Николай Ефимов - Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций
Берлине: наши войска, охранявшие памятник в Тиргартене, тюрьму Шпандау с известным военным преступником Гессом, Берлинский центр воздушной безопасности, наши так называемые военные миссии связи отдела внешних сношений штаба ГСВГ… Для особого отдела Берлинского гарнизона дислокация объектов обслуживания, а также их разноплановость при наличии постоянного внешнего контроля со стороны противника являлись серьезным обстоятельством.
— Что вы можете сказать о тогдашней оперативной обстановке?
— В 1970-е годы Большой Берлин оставался специфически интересным местом и для нас, и для западных разведок: БНД, ЦРУ, РУМО, английские и французские спецслужбы трудились там активно. Несмотря на «разрядку» — она по тем временам действительно просматривалась, — основные направления разведывательно-подрывной деятельности спецслужб противника были сосредоточены на нашей стране и ее Вооруженных силах. Полумиллионная группировка наших войск в ГСВГ особенно интересовала спецслужбы противника. Противник, в частности, пытался получить информацию о новых видах советского вооружения, поступающих в Группу, — как раз в этот период сюда начали поступать новые ракетные и зенитно-ракетные комплексы и иная интересная техника.
— Вы можете сравнить тогдашнюю оперативную обстановку с той, что была в 1960-е годы? Что изменилось?
— Обстановка изменилась прежде всего в том плане, что активность спецслужб стала просматриваться более реально. Почему? Когда закрыли границу — речь идет о Берлинской стене, растерялась не только БНД, но и американцы с англичанами и французами. Они потеряли связь с агентурой, которая находилась у нас, и буквально год пытались понять, как быть дальше. Потом, разумеется, очухались, стали активно вести работу, в том числе и агентурную. В общем, и тогда, и в последующем, несмотря на все «элементы гласности» и прочие горбачевские идеи, спецслужбы работали очень и очень активно. Хотя внешне мы обнимались.
— Вернемся к 1975 году — вы сказали об активной агентурной работе противника…
— Действительно, Управлением КГБ по ГСВГ — им руководил генерал-лейтенант Иван Лаврентьевич Устинов, были получены сведения о том, что спецслужбы противника осуществляли десятки вербовочных подходов к нашим военнослужащим. Главное внимание уделялось носителям наших военных и государственных секретов, ну и тем офицерам, которые в перспективе могли занять солидные, скажем так, должности в Советской армии. Эти обстоятельства нами были использованы с позиции ряда обслуживаемых объектов.
— Как это понимать?
— Одной из важных задач Управления по ГСВГ являлось проникновение непосредственно в структуры иностранных разведок, действовавших против войск Группы, выяснение их разведывательных планов и замыслов, ну а это можно было достигнуть, конечно же, путем ведения — на нашем языке — «оперативных игр» с противником. В частности, пришлось нам изрядно потрудиться с позиций Берлинского центра воздушной безопасности, который контролировал полеты иностранных, особенно американских, английских, французских, экипажей из ФРГ в Западный Берлин, к своим войскам.
— Кто работал или служил в этом Центре?
— И мы, и западники. Однако специфика объекта состояла в том, что сотрудники Центра от западной стороны представляли в основном спецслужбы — это были официальные сотрудники или их агентура. С нашей же стороны это были вчерашние летчики и механики, а также переводчики английского или французского языка. Специалисты всех четырех сторон — США, Великобритании, Франции и СССР — находились в одном помещении, оборудованном соответствующей авиационной техникой, контролировали обстановку в воздухе, в трех воздушных коридорах. Работали, общались, соответственно — вместе обедали и так далее. Но мы видели, что американцы пытались постепенно увлекать наших специалистов различными подачками, начиная от эротических журналов, немножечко валюты подбрасывали, угощали западным спиртным, по тем временам необычным, ну и прочее… Тем самым они стремились склонить наших офицеров к последующему сотрудничеству на материальной основе.
Когда нам удалось получить информацию о подобном склонении одного из наших специалистов к предательству, это было использовано для оперативной игры с американской разведкой.
— Так что ваша работа была активной и наступательной?
