Грег Мортенсон - Школа на краю земли
Через несколько месяцев Сарфраз устроил уже более десятка таких маленьких палаточных школ в районах, куда не добирались ни благотворительные, ни правительственные организации. Понятно, что когда вокруг полная разруха и хаос, это казалось каплей в море. Но все сотрудники Института Центральной Азии всегда верили в важность и перспективность малых инициатив. На фоне общей картины наши школы казались незначительным свершением, но для людей в горных селениях они были лучом света, источником надежды.
В разрушенном Кашмире той осенью это было главным, ради чего стоило выпить три чашки чая.
* * *Тем временем я, находясь в Монтане, тоже не прохлаждался. Сразу после землетрясения на наш маленький, состоящий из двух комнат офис в Боузмене обрушилось множество звонков, а также писем – электронных и обычных. Люди присылали пожертвования. Многие обращавшиеся к нам были уверены, что у ИЦА есть возможности и связи, чтобы немедленно передать их помощь в зону бедствия. Они считали, что мы должны начать действовать незамедлительно.
Но, по правде говоря, я на тот момент еще не понимал, что Институт Центральной Азии должен делать в подобных обстоятельствах. Для того Сарфраз и совершил несколько предварительных командировок в Азад Кашмир, чтобы сперва собрать информацию, которая поможет принять правильное решение и разумно распределить средства. Я сообщал об этом связывавшимся со мной людям, но им не нравился мой последовательный и прагматичный подход. В течение октября жертвователи завалили весь наш офис палатками, одеждой и всякой утварью. Каждая посылка сопровождалась прямой или завуалированной просьбой, чтобы мы срочно отправили этот груз и вообще сделали хоть что-то, чтобы облегчить участь попавших в беду пакистанцев.
Нам также переводили и деньги, и за неделю до Дня благодарения собралось более 160 000 долларов, которые можно было потратить на образовательные цели.
А я сидел в подвале в Боузмене и слушал рассказы Сарфраза о человеческих трагедиях, о появляющихся среди руин медресе и обо всем остальном, чему он был свидетелем. При этом меня охватывало острое чувство вины: почему я здесь, а не там, на передовой? Я просыпался в два часа ночи с мыслью о беженцах и уже не мог заснуть. Я вставал в полпятого, ехал в спортзал, где занимался вместе с Джефом Макмилланом, моим тренером и другом, который часто навещает Тару и детей во время моих отлучек. Но напряженные тренировки тоже не улучшали настроения. Меня захватила навязчивая идея, что я ничего не делаю, хотя должен бы. Наконец Тара, всегда понимавшая меня лучше всех, решилась сделать первый шаг.
«Поедем поужинаем вместе, – сказала она. – Нам надо поговорить».
Когда мы сели за столик, жена напрямую заявила: «Дорогой, если ты сейчас не уедешь, ты и сам потеряешь рассудок, и сведешь с ума всех нас. Сегодня же вечером начнешь собираться. Тебе пора заняться тем, что у тебя получается лучше всего. Это – твое призвание. А мы все будем ждать тебя».
Время для отъезда было совсем неподходящим. Не за горами праздники и детские каникулы. И я, и Тара, знали, что если я отправлюсь в Кашмир, то, скорее всего, не смогу вернуться к Рождеству. Принять такое решение было нелегко, но за меня его приняла моя жена – мой лучший друг. Она осознавала: физически я дома, но мои мысли далеко. Чтобы потом по-настоящему быть рядом с близкими, мне сейчас нужно покинуть их.
Утром в День благодарения я направился в аэропорт.
Глава 9
Парты Фарзаны
Однажды среди руин раздались голоса, и мы вдруг увидели импровизированную школу… Сквозь трещины в стенах проникали лучи солнца. Дети повернули головы, они смотрели на нас и улыбались.
Колин Таброн. «Тень Шелкового пути»В течение следующих шести недель то мы с Сарфразом, то мои пакистанские сотрудники из «грязной дюжины» регулярно проникали в самые глухие уголки долины Нилум. Иногда мы путешествовали на перекладных, пару раз ездили на ослах, но чаще всего просто добирались до нужного места пешком. Питались крекерами и быстро завариваемой лапшой, пили речную воду, предварительно растворив в ней таблетки йода, спали под разбитыми машинами прямо у дороги или под брезентовым тентом. Когда мы ездили вдвоем с Сарфразом, то дошли до пределов аскетизма, хотя мы и раньше не особенно баловали себя в поездках. Но сейчас ночной сон занимал не более трех часов, и мы поддерживали себя в форме, глотая ибупрофен пригоршнями и выпивая литры чая. Время от времени я звонил Таре, но ужасы, которые я наблюдал повсюду, заслоняли все другие эмоции, так что просто не было сил скучать по дому.
