Борис Колоницкий - «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны
Порой эта позиция связывалась с определенным практическим расчетом: раз император решил взять на себя командование, то, значит, дела на войне обстоят не так уж плохо. К тому же это решение воспринималось и как символическое послание: российскую армию, возглавляемую царем, может удовлетворить только победа, любые предложения сепаратного мира теперь будут отвергнуты. «Новое время» писало: «Русский Царь Сам стал во главе своего воинства и жалким прахом развеиваются надежды немцев на мир. … Руководительство Венчанного главы русского народа еще на большую высоту подымет дух армии и не будет для нее невозможного»330. Между тем всевозможные слухи о тайной подготовке сепаратного мира с Германией были важным элементом политического кризиса. Преодоление этих слухов – как увидим, все же частичное и временное – было необходимо для выхода из кризиса.
Идея сосредоточения военной и гражданской власти в руках царя также воспринималась порой положительно: возникшее во время войны «двоевластие» продемонстрировало свою неэффективность. Оптимизм внушала и фигура нового начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала М.В. Алексеева, который пользовался авторитетом среди профессиональных военных и был известен общественному мнению.
Если одни современники видели руку Распутина в принятии императором на себя верховного командования, то другие, напротив, надеялись, что новые обязанности Николая II, связанные с его долгим пребыванием в Ставке, будут способствовать тому, что он, наконец, преодолеет пагубное влияние «старца».
На отношение общества к решению царя взять на себя командование серьезно повлияло и то обстоятельство, что снабжение армии со временем улучшилось, а ситуация на фронте вскоре действительно стабилизировалась, Киев был спасен, в некоторых местах российские войска даже успешно контратаковали противника.
В то же время некоторые участники событий считали решение императора трагическим поворотным пунктом в истории страны. М.В. Родзянко, председатель Государственной думы, утверждал впоследствии, что этот шаг «положил начало деморализации армии и был первым толчком к сознательному революционному настроению в стране»331.
Современная исследовательница О.С. Поршнева, описывая реакцию армии, делает вывод: «Принятое Николаем II в августе 1915 г. решение о занятии им поста Верховного главнокомандующего русской армии было встречено солдатами без энтузиазма»332. Такое утверждение, возможно, излишне категорично, соответствующие детальные исследования общественного мнения того времени, насколько нам известно, не проводились. Однако ряд источников свидетельствует о том, что многие люди и на фронте, и в тылу неодобрительно относились к смене командования.
Известный историк С.П. Мельгунов записал 29 августа в своем дневнике: «По поводу перемены в Верховном командовании у обывателей слагаются разные версии: 1) потребовали союзники; 2) царь поехал, чтобы сдаться и добиться сепаратного мира. Вернее, это попытка поднять династический престиж. Так объяснял в Москве Кривошеин. Говорят, на этот акт напутствовал Распутин, вопреки мнению всех министров»333.
Версия о давлении союзников, никак не соответствующая действительности, имела в данном случае некоторый негативный оттенок: царь в своих решениях зависим от Англии и Франции. Версия о поездке на фронт с целью заключения сепаратного мира не получила, похоже, особого распространения, однако интересно, что решение царя «расшифровывалось» противоположным образом: вместо влияния союзников указывалось на влияние «немецкой партии», желавшей заключить мир с Германией. Впрочем, разговоры о сепаратном мире продолжались. Известный консервативный публицист Л.А. Тихомиров 5 октября 1915 года сделал запись в своем дневнике:
Легко понять, как подрывают все эти события и слухи авторитет государя императора. Как всегда, враги царя пользуются всем для подрыва его.
Так рассказывают, будто бы принятие Государем верховного командования и удаление Вел. Кн. Николая Николаевича было понято в Англии и Франции как признак того, что Государь хочет иметь свободные руки для заключения сепаратного мира. В силу этого, будто бы правительства Англии и Франции конфиденциально осведомили Государя, что в случае заключения им сепаратного мира Япония немедленно нападет на Россию (ныне беззащитную на Дальнем Востоке), а личные капиталы Государя, хранящиеся в Англии, будут конфискованы. <…>
Словом, кредит Государю подрывается страшно. А Он – поддерживая этих Распутиных и Варнав – отталкивает от себя даже и дворянство и духовенство.
