Николай Еленевский - Время пастыря
Может, эта тяга Тихоновича к Саровскому старцу была еще и потому, что некогда там с 1820 года служил преподобному Серафиму до самой его смерти родственник Иоанн Тихонович, впоследствии игумен Иосааф, и что сам Платон Максимович питал уважение к поучениям Серафима.
Они были напечатаны в книге «Прославление святых в Церкви христианской православной. К торжеству прославления преподобного и богоноснаго отца нашего Серафима Саровского», написанной протоиереем Петром Смирновым и изданной в 1903 году к открытию мощей Великого Старца. Она стала настольной книгой святаря Тихоновича.
Поучения собрал и отредактировал протоиерей Виктор Гурьев. Среди них «Ленивым к молитве», «Об избавлении от уныния и отчаяния», «О кротком обращении с ближними» и ряд других.
Хотелось бы обратить ваше внимание на одно из них – «О кротком обращении с ближними».
Обратить потому, что на нем стояли карандашные пометки, сделанные рукою Платона Максимовича. Чем это было вызвано, и почему он придавал этому поучению такое значение, можно лишь догадываться. Видимо, появились эти пометки после его посещения Саровской пустыни. Хотя могли быть иные причины.
Поскольку само поучение не очень длинное и не затруднит вашего внимания, это с одной стороны, а с другой стороны – вдруг кто-то из достопочтимых читателей откроет в этом поучении для себя нечто важное, поэтому приведу его полностью:
«О кротком обращении с ближними.
К сожалению, братие, в большинстве случаев мы никак не можем похвалиться своим обращением с ближними.
При обращении с высшими у нас нередко являются лицемерие, лесть, коварство, человекоугодничество. При обращении с низшими – презрение, гордость, надменность, спесь.
Это нехорошо, как и говорит апостол Иаков: «Если вы исполняете закон царский по Писанию: возлюби ближняго твоего так, как себя самого – хорошо делаете. Но если поступаете с лицеприятием, то грех делаете и пред законом оказываетесь преступниками».
Ввиду этого понятно, нам необходимо и впредь переменить наше обращение с ближними и относиться к ним так, как относились до сих пор.
Но как же?
Да относитесь к ним так, как относились угодники Божии, – и это самое лучшее. Своим примером они научат вас должному обхождению с ближними, и тогда вы будете обращаться с ними совсем иначе, чем обращались доселе. Мы же для того, чтобы подтвердить последния слова наши самым делом, сейчас и пример вам от одного из угодников Божиих представим.
Вот что, например, по этому поводу пишется про преподобного Серафима Саровского в житии его: «Особенным свойством его обхождения и беседе были любовь и смиренномудрие. Кто бы ни был приходивший к нему, бедняк ли в рубище или богач в светлой одежде, с какими бы кто ни приходил нуждами, в каком бы греховном состоянии ни находилась его совесть, он всех лобызал с любовью, всем кланялся до земли и, благословляя, сам целовал руки даже у непосвященных людей».
Никого не поражал он жестокими укоризнами или строгими выговорами, ни на кого не возлагал тяжкого бремени, сам нес крест Христов со всеми скорбями.
Говорил он иным и обличения, но кротко, растворяя слово свое смирением и любовию. Старался возбудить голос совести советами, указывал пути спасения и часто так, что слушатель его на первый раз и не понимал, что дело идет о душе его. После же сила слова, усиленного благодатию, непременно производила свое действие.
Не отходили от него без действительного наставления ни богатые, ни бедные, ни простые, ни ученые, ни вельможи, ни простолюдины. Для всех было довольно живой воды, текущей из уст прежнего молчальника, смиренного и убогого старца.
Народу, особенно в последние десять лет его жизни, к нему стекалось ежедневно целыя тысячи. Ежедневно при многочисленном собрании пришельцев в Саров у него бывало в кельи около 2000 человек и более. Он не тяготился и со всеми находил время побеседовать на пользу души. В кратких словах он объяснял каждому то, что именно ему было благопотребно, открывая часто самые сокровенные помыслы обращавшихся к нему. Все ощущали его благоприветливую истинно родственную любовь и ея силу, и потоки слез иногда вырывались у таких людей, которые имели твердое окаменелое сердце.
Таково то было обращение преподобного Серафима с ближними».
Удалось ли осуществить свою мечту, Тихонович письменных сообщений, кроме записи о таком пожелании, не оставил. Однако сошлемся на воспоминания дьяка Ивана Жураковского, а также его сына Антона, что свое намерение Тихонович воплотил в жизнь. И это в 67 лет от роду!
