Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет
Во время этих тихих обрывочных разговоров Сину выпадала возможность и самому позадавать вопросы.
– Товарищ… – обратился он к одному надзирателю.
– Мы тебе не товарищи. Обращайся к нам «господин».
– Господин, где мы находимся?
– А тебе зачем? Хочешь знать? В центре сосредоточения.
– А здесь?.. – начал Син и провел рукой по горлу. Надзиратель покачал головой:
– Не, тут не то. Таких отправляют не сюда.
Солнце вставало и садилось; Син выбирал из каши камешки и ими отмечал проходящие дни: каждый вечер перед сном выкладывал камешек на подоконник. Из стен приходили мыши, забирались в парашу и жрали фекалии. Пока надзиратели не смотрели, Син ложкой без черенка – единственным предметом, который у него был, – выцарапал на стене свое имя, потом целую фразу. «Бетонная стена твердая, ложка ее царапала еле-еле, но постепенно появился след». Фраза была такая: «Здесь в 1979 году умер Син Сан Ок». Выйти из тюрьмы он не надеялся. Отныне вся его жизнь – коту под хвост. Может, некие потомки однажды прочтут это плохо различимое послание. Может, настанет день, когда «мои родные и весь мир узнают, что другого выхода у меня не было».
На подоконнике скопилось пятнадцать камешков, и тут Сина вызвал начальник тюрьмы. Кабинет его был в отдельном здании, ярдах в ста через двор; надзиратели повезли Сина на джипе. Син подставил лицо свежему воздуху, наслаждаясь каждой секундой. В кабинете сидел его бывший наставник, начальник тюрьмы и незнакомый человек, присланный из Министерства народной безопасности. Заместитель директора осведомился, жалеет ли Син о своем поступке и осознал ли его ошибочность. Син повесил голову.
– Я много думал, – сказал он. – Я понял, что поступил неправильно. Я не знал, каковы намерения товарища Ким Чен Ира, и поэтому совершил глупую ошибку.
– Не просто «товарища» Ким Чен Ира, – остерег его министерский, – а нашего любимого руководителя товарища Ким Чен Ира.
– Да, господин, я не понимал намерений нашего любимого руководителя товарища Ким Чен Ира и совершил ошибку. Я много думал о своей глупости и раскаиваюсь.
– Есть что добавить? – холодно поинтересовался заместитель директора. Должно быть, у него из-за побега Сина случились крупные неприятности. Син не придумал, что еще сказать.
– Можно мне хотя бы одно яйцо в день? – наконец выпалил он.
Заместитель директора записал его слова и ушел вместе с министерским. Надзиратели доставили Сина обратно в камеру.
В следующие три месяца процедура несколько раз повторялась. Всякий раз Син пресмыкался.
– Если Чхве Ын Хи жива, разрешите нам повидаться, – однажды сказал он заместителю директора. – Мы вместе будем работать на великого вождя и любимого руководителя. Мы будем усердно трудиться… Я пытался бежать ради моей семьи, – в другой раз сказал он. – Но теперь я готов ради великого дела пожертвовать всем, что не имеет значения. Подарите мне шанс.
Вранье давалось легко. Чтобы выбраться из тюрьмы, он был готов на все.
После очередных таких вот эрзац-слушаний по УДО пришел врач и дал Сину советские мультивитамины. С тех пор его стали кормить витаминами ежедневно. Надзиратели получили лишний предлог ошиваться у него под дверью.
– Я слыхал, если их глотать каждый день, есть не хочется, – как-то утром сказал один надзиратель, с любопытством разглядывая таблетку на свету.
– Нет, это просто пищевая добавка, – ответил Сии. – Есть все равно нужно.
– Но я слыхал…
– На Юге все едят витамины, – сказал Сии, свернув разговор в предсказуемое русло.
– Чего? – вытаращился надзиратель. – Чиновники, да?
– Да нет. Витамины продают в аптеках.
– И все могут купить?
– Конечно.
Надзиратель потряс головой – надо же, какой удивительный Юг. Потом вдруг кулаком заехал по двери в соседнюю камеру и заорал заключенному:
– Отвечай понятно, сукин сын! Гнида! – И заржал.
– А он за что сидит? – спросил Син.
– Экономическое преступление, – ответил надзиратель.
– Бывают экономические преступления?
Надзиратель сплюнул.
– Вор он, ясно?
9 апреля, спустя пять дней после третьего дня рождения младшей дочери Сина и вскоре после того, как начали давать витамины, начальник тюрьмы забрал его из камеры и доставил в какой-то кабинет, где надзиратель обрил Сину волосы по военному образцу Затем его отвели в душ для персонала и велели помыться. Вернули одежду, в которой он пытался бежать. Когда он помылся и оделся, начальник тюрьмы проводил его к себе в кабинет, где сидели заместитель директора и толстяк-допросчик.
