Мартин Борман - Письма
Однако я принял во внимание состояние нервного возбуждения Г. Г. и сказал ему, что из-за повышенной нервозности он видит все в искаженном виде. Четырехнедельный отпуск – и он поймет и должным образом оценит гигантские достижения фюрера и его непрекращающуюся на протяжении двадцати трех лет борьбу. И если время от времени у всех нас сдают нервы, то нет ничего удивительного, что нечто подобное случается с фюрером, который решает сверхчеловеческие задачи. Он возвышается над нами, как гора Эверест. И даже если он внезапно в приступе гнева уволит нас, мы должны будем испытывать глубочайшую благодарность к нему, нашему дорогому фюреру!
Кроме того, что стоит один выговор против такого количества похвал со стороны фюрера!
Однако в данный момент Гиммлер слишком обижен, и его резкая критика крайне неприятна. Несмотря ни на что, фюрер есть фюрер! Что бы мы делали без него?
С любовью,
твой М. Б.
* * *Герда Борман Мартину Борману
16.01.1943
Дорогой папочка.
Чемодан полностью упакован, и Агнес пытается засунуть в него еще и ботинки. Тетя Анни заштопала твои носки, но я не выворачивала их, чтобы проверить, не пропустила ли она что-нибудь; надеюсь, что все в полном порядке. Вместе с вещами надо, конечно, отправить шинель, если ты собираешься носить свою серую форму в Пуллахе. Но обе твои шинели в Оберзальцберге, и твоя единственная коричневая шинель висит в шкафу в Берлине, подготовленная к 30 января. Ты как-то не подумал о том, что носить в Пуллахе! Не считая этого, все в полном порядке. Хайнер написал тебе письмо в тот же день, но уже после того, как я поехала к тебе, а Анни забыла сказать ему об этом.
До следующего раза, дорогой. Жаль, что я не могу быть с тобой всегда, все время, чтобы заботиться о тебе. Снег не прекращается.
Твоя мамочка.
* * *Герда Борман Мартину Борману
26.01.1943
Милый.
Вчера днем, вернувшись домой, я нашла письмо от фрау Тодт[13].
Я вкладываю ее письмо в свое, посколько оно должно заинтересовать тебя. Дети здоровы и счастливы; Хартмут, Герда и Ева после обеда легли подремать на солнышке. Хайнер вернулся из школы и играет на улице. Гельмут сделал уроки и играет на ковре со своими солдатиками. Айке и Ирма вернутся домой позже. Утром бабушка принимала ванну, и Анни помогала ей. Она перевозбуждается от вечернего купания и долго не может заснуть. В целом у нас все благополучно.
До следующей встречи, будет ли она 30 января или не раньше 24 февраля? В любом случае я уже сейчас жажду встречи с тобой.
Твоя мамочка.
* * *Герда Борман Мартину Борману
5.02.1943
...Фрау Тодт рассказала мне, что первоначально Джост предполагал включить в новую книгу письма ее мужа, готовые к публикации, но она испытывала такое отвращение к первой книге Джоста, что попросила Шпеера[14] поручить книгу кому-нибудь другому.
Сама она понятия не имеет, кто бы мог найти подходящие слова. Она восхищена скульптурным портретом мужа работы Торака. Взглянув на работу Торака, и она, и ее мать сразу поняли: это отец. В скульптуре не было точного портретного сходства, но автор идеально уловил выражение лица отца, когда он рассказывал им с матерью о своих планах, выделяя основные моменты. Торак, конечно, не мог бы пожелать лучшей оценки его работы.
Вальтер уехал в половине седьмого утра. Он был рад повидаться с детьми и посылает тебе наилучшие пожелания. Он теперь первый офицер под командованием капитана Эрдменгера на миноносце фюрера. Бабушка тоже была очень довольна его приездом; Вальтер весь вечер рассказывал нам о Нарвике и Дитле[15], как они ухитрялись действовать, не имея никаких технических ресурсов, о том, какие поломки случались время от времени...
* * *Герда Борман Мартину Борману
Без даты
Звонила Эфи[16].
Ни один американский фильм не может быть выпущен на экран без личного разрешения министра Геббельса. Не мог бы ты позвонить ему в Берлин и попросить по-прежнему присылать фильмы в Бергхоф?
* * *Герда Борман Мартину Борману
Оберзальцберг
10.02.1943
...Интересно, приедут ли сюда Брекеры[17], несмотря на то что Эви не может позировать ему.
* * *Мартин Борман Герде Борман
Ставка фюрера
14.02.1943
Моя дорогая мамочка.