Не знаю, чем кончится война, но после нее революция кажется совершенно неизбежной. Дело идет быстрыми шагами к тому, что преданными Династии останутся только лично заинтересованные люди, но эти продажные лица, конечно, сделаются первыми изменниками в случае наступления грозного часа334.
Наконец, как это и предполагали министры, принятие царем командования нередко приписывалось влиянию Распутина. Так полагали не только мало осведомленные простолюдины, но и люди, которых можно причислить к политической элите России. Даже бывший министр внутренних дел А.Д. Протопопов давал летом 1917 года следующие показания Чрезвычайной следственной комиссии: «Верховное командование было принято царем после долгих колебаний, по решительному совету Распутина»335.
В некоторых случаях инициатива смещения великого князя приписывалась и ненавистному бывшему военному министру генералу Сухомлинову. А. Тихомиров записал 1 февраля 1916 года в своем дневнике:
В армии ходят рассказы, что под Великого Князя подкапывались Распутин и Сухомлинов: Распутин за то, что Великий Князь его выдворил из армии, а Сухомлинов потому, чтобы не быть уничтоженным за свои гнусности. Рассказывают, что, уезжая куда-то, Сухомлинов (тогда еще министр) просил Государя позволить проститься с Наследником Цесаревичем и разыграл такую сцену: став на колени перед Цесаревичем, в сердцах (?) воскликнул: «И этого невинного отрока он (Великий Князь) хочет погубить!» Дело, конечно, не в том, сколько правды во всех этих толках, а в том, что они существуют широко, и постоянно связывают Личность Государя с самыми ненавидимыми людьми336.
Пожалуй, еще большее число современников полагало, что главным инициатором важных решений о смене командования и перетасовках в верхах была царица Александра Федоровна. Обвинения в адрес «молодой императрицы» продолжала выдвигать и мать царя, вдовствующая императрица Мария Федоровна, ее мнение не было тайной для ряда влиятельных аристократов. А. Булыгин писал 27 августа графу С.Д. Шереметеву после посещения резиденции матери царя: «Был сегодня на Елагине. Состояние очень удрученное. Обвиняет во всем Жену. Главное, что смущает – это удаление, или вернее изгнание всех преданных»337.
Говорили даже, что важнейшее решение было принято в результате прямого сговора с врагом. Некий житель Петрограда писал: «Слухов не оберешься… Между прочим, даже такой чудовищный, будто ГОСУДАРЬ стал во главе армии по совету Вильгельма – дескать, немного подеремся, а я потом уступлю и заключим мир. Будто все это подстраивают “сферы” с черным блоком, в расчете, что Вильгельм поможет расправиться с беспорядками. Такой план мог посоветовать лишь самый злой враг Царской Семьи и монархии в России»338. Если одни современники выдвигали конспирологические интерпретации событий, видели за сменой командования интриги союзников, то другие в атмосфере шпиономании военного времени даже это событие объясняли германским влиянием.
Весть о принятии императором командования вызвала новую волну оскорблений императора. Писарь тамбовской казенной палаты, например, заявил: «Такой дурак, а принимает командование армией. Ему бы только дворником быть у Вильгельма». О том же говорили и другие оскорбители императора. Молодой астраханец, присутствовавший при чтении вслух телеграммы о принятии императором на себя верховного командования, заявил: «Ну, теперь дело проиграно». Свои слова он пояснил, также назвав царя «дураком». Нижегородский крестьянин, узнав о решении царя, сказал: «Государю некогда делами заниматься. Он всегда пьяный. Он такой же германец». Некий молодой конторщик также не очень высоко оценил военные таланты императора: «Он ни … не понимает в этом деле, а только может селедку [саблю. – Б.К.] носить». Сумский мещанин в негодовании воскликнул: «Государь так навоюет, как навоевал Куропаткин, – за два дня продаст Россию». Вообще, немало людей было арестовано в конце августа 1915 года за оскорбление императора, нередко поводом для оскорблений было чтение газет, содержавших информацию о решении Николая II, читатели реагировали непосредственно, а порой и весьма грубо339.
