблагодатной, как в доисторические времена, когда жрецы отбирали у них первенцев и волокли их к жертвенникам грозного и немилосердного Иеговы, жаждущего обонять жирный дым от пожираемых огнём Всесожжения человеческих жертвоприношений. И недаром Борис Бернштейн в своих письмах ко мне так часто вспоминает о предтечах Христа — древних пророках, особенно о судьбе изгнанника и мученика Иеремии. Конечно, легче всего нынешним жрецам было объявить Бернштейна душевнобольным, что, судя по его письмам, делалось не раз, однако и Христу и пророкам левиты и фарисеи ставили такие же диагнозы.
А вот как пишет в нынешней еврейской русскоязычной американской газете «Новое русское слово» (8.12.1989.) о Христе и христанстве некий Израиль Рабинович.
«Казнённый по приказу Губернатора Иудеи Понтия Пилата Христос был, как известно, распят на кресте (так казнили восставших против власти Рима) а не забит до смерти камнями (как поступали с теми, кто был объявлен святотатцем ц лжепророком)».
Здесь каждая фраза пропитана лукавством. Христос восставал не «против власти Рима» (вспомним его знаменитое «Кесарю Кесарево»), а против власти над народом секты фарисеев, возглавляемой Синедрионом, и Пилат, желавший отпустить Христа, после отчаянного спора с фарисеями хотя и дрогнул перед их шантажом, понимал, что, если он помилует «еретика», то фарисеи донесут в Рим, что он «не друг Цезарю», но, «умыв руки», заявил всем, кто его слышал, что он «не повинен в смерти этого человека».