* * *20 июня 1910 года в Лунинскую Борисоглебскую церковь войдет новый священник Иоанн Рожанович. Ему Платон Тихонович в связи со своим выходом на пенсию передаст ключи от храма, а вместе с ними и всю паству. Сам же будет определен в качестве заштатного священника. В сентябре того же года по соглашению и разрешению руководства Минской епархии в Лунине пройдут торжества, посвященные полувековому юбилею служения Святой Церкви священника Платона Тихоновича. В них примет участие как многочисленное духовенство Пинского уезда, так и светская власть. Сам же Платон Максимович к этому значимому как в его жизни, так и в жизни пинского духовенства событию будет указом императора Николая II по прошению Святейшего синода награжден золотым наперсным крестом.
За Платоном Тихоновичем по его просьбе оставят место законоучителя в народном училище, а также, учитывая его заслуги, выделят для пропитания участок причтовой земли. Но вскоре, по настоянию Иоанна Рожановича, законоучителем утвердят его, а Платон Максимович займется своим любимым делом – пчеловодством. Здесь он найдет себе и благодарного ученика – молодого псаломщика Александра Плешко.
Потом грянет Первая мировая война, а вместе с ней и тяжелейшие испытания для народа, для Церкви и ее служителей. В 1917 году священник Иоанн Рожанович вместе с семьей, получив эвакуационный билет, покинет село и в силу сложившихся обстоятельств приход снова возглавит Тихонович.
В самое тяжелое время он опять будет вместе со своей паствой. Это к нему будут приходить с жалобами учителя на то, что они никак не могут получить деньги за свой труд. Он будет вынужден неоднократно писать в пинское казначейство и под свою ответственность просить этих денег и посылать за ними учителя Лемешевского, чтобы произвести выплату и поддержать в такое трудное время педагогов.
Сельчане устанут от произвола, чинимого в 17-ом году солдатами 71-го и 123-го пехотных запасных батальонов, которые воровали разную живность, кавалеристами 31-го корпуса, совершившими большие потравы полей, на поломанные артиллеристами заборы…
Он будет в едином лице на то нелегкое время представлять для всех власть и духовную, и светскую. Но именно духовная окажется влиятельнее и сильнее всего. К слову священника будут прислушиваться и те, кто отстаивал старые идеалы, и те, кто рвался в неизвестное им будущее. Хотя, чем далее, тем больше унижений, а порой и оскорблений пришлось принять в свой адрес Тихоновичу.
Летом 1919 года ополченцы вновь созданного коммунистического полка сожгут имение Друцко-Любецких, а вместе с этим и большой ценности библиотеку. Еще накануне была составлена комиссия по описи имущества, которое большей частью решили передать новой власти. В ее состав включили и Тихоновича. Но солдатам нового полка требовалось чем-то платить, и его командование решило сделать оплату натурой – этим имуществом. Дележ принял дикий разгул. Говорили, что в подвалах имения нашли много разносортного вина, которым солдаты и командиры опились и не знали, что творили. Престарелый священник Тихонович вместе с молодым псаломщиком Плешко, что успели, так это выхватить из огня некоторые книги. Их сложили на повозку и перевезли в церковь. Считали, что там самое надежное для них на то время укрытие.
Эта груженная книгами повозка, ехавшая по центральной улице села, и шедшие рядом перепачканные пеплом немощный плотью, но крепкий духом старик в духовном одеянии и молодой красивый Плешко запомнились сельчанам.
В ноябре 1919 года Платон Максимович схоронил просфорню Александру Глушакевич. Свою надежную помощницу и советчицу. Когда она овдовела, он по доброй памяти и в знак своей дружбы с ее мужем священником Оховской церкви Пинского уезда Голушкевичем взял ее в Лунинскую церковь, куда ее и перевели в 1880 году. У нее, кроме Святой Церкви, как она часто говорила, никого в этом мире больше и не имелось. В начале декабря такого же «греховодного года» ключи от церкви он передал Александру Плешко, поскольку новый священник Василий Вечерко задерживался с переездом.
В священнический дом Тихоновича, всегда гостеприимный и открытый для всех, вместе с новыми хозяевами уже входило и новое время.
* * *…За окнами храма набирала силу декабрьская метель. Порывы ветра вносили вместе с входившими в него людьми снежинки, мелкие, знобкие, они опадали на непокрытые головы людей, оседали на кожухах мужиков, больших шерстяных платках женщин. Народу набралось столько, сколько приходило сюда по самым большим праздникам.