— Конечно. И вот вам еще один тому пример. Интересным с оперативной точки зрения было воссоздание в 1977–1978 годах так называемых миссий связи отдела внешних сношений штаба ГСВГ Западные военные «миссии связи» все время работали очень активно, осуществляя разведывательные поездки в нашу зону. Мне кажется, у них не было буквально минуты свободной: когда, допустим, Фридрихштрассе пересекал американец — оттуда уже шел англичанин. Они перекрывали все полигоны, воинские части, особенно штабы наших дивизий и армий — пытались контролировать и визуально, и технически. Активность была очень большой, несмотря опять-таки на разрядку международной напряженности.
— Чем вы отвечали на эту активность?
— Мы совершали поездки в Западный Берлин, скажем так, оперативными группами — в основном от частей и соединений 20-й общевойсковой армии, но только один-два раза в месяц, в то время как западные «миссионеры» трудились на территории ГДР практически круглосуточно. Вот потому и было принято решение создать подразделение, которое бы на паритетных, так сказать, началах контролировало американские, английские и французские части в Западном Берлине.
— Вы лично принимали участие в его создании?
— Да, Иван Лаврентьевич поставил передо мной задачу в короткие сроки создать такое подразделение и отработать ему соответствующие задачи. Нам пришлось активно поработать со штабом ГСВГ, особенно с его отделом внешних сношений. Подразделение было сформировано, обеспечено всем необходимым и стало выполнять не только политические, но и военные задачи — наши поездки в сектора Западного Берлина тоже проводились почти в круглосуточном режиме и позволили получить определенные положительные результаты. Нам также стало легче контролировать поездки западных военных «миссий связи». Скажу, что наши ребята очень активно потрудились по их контрразведывательному обеспечению.
— И все же у противника были тогда успехи в вербовочной работе по нашим военнослужащим?
— Вопрос, как понимаете, очень сложный. Отвечу так: в тот период разоблачений западной агентуры из советских граждан не было. Хотя попытки вербовки наших военнослужащих со стороны западных спецслужб были. В ответ на это нами организовывались подставы, проводились оперативные игры. Так что надеюсь, что в тот период мы противника переиграли…
— Вы сказали, что среди объектов вашего оперативного обеспечения была и тюрьма Шпандау, где находился в заключении «наци номер два» Рудольф Гесс. Вы туда приезжали?
— Да, один раз был. Естественно — под «легендой» заместителя командира 6-й отдельной мотострелковой бригады, которая несла службу в упомянутой тюрьме. Мы с командиром даже поднимались, наверх, и я смотрел с парапета вниз, где Гесс слегка ковырял что-то лопатой.
— Как там была организована служба охраны?
— В принципе точно так же, как и по другим объектам. Только там караулы были не совместные, а каждый месяц — свои. Первый месяц несли службу американцы, их охранная структура, второй — англичане, потом — мы, потом — французы. В течение этого месяца и начальник тюрьмы был наш, и караул был весь наш — целиком, так же как потом и соответствующие западные. Весь «экипаж» менялся целиком и полностью. Кстати, посты непосредственно с упомянутым преступником не контактировали — контактировал только начальник тюрьмы, назначаемый на месяц. Только непосредственная обслуга там была постоянная, от англичан, насколько я сейчас припоминаю, поскольку в английском секторе.
— Как наши бойцы относились к этой службе?
— Отвечу так: с пониманием. Никаких недоразумений никогда не возникало, служба нормально проходила, каких-то эксцессов не было. Надо — значит, надо, у нас такой принцип был и остается. Я тоже по такому же принципу служил. Поэтому, когда вызвали и сказали: «Хватит руководить, начинайте работать!» — то уехал из Берлина в город Эберсвальде, где стал заместителем начальника Особого отдела 20-й гвардейской общевойсковой армии, а затем — его начальником.
Армия интереснейшая была, и наш особый отдел оперативно обеспечивал стотысячный примерно коллектив. Сосчитайте: две мотострелковые дивизии, в том числе моя родная 19-я, танковая дивизия, ракетная бригада, артиллерийская бригада, зенитно-ракетная бригада, ракетная бригада группового подчинения, зенитно-ракетная бригада группового подчинения, десантно-штурмовая бригада, которую мы тогда начали формировать…