Прошлой ночью, когда я только собирался выйти из-за стола в конце рабочего дня, вошел мой секретарь с известием о воздушной тревоге в Мюнхене.
Позже я собирался написать тебе, чтобы спросить, способна ли ты представить себе мой ужас при известии о положении в Фелдафинге. Я так устал, измучен, опустошен. Можешь представить, в каком я был состоянии? Вот что происходит со мной, когда тебя нет рядом. Большинство людей излучают энергию в определенных пределах, как говорится, в меру своих возможностей, в рамках восьмичасового рабочего дня. У меня более сложная жизнь; те, кто наверху, должны много работать. Если бы я этого не мог, то не был бы там, где нахожусь. По сути, я несу ответственность за всеобщую мобилизацию. Я начал это дело, запустил его в действие и теперь должен проследить, чтобы, с одной стороны, непременно были достигнуты необходимые результаты, и, с другой стороны, чтобы было допущено по возможности меньше грубых ошибок. В результате у меня даже нет времени, чтобы написать несколько личных писем. Я до сих пор не ответил ни на письмо фрау Клюге, ни на поздравление с Рождеством фрау Гейдрих.
В настоящее время я полностью сосредоточен на работе, и моя голова будет занята только важными вопросами до тех пор, пока я не почувствую себя смертельно уставшим. Так что личным письмам придется подождать. Найду ли я сегодня время для них?..
О, моя дорогая мамочка, моя мамочка-девочка, самое лучшее, что у меня есть.
Твой любящий М. Б.
* * *Мартин Борман Герде Борман
Ставка фюрера
16.02.1943
Моя дорогая мамочка-девочка.
Уже сегодня (видишь, какой я прилежный!) ты получишь следующее письмо. Но в этот раз я пишу не только для того, чтобы сообщить, что ты лучшая из всех известных мне женщин, но и в силу более веских, безотлагательных причин. Несмотря на сильное сокращение нашей линии фронта, вызванной отступлением, наш южный сектор ни в коем случае не является «фронтом»; имеющиеся у нас огромные площади пока еще не прикрыты. Фюрер движется в направлении к фронту. Завтра утром он вылетает туда с небольшим эскортом доверенных лиц. Остальные, то есть Кейтель, Шауб, я, Пума[18] и прочие, остаемся здесь на несколько дней, вероятно на два-три дня, а затем переезжаем на летние квартиры.
Ни с кем не делись этой информацией! Ламмерс, Гиммлер, Риббентроп и другие остаются на зимних квартирах, постоянно!
Из-за военных неудач наших союзников кампания вступила в критическую стадию, являющуюся для нас решающей. Весьма ощутимы потери, понесенные нами в Сталинграде. Тем не менее у меня нет ни малейших сомнений, что фюрер преодолеет возникшие трудности, как ему это удавалось раньше, и те, которые могут появиться в будущем.
Однако нам необходимо обдумать, спокойно и взвешенно, что следует делать в том случае, если однажды я не вернусь. Даже в мирное время добропорядочный буржуа может умереть от удара свалившегося ему на голову кирпича и во время войны погибнуть при бомбежке, а наша жизнь намного опаснее, чем жизнь обычного человека.
В моем распоряжении, увы, нет никакой усадьбы – Крумбек не в счет, это не более чем прекрасный сон, и вы не сможете оставаться ни в Зонненвинкеле, ни в доме в Оберзальцберге. По этой причине я на днях интересовался насчет Бергле. Если там не занято, то я могу купить или арендовать его для вас.
Если в войне наметятся перемены к худшему, сейчас или на более поздней стадии, самым лучшим для вас будет двинуться на запад, поскольку ты должна сделать все возможное, чтобы уберечь себя и наших детей от любой опасности. Им предстоит продолжить нашу работу. Жаль, что [дом в] Бергле сдан в аренду, я бы купил его для вас. Если положение станет отчаянным, ты, я надеюсь, сможешь уехать в Лоррах и оставаться там, по крайней мере, до тех пор, пока ситуация не прояснится.
Я пишу об этом только на всякий случай, в качестве предупреждения. Я более чем когда-либо убежден, что окончательная победа будет за нами, если только мы покажем, что действительно заслуживаем победу. В этой битве гигантов мы должны напрячь все силы, как это делает наш противник!
Береги себя, любимая, ради меня и наших детей. И не грусти! «Жизнь без опасности не жизнь!» – как говорит наш друг Клюге[19].
С любовью.
Твой М. Б.
* * *Мартин Борман своей матери