Заместитель директора кивнул, и толстяк встал.
– Товарищ, – гортанно, с дрожью в голосе, объявил он, – вы уничтожили государственную собственность и планировали бежать из нашей страны. Вы заслуживаете смертного приговора. – (Син перестал дышать.) – Однако мы решили на сей раз закрыть глаза на ваши проступки, чтобы вы прилежно трудились на благо народа и страны. Все понятно?
– Да, – сказал Сии. – Да!
– Не забывайте доброты и великодушия нашей родины, – предостерег толстяк.
– Спасибо, – согласился Сии.
Снаружи ждал очередной «бенц» без опознавательных знаков. Заместитель директора проводил Сина до машины. Уже три месяца, с первого допроса, он с Сином почти не разговаривал. Он похудел, отметил Сии, словно недоедает; может, на его долю даже выпали страдания. Может, его наказали за то, что упустил Сина. Син открыл дверцу, и заместитель директора стрельнул в него злобным взглядом.
– Хреново выглядите, – рявкнул он. – Вы только посмотрите на себя.
«Бенц» отвез Сина назад в Каштановую долину, на сей раз в дом дальше по дороге, над рекой Тэдонган, за огромным раскрашенным щитом, на котором трудолюбивый Ким Ир Сен улыбчиво наставлял местных крестьян. Новый дом оказался меньше предыдущего и не такой богатый. На окнах решетки, у парадной и задней двери караульные, со всех сторон прожекторы.
Войдя в дом, заместитель директора укорил Сина за то, что «причинил столько горя», и выразил надежду, что отныне Син перестанет бедокурить. Затем усадил его и велел написать Ким Чен Иру покаянное письмо.
После трехдневных трудов письмо наконец было составлено к удовольствию заместителя директора. Не прошло и месяца, Син начал откладывать еду для нового побега.
17. Пыточная поза
– Я решил остаться в Северной Корее, – объявил Син заместителю директора. – Давайте, может, я вам расскажу про свою жизнь, а вы мне что-нибудь посоветуете?
Он приступил к политзанятиям со всем рвением, на какое был способен. Прочел трехтомную «Историю борьбы Ким Ир Сена с японскими захватчиками», написал хвалебную рецензию – насколько позволила ему совесть кинематографиста – и, желая произвести впечатление на наставника, даже заучил наизусть обширные фрагменты. В обществе заместителя директора Син смотрел по два северокорейских фильма в день – один утром, другой днем. 16 апреля, в день рождения Ким Ир Сена, Син вместе со всеми поднял бокал шампанского, хотя вообще-то не пил. «Я осушил залпом [первый бокал] и сразу попросил второй, – вспоминал он. – А потом сказал тост. „Желаю нашему любимому великому вождю Ким Ир Сену долгих лет жизни и процветания!”»
Надзирали за ним пристальнее. Спальня была на верхнем этаже, дверь просматривалась из всех соседних комнат. Внизу располагались гостиная, она же просмотровая, столовая и третья спальня для еще одного куратора. Теперь с Сином жили двое. Ему сказали, что это его «повар и секретарь». Заместитель директора, который прежде жил с Сином в доме, теперь ночевал где-то еще и приезжал только на политзанятия. В его отсутствие Сина не выпускали даже на задний двор. Все окна, кроме одного в столовой, были буквально заколочены. Ночами во двор выпускали свирепого пса.
Апрель превратился в май, май – в июнь, потом вдруг наступил июль. Стояла влажная жара, цветы за окном расцвели ослепительной палитрой. Целыми днями в воздухе гудела саранча. Сидя под замком, Син в импровизационной лихорадке собирал все, что попадалось под руку, – объедки, соль, спички, – даже не задумываясь, на что они могут сгодиться. «Я понимал, что другого шанса не будет, – говорил он. – Если поймают – убьют».
Часы ползли медленно, день за днем он «нервничал, планировал и поджидал свой шанс». Почти каждую ночь невыносимую духоту разгоняли грозы. Взрывы грома и стук ливня заглушали все прочие звуки в доме; охранники плюнули на патрулирование и теперь прятались под крышу. И все равно Син не смог бы пробраться мимо пса. Он, впрочем, и не планировал. На сей раз его замысел был проще и дерзче.
Июльской грозовой ночью он прокрался в гостевую комнату наверху, где были три батареи на колесиках, за ними панель в стене, а за панелью пустота, куда влезет человек. Син отодвинул батарею, снял панель, забрался внутрь и осторожно поставил панель на место. Батарея стояла за столом – трудно разглядеть, что панель за нею снимали.
