Евгений Вышенков - Крыша. Устная история рэкета
Закупали на Апрашке. Деньги, товар хранили в кабинетах. Тетрадка прихода лежала у меня на журнале регистрации агентурных сообщений.
Нам коллеги из БХСС дали набой — мы начали покупать левый коньяк у оптовиков и отдавали в бары. Своим. Те закатывали его в левые бутылки и продавали.
Например, в бар завозят два ящика «Тбилиси» по 35 рублей. Он улетает в вечер, но на приходе пишется лишь одна бутылка. А остальное левак. Такая бутылка обходилась в 8 рублей, а продавалась за 35. В день уходили ящики. Вечером вновь разливали. Когда разливали, то это называлось у торгашей полчаса страха. То есть еще частично жили по-советски, и думали по-советски, и воровали по-советски. Хотя теперь понятно, какой там страх. На улицах уже шанхай начался.
Тема вскоре ушла. Началось обнищание, появился в ларях более дешевый коньяк. А на месте «Космоса» ныне отделение «Энергомашбанка», председателем совета директоров которого я долго являлся. Но это другая история.
ПОДПОЛЬЕ
Малышеву, уже отсидевшему за два убийства, не хватало только обвинения в организации третьего, и резонансного. Сначала они с Челюскиным два месяца не ночевали дома, а когда их фамилии и имена стали фигурировать в милицейских справках, и их стали разыскивать, подались в бега. Сначала по липовому приглашению оказались в Финляндии, а оттуда перебрались в Швецию, где попросили политического убежища как узники совести — верные традициям евангелисты, подвергающиеся гонениям. Шведы им поверили, а они в благодарность отпустили бороды — так, с их точки зрения, должен был выглядеть настоящий евангелист. Вскоре к ним присоединился Утюг, который выдал себя за пацифиста, отказавшегося воевать в Афганистане.
Никаких кредитных карт у них и в помине не было, а валюты они взяли с собой немного, так что очень скоро двое Саш и их приятель начали бедствовать. Они снимали углы у девиц из Ленинграда, обосновавшихся в Стокгольме, и думали как заработать. Первые попытки были честными: они пришли в спортивный клуб и продемонстрировали шведам свое спортивное превосходство. Ими восхитились, но предложили отстаивать честь потомков викингов бесплатно. Тогда они решили работать на погрузке и разгрузке тяжелых предметов, но предметов было много, а платили мало. По воспоминаниям одной из девушек, приютивших их компанию в Стокгольме, Малышев в конце концов сказал: «Они сами толкают нас на криминал». Но даже и криминала достойного им не подвернулось. Дошло до того, что изгнанники были вынуждены лазить по соседским балконам и без спроса собирать овощи, оставленные там на хранение. Они часто гуляли по центральным улицам: в сотнях магазинов и лавочек всегда было чем поживиться. Однажды к ним прилип фотоаппарат-мыльница, и на него Утюг сфотографировал Челюскина и Малышева в полный рост на одной из самых людных туристических улиц. Эту фотографию нашли у Малышева при обыске в 1992 году. Сотрудник РУБОП Николай Аулов подарил ее Андрею Константинову. В 1994 году Константинов совместно с известным шведским журналистом Малькольмом Дикселиусом издал книгу «Криминальное русское подполье». Фотография попала в эту книгу, а Малькольм Дикселиус, увидев ее, передал своим коллегам, и она разошлась по многим шведским газетам с подписью: «Русская мафия в Стокгольме». С тех пор шведы очень боятся Челюскина и Малышева.
БРОЙЛЕР
Пока Малышев скрывался в Швеции, следствие, некоторым образом, зашло в тупик. Лещенко, конечно, знал, что произошло на рынке, но одно дело — знать, а совсем другое — доказать. Большинство из тех, кто мог бы давать показания, скрывались. И даже если бы они и оказались в кабинете следователя, то едва ли стали бы честно рассказывать о том, чем занимались на рынке и из-за чего возник конфликт. Между тем удалось найти самого Бройлера. До того как оказаться под стражей, Мискарев уже занимался тем, что получал дань с кооператоров и каждый раз, заходя в магазин или ларек, приговаривал одну и ту же фразу: «Дайте мне что-нибудь из денег». К удаче сотрудников недавно созданного 5-го отдела ГУВД, в момент задержания у него при себе оказался обрез, что значительно упрощало дальнейшую процедуру. Практически сразу Мискарев написал заявление, в котором признался в убийстве Федора Гончаренко в драке. Вот как дословно выглядело признание Бройлера (орфография и пунктуация сохранены):
«17 декабря 1988 года я находился на рынке в Девяткино, где было много народу — спекулянтов, покупателей, среди которых Федя фамилии которого я не знал. На рынке произошла драка...