Вскоре я понял, что Сарфраз вовсе не преувеличивал масштабы катастрофы. Даже спустя два месяца после землетрясения пропавшими без вести числились тысячи людей. Может, кто-то из них погиб, а кто-то был ранен? Кто-то добрался до лагеря беженцев или отправился к родственникам в другую область? Власти не могли подсчитать потери не только потому, что поисковые бригады все еще продолжали извлекать неопознанные тела из-под завалов, но и из-за того, что люди постоянно мигрировали.
По дорогам бродили группы мужчин, как правило, земляков, которые искали пункты раздачи гуманитарной помощи или место, где найдется еда и кров для них и их родственников и соседей. Обнаружив хорошо оборудованный лагерь, они селились в нем, а затем отправляли посыльного в свою разрушенную деревню. Вскоре практически все ее жители присоединялись к ним. Эти места сбора пострадавших напоминали мне афганские лагеря беженцев прямо рядом с пакистанской границей – антисанитария, отсутствие канализации и нехватка питьевой воды. Ночью людям было трудно заснуть в забитых до отказа палатках, а днем жители лагеря слонялись без дела.
Иногда такие палаточные городки исчезали так же внезапно, как появлялись: запасы кончались, и скитальцы снова выходили на дорогу в поисках пристанища. Бывало, что у лагеря оказывался более стабильный источник жизнеобеспечения, так что вокруг него начинало постепенно образовываться нечто вроде постоянного поселения.
В таких случаях люди находили себе какую-то черную работу и вместо навесов из брезента и пластика сооружали импровизированные жилища из обломков стройматериалов.
Мы стремились посещать именно те места, где беженцы пытаются основательно обустроиться. Расспрашивая обитателей лагерей, из какой деревни они родом и сколько было в их районе детей, я интересовался также, уцелела ли школа. Ответ на последний вопрос всегда был отрицательным.
Все школы в пятидесяти или шестидесяти деревнях долины Нилум были полностью разрушены. Возможно, где-то были исключения из этого правила, но мы о них так и не узнали.
В каждой школе этого региона училось по 150–600 ребят. Почти всегда оказывалось, что от трети до половины из них погибли. Чаще всего причиной тому становилось обрушение плохо построенных или ветхих зданий. Подрядчики, строившие по государственному заказу, пытались сэкономить и клали кровельные балки на расстоянии метра и более друг от друга (а положено – не больше 70 сантиметров). В других случаях они замешивали раствор в неправильной пропорции – соотношение песка и цемента должно составлять 6:1, а они делали 10:1. Кто-то урезал расходы на бетон, а кто-то отказывался от использования двойных листов металла, повышающих прочность крыши.
В результате здание разваливалось, причем происходило это по одному из двух сценариев: либо ломалась кровля и обломки падали прямо детям на голову, либо трескались стены, а крыша падала целиком. В последнем случае нередко погибали все, кто оказался в помещении. В маленькой деревушке Нусада таким образом заживо были погребены 198 учеников. Тремя годами позже, в 2009 году, огромный кусок бетона так и лежал в том же месте на склоне холма, где когда-то стояла школа. Он по сей день служит памятником над общей могилой детей из Нусады.
У властей и неправительственных организаций редко доходили руки до того, чтобы обеспечить обитателей отдаленных районов продовольствием и лекарствами, что уж говорить о восстановлении системы образования. Хотя в некоторых местах пакистанские военные ставили большие палатки и объявляли, что здесь будет местная школа. Однако такой подход к делу не работал. В лежащих в руинах окрестных деревнях нужно было еще как следует поискать тех, кто сможет преподавать, а затем предоставить этим людям учебные материалы и зарплату. В местах, где мы побывали и где приложили собственные усилия для налаживания учебы, палаточные школы Сарфраза были единственными по-настоящему действующими учебными заведениями.
Весь декабрь и часть января мы ездили по деревням, где открылись наши школы, чтобы выяснить, какая поддержка им необходима для продолжения бесперебойной работы. Там, где Сарфраз еще не был, начинали работу с нуля. В некоторых местах ничего не клеилось или поначалу выходило вовсе не так, как задумывали.