Ко мне подошли группа ребят в количестве 7—8 человек, среди которых был Федя который был одет в короткую куртку, знал его видел в ресторане Ленинград. Я не ожидал, что меня станут бить продолжал заниматься своими делами не обращая на них внимания. А в это время меня со всех сторон начали избивать руками и ногами, в том числе и Федя. Я не мог подняться и на четвереньках стал пытаться отползти от них, а потом упал на снег и закрыл лицо руками так как били руками по голове.
Какое это время продолжалось я не помню. А затем меня подняли и Федя ударил меня ногой в живот, а еще кто-то в глаз кулаком. А потом Федя сказал „хватит с него" так и не объяснив за что. Но затем я сделал выводы, что это могло произойти только из-за спекулянта за которого я заступился...
Вечером я пошел в ресторан „Паланга", видел многих своих знакомых ребят, Марадону, Сашу кооперативщика которым я сказал, что меня избили на рынке в Девяткино...
Утром 18 декабря 1988 года я от них ушел около 10:00 на рынок в Девяткино...
На рынок я приехал где-то в 10:30 один никакого оружия со мной не было. На рынке как всегда была толпа людей. Я хотел поговорить с Федей за что меня избили и узнать где мои туфли он был не один они перед своей работой как всегда стояли кучками в местах где стояли наперсточные станки. Были и наши ребята — Стас Жаринов, Андрей Акимов, Бога Сергей, Малышев Саша, Кудряшов Паша, Юра Алымов, Саша Челюскин и другие. Драка по поводу моего конфликта с Федей не намечалась. С противоположной стороны были Федя с ребятами, Лукошин, Битый Глаз других я знаю наглядно. Я стоял спиной и когда развернулся то увидел, что Лукошин затеял драку, а затем меня ударили по лицу сбоку и полетел на карачках на землю, затем я начал подниматься а вокруг меня были парни, я перехватил из руки чей-то нож так как думал, что меня могут порезать, нож был у меня в правой руке и когда я развернулся то увидел Федю который бил меня ногой, но сильного удара у Феди не получилось и мы упали, нож у меня так и остался в руке. Сцепились мы с Федей в двое, и покатились с ним в это время друг другу нанося удары. Я был в сильном стрессовом состоянии и не понимал что делаю думая только о том, что мне необходимо защититься так как у меня не было выбора. В борьбе я наносил удары ножом в область корпуса спереди. Количество ударов я не помню толком, но по всей видимости неоднократно, приблизительно 2—3 удара, но точно узнал потом. Борьба была только между нами мной и Федей удары ножом наносил только я другие не могли ударить Федю ножом потому что были от нас на расстоянии. Когда я вскочил с Феди а он лежал, мне в лицо прыснули слезоточивым газом „черемуха" но в своем состоянии я этого почти не почувствовал. На меня направил этот баллон парень, а рядом с ним стоял еще один с цепью на конце которой был металлический предмет. Я кричал и все передо мной было как в тумане и я бежал с всеми с рынка, а нож выбросил по пути с железнодорожного полотна вниз. Как я наносил Феде удары должен был кто-то видеть».
Ничего такого, что указывало бы на то, что Мискарев состоял в организованной преступной группе, в словах Бройлера не было, как не было тому и других неоспоримых доказательств. А оперативников и следователей поджимали сроки. В итоге то, что еще весной называлось преступными группировками, к осени, когда зачитывали приговор Сергею Мис-кареву, получило гораздо более нейтральное определение: «...на стихийном рынке на ст. Девяткино между Гончаренко и его знакомыми, с одной стороны, и Мискаревым и его знакомыми, с другой стороны, произошел конфликт...» [22] Человек, которому в руки попал бы приговор по делу Мискарева, не зная обстоятельств происшествия на рынке, решил бы, что речь и правда идет о стихийной драке. Предлагаемый в нем вариант развития событий мало чем отличался от того, как было описано первое убийство, совершенное Малышевым в случайном уличном конфликте в 1976 году. Наказание Бройлер отбывал в более чем сносных условиях. Утром он выходил из камеры в изоляторе на улице Лебедева в длинном красном шелковом халате с драконами на спине и отправлялся в спортзал на второй этаж. Там он занимался тяжелой атлетикой, и на вопрос кума (так называют в изоляторах оперов) «Как дела?» неизменно отвечал, что «жмет 160 кг на 8 раз».
Сергей Можегов по прозвищу ВоробейПосле противостояния в Девяткино на Некрасовском рынке продолжали крутить наперстки. Но уже масштабнее. Гена Петров организовал сеть. От него станки стояли на втором этаже рынка, около входа — на ступеньках, возле гостиницы «Октябрьская», возле станции метро «Площадь восстания». Я поджигал от Гены на Некрасовском. Моя задача была проигрывать или выигрывать, заталкивая таким образом прохожих. Со мной работали Эдик Алексон и Женя Лужский. Порой на нос выходило до полутора тысяч рублей. Милиция нам особо не мешала.